присвоил сто тысяч.
- Ну, ты сволочь! Иди немедленно сознайся.
Кокуш был хорошим человеком, его любили все курсанты.
- Не могу. Будь это майор Зелецкий, сознался бы с удовольствием.
- Тогда я сам скажу. Хороший человек не должен мучиться. Не бойся, тебя не выдам.
Кокуш сидел в ротной канцелярии и что-то писал.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться? Курсант Мелас.
- Да. Слушаю.
- Один из нас подло над Вами пошутил, вписал в Ваш блокнот номер облигации с выигрышем в сто тысяч. На самом деле у Вас такой облигации не было.
- Кто?
- Этого я Вам не скажу, но поверьте, он сильно переживает и просит прощенья.
- Значит это ты.
- Нет, не я, но если Вы уверены, то пусть так и будет. Разрешите идти?
- Идите.
С этого момента Кокуш ночевал дома.
Учёба шла своим чередом. Мне нравились предметы: вождение, стрельбы, где я преуспевал, строевая подготовка, как не странно.
В дни праздников парад на площади Дзержинского – это что-то не от мира сего: многодневные изнурительные тренировки. Ты отдаёшь себя без остатка, чтобы не попасть в отчисленные за плохую подготовку. Но зато, попав на парад, ждёшь неизбежное эмоциональное чудо. Выстроенные войска ждут около часа начало действа, бедные мальчики-суворовцы теряют сознание и падают от перенапряжения, да и мы ребята в самом соку держимся на пределе. Наконец колонна двинулась, перед трибуной принимающих парад, звучит команда: «На руку! Равнение на право!» Кто-то из наиболее голосистых курсантов истошным голосом кричит: «Руби!» И колонна в сто человек, 10 на10, становится единым организмом, это уже не мы, а ты идёшь, из последних сил чеканя шаг. В это мгновение хоть на вражескую амбразуру. При выполнении команды «На руку!» часто штыком рвут ухо впереди идущего, но он, истекая кровью, узнает об этом только после прохождения.
Я, как и многие курсанты, не любил тактику из-за преподавателя подполковника Дашенцева, не было в нем внутреннего военного стержня. Человек хороший, но не наш.
Невзлюбил преподавателя и запустил предмет, что могло привести к отчислению в солдаты.
Между тем учёба продолжалась, броня крепчала, утолщаясь, но никакая толщина брони не могла оградить нас от любви. Первый курс в увольнение практически не отпускали, личные знаки, металлические жетоны с номером, заменяющие увольнительную, были у каждого, их нам дарили выпускники. У меня был номер, совпадающий с записью в книжке, что облегчало встречи с военными патрулями. Впрочем, к сексуально неустойчивым курсантам, Залютенские девочки легко прыгали через высокий училищный забор. Это про них мы строем пели песенку.
Не для меня Залютинская девочка,
Не для неё учусь я столько дней.
Она ж уверен я мечтает дурачка, ей-ей,
Что я женюсь, в конце концов, на ней.
Что сдуру, братцы, я женюсь на ней.
Я с такими подружками не общался, меня увлекали те, что нравились, но, к сожалению, природа не наградила меня сексуальным магнетизмом, и я страдал.
Тишка и Конёк попали в другой взвод, и я крепко сдружился с любимцем роты Валентином Ведерниковым, прекрасно поющим знакомые песни под гитару. Для физической закалки командир роты майор Зелецкий разрешал после занятий на часок отлучаться для бега по немереной территории училища, и мы с Вальком, перемахнув через забор, бегали вечерами в цыганский табор, где нас встречали с радостью. Друг пел, цыгане подпевали. Однажды мы не пришли, таборные спросили: «Почему?»
- Да ваши цыганки пристают с гаданием.
Больше к нам никто не приставал.
