Осени жёлтой листая страницы

1.
Вот и октябрь почти прошёл… Ещё два-три дня, и ноябрь, а ноябрь  уже почти что зима, хотя и считается осенним месяцем. Как-то быстро пролетел, промелькнул этот гол. Миновала тихая и грустная осень, промелькнула сырая  и хлюпающая зима, которая как раз и была больше похожа на позднюю осень. Все они переболели всякими простудами, особенно тяжело болела Машка. И за всеми этими болезнями, беготнёй по аптекам и врачам, зима незаметно и кончилась… Даже Новый год – её любимый праздник – почему-то не запомнился.

А весна была суматошной. Дашка сдавала экзамены  за девятый класс, и все они за неё волновались. У неё самой в этом году экзаменов не было. Те, кто выбрал её английский, сдавали нововведенный ЕГЭ. И по этому поводу она тоже нервничала, проводила  бесконечные консультации, а в день экзамена вообще уехала к Светке, чтобы напрасно не переживать. Её присутствие на экзамене было не нужно, больше того, это самое присутствие строго запрещалось.

Но все в конце концов сдали успешно: и её ученики, и Дашка, и она наконец-то вздохнула с облегчением. Но тут приехала из своего молодёжного лагеря Машка, и оказалось, что уже июль, а ехать в отпуск им некуда. На дорогие путёвки её отпускных всё равно бы не хватило, а «дикарями», да с девчонками ей было страшновато. В итоге, несмотря на недовольное ворчание девчонок, поехали к Светке на дачу.  Светка, вот кто позаботился о лете заранее - всем семейством поехали сравнительно дёшево в пансионат в Геленджик. Светка  и ей предлагала, но ей как-то было то некогда, то с деньгами туго…

Дача у Светки была почти у Ладожского озера, стояла на отшибе, и до дачного посёлка нужно было идти тропинкой через лес. Сначала было непривычно и даже неуютно, потом привыкли, и даже понравилось – тихо, никого нет… Дачу Светка с мужем купили только в прошлом году и ещё не успели ею заняться. Участок был просторным, но совершенно заросшим и неухоженным. Видно, и предыдущие хозяева не спешили его обиходить. Яблоньки, кусты смородины и малины обитали, где придётся, поросшие какими-то высокими травами, среди которых угадывались полынь и крапива. Травяной газон стал похож на давно не скошенный луг.  И всё-таки, была  во всём этом какая-то необъяснимая прелесть – в запущенности, в оторванности от шумного города, в отсутствии цивилизации…

Правда, свет был, был и колодец с вполне пригодной питьевой водой – за это нужно было благодарить Светкиного мужа, Олега. Он и колодец расчистил, и установил в сарае генератор, а то бы пришлось сидеть вечерами при свечах. Впрочем, свет почти не зажигали – белые ночи ещё не закончились и были они не только светлыми, но  и короткими. За сараем, в котором кроме генератора, лопаты и новенькой тяпки (Светкино хозяйственное приобретение) больше ничего не было, мать обнаружила крохотную теплицу, наскоро поставленную Олегом для Светки,  и с удовольствием возилась там целыми днями, что-то подкармливая, подвязывая и поливая.

В небольшом, слегка покосившемся дачном  домике они вымыли окна, повесили занавески, разобрали весь скопившийся хлам,  и оказалось, что у них тут даже уютно. Обнаружились две небольшие комнатки, подобие кухни и даже небольшая веранда. В магазин они ходили на станцию через лес, и эти нечастые походы тоже были необычны. В городе бегали в магазин наспех, стараясь, чтобы ушло как можно меньше времени. А здесь шли не торопясь (да и некуда было торопиться), стараясь угадать названия деревьев и трав, слушая лесные звуки и шорохи. Однажды увидели зайца и восторгу девчонок не было предела – зайцев они прежде видели только в зоопарке… А белки здесь были непугаными и любопытными, людей совершенно не боялись и спускались по веткам ближе, чтобы рассмотреть своими бусинками-глазками, кто это там идет?

Вставали по утрам поздно, не раньше девяти, отсыпаясь за весь трудовой год. После завтрака мать обычно шла в тепличку,  девчонки убегали в посёлок – там, на краю посёлка, было неглубокое озеро, где купалась и загорала вся дачная молодёжь.  Вскоре у калитки стали появляться новые подружки и даже мальчишки. Чаще других приезжал на велосипеде светловолосый парнишка, кажется, Коля, и Дашка летела к нему через весь участок, не обращая внимания на крапиву.
- В городе все телефоны оборвут, - сказала мать. – Заневестились…
-  Не оборвут, - задумчиво ответила она. – Ты забыла, у всех теперь мобильники.

Но что-то кольнуло в сердце, что-то зашевелилось в душе, какое-то непонятное, противное чувство. Хотелось, чтобы Коля приезжал не так часто. Или, чтобы Дашка не бежала к нему так радостно, бросив всех и даже не оглянувшись. Неожиданно для себя она поняла, что это – ревность, обычная материнская ревность… Такая же, какая была и у её матери. Когда  в далёкой уже её юности звонили ей, мать первая снимала трубку и, подозвав её, старалась крутиться где-нибудь поблизости, чтобы слышать, о чём она говорит с внезапным кавалером.

После обеда мать ложилась отдохнуть, девчонки убегали к новым друзьям, а ей решительно не находилось  никакого занятия. Однажды она, стараясь не потревожить мать, осторожно забралась по старой скрипучей лестнице на чердак. Чердачное окошко было пыльным и грязным, свет почти не проникал. На чердаке валялся всякий хлам – рассохшиеся стулья без ножек, какие-то ящики, старые пыльные учебники… В углу стоял большой фанерный короб и, откинув  его крышку, она обнаружила там старые журналы. Стопками лежали «Огонёк», «Музыкальная жизнь», «Искусство кино», «Крокодил» и даже «Мурзилка». Журналы были все разрозненные, случайные. Она вытащила стопку  пыльных