Особенно хорошо пела молодая цыганочка Дора внешне безукоризненно привлекательная. Взаимная симпатия быстро переросла в любовь. Нет, если быть абсолютно точным, не наши отношения, а сама Дора была любовь. Отбросив предрассудки, мы начали встречаться сначала тайком, потом напропалую открыто. Однажды Валёк передал мне слова отца Доры, что если я ещё раз появлюсь в таборе, он меня зарежет. Вечером, прихватив нож, я пошел в табор. Состоялся разговор с отцом. Он был неграмотным, но разумным человеком.
- Я не против ваших отношений, но у вас ничего не получится. Хочешь, бросай армию, и мы уедим туда, где тебя никто не найдёт?
- Нет, я не бродяга. Я воин и место моё в армии. Мы поженимся, и будем жить в военных гарнизонах.
- У вас её не примут, она даже читать и писать не умеет. Уходи, Богом молю, уходи навсегда.
Мы продолжали встречаться, оставляя под забором в условном месте тайные знаки, которые кроме нас никто не смог бы понять. О наших отношениях в училище знал только Валёк.
В один из выходных я собрался в увольнение. Дора меня ждала. Мой школьный друг Владислав Коньков, попросту Конёк выбился в сержанты и, будучи старшим, направил меня в наряд. Я просил, умолял, но сын активного участника гражданской войны, бывшего командира Красной Армии был непреклонен. Служба, прежде всего!
Я прикинулся больным и в санчасть. Рабочий день заканчивался, доктор пощупал живот и направил в госпиталь. Там тоже шла пересмена, и меня оставили с признаками аппендицита. Через неделю выписали без диагноза, но долгожданная встреча не состоялась, табор уехал в неизвестном направлении. Я бросил всё и впал в глубокую депрессию.
Первая любовь нелогична, неразумна во всех отношениях, но в этом её незабываемая прелесть. Сегодня, по прошествии десятков лет, когда на экране телевизора поёт цыганский хор, я непроизвольно закрываю глаза и вижу Дору с Валентином поющих песню на цыганском языке, который никто из них не мог перевести на русский. Словом бессмыслица. Отец Доры говорил, что понятны только два слова: «Ветер дует».
Ту балва, ту балва!
А ямаянес.
А у Романыны Романес.
Ну и что ж!
То ли то сарата,
То ли то марата.
Ну, чего ж, чего ж!
У многих сложилось представление, что цыгане артистичный народ поющий и танцующий. Это был обыкновенный бедный табор промышляющий мелким бытовым ремонтом, воровством и гаданием. Время послевоенное тяжелое голодное, нужно было как-то выжить, и они выживали, как могли. Через несколько лет в стране вышел закон о запрещении бродяжничества, тяжелый удар по многовековому укладу целого народа. Многие цыгане в поиске хорошего заработка перекочевали на Дальний Восток и нанялись на сейнеры ловить рыбу. Дело по тем временам прибыльное, но адски трудное. Через три дня цыганский экипаж потребовал от капитана:
- Завертай до берега.
- Я не могу это сделать до окончания сезона. Кто будет за вас ловить рыбу? - заявил капитан. И тут цыган выдал крылатую фразу, которая облетела всю страну.
- Пусть её ловит тот, кто выпускал.
Предателю Коньку я жестоко отомстил с помощью друзей из госпиталя. Они послали ему фотографию очень красивой девушки с признанием в любви и назначенным, постоянно срывающимся свиданием. Конёк делился со мной, а я, созваниваясь по телефону с друзьями, мучил его месяца два придуманными посланиями. Бедняга сжег с десяток редких увольнений.
Калабин не знал причину моего подавленного состояния, но сориентировался правильно, повел в женское общежитие какой-то фабрики, где проживала и его девушка Галина. Она, предупрежденная заранее, построила человек 15 подружек и скомандовала мне:
- Выбирай! – Я не предполагал такой оборот дела и назло затейникам выбрал её.
Володька растерялся, потом собрался и сказал:
- Значит, пойдём гулять втроём.
Через полчаса пошел за папиросами и исчез. Сбежал! Галина всё поняла, а я чувствовал себя крайне неловко.
- Знаешь, Лёня, пусть будет так, как он решил.
У нас завязался длинный будничный роман без праздников и выходных. Невольно пришлось сравнивать Дору с Галей. Общение с Галей шире и интересней. Мы читали и любили одни и те же книги, страстно обсуждали поступки киногероев, словом были людьми одного круга. Но душа Гали накрепко заперта в сундуке цивилизации и это сводило на нет мои чувства. К счастью задолго до выпуска она предупредила, что выходит замуж и просила не мешать. О последующих связях рассказать нечего, всё было как у всех.
Мы часто слышим глупый вопрос: в чём смысл человеческой жизни? Объясняю на примере жизни своей. Её никто никогда не повторит, потому что она уникальна, как и всякая другая. Что было, то и было!
Как-то нас курсантов первого курса загрузили в общий вагон и повезли в город Ворошиловград на полигон, чтобы научить преодолевать на танке Т 54 сложные препятствия. Путь долгий, но плацкарт курсанту не положен. Старшина залез на третью багажную полку и затянул длинную нудную сибирскую песню. Измученный пассажир второй полки под ним крутился, вертелся, вздыхал, наконец, не выдержал и обратился к нашему старшине.
- Старшина, ты всю эту песню знаешь?
- Да, всю.
- Спой, пожалуйста, конец.
Курсанты рассмеялись. Старшина перестал петь, и мы уснули.
На полигоне сверхсрочник инструктор по вождению танков обратился к представленному взводу первокурсников.
- Товарищи курсанты, перед вами самое сложное танковое препятствие, называется «танковый вал». Внешне он напоминает пирамиду высотой с двухэтажный дом. Ваша задача медленно, на первой скорости въехать на вершину, поймать момент, когда носовая часть начнет опускаться, и одновременно нажать на сцепление и тормоз. Танк перевалится через вершину, вы отпустите тормоз и сцепление, и он плавно скатится вниз.
Если выключить сцепление до начала переваливания, танк скатится на подъёме, если выключить с опозданием, танк резко ударится о грунт, и полетят рессоры. В обоих случаях незачёт. От плавности преодоления вершины зависит оценка. Надеюсь, вы всё поняли правильно и сдадите зачёт на отлично.
А теперь посмотрите, как преодолевают вал бывшие фронтовики. Он залез в танк и на максимальной скорости взлетел на вал, на вершине танк замер на мгновение, плавно перевалился и покатился вниз, набирая скорость.
У меня тут же созрел план: включу четвёртую, взлетев, нажму на тормоз пораньше, в крайнем случае, скачусь вниз и получу двойку. А если получится…! Что было дальше, не знаю, меня вытащили из танка без сознания с сотрясением мозга, а инструктора отстранили навсегда.
Позже я подумал: «Хорошо, что меня не приняли в лётное училище».
Особенно запомнились учения в марте 53 года, трое суток в поле в шинелях и кирзовых сапогах при 30-градусном морозе. Спали по очереди в бронетранспортёре, спрятав ноги в пах напротив сидящего курсанта. Подполковник Дашенцев снимал сапог и показывал ногу в капроновом чулке.
- Мое открытие. Нога мёрзнет, но не обмораживается, т.к. сухая, а у вас влажные портянки замерзают.
Думаю, дело в другом, спали офицеры в машине летучке, которая отапливалась.
В последнюю ночь мороз был особенно жестким. Находчивый Калабин предложил переночевать в скирде. Скирда оказалась сложенной из прессованных брикетов. Мы вытащили несколько штук и залезли в логово, прикрыв вход соломой. Вначале, надышав, казалось, согрелись, но постепенно стали коченеть.
- Нет, так мы замёрзнем наверняка, прессованная солома не держит тепло, - констатировал Володя, - надо возвращаться в бронетранспортёр.
Все ушли, а я попросил оставить меня и засыпать дыру соломой. Замерзая, почувствовал тепло и стал засыпать. Спас случай, очнувшись на мгновение, пошевелился, но не тут, то было, верхний пласт усел и придавил так, что не вырваться. В страхе силы удвоились, и я сантиметр за сантиметром выбрался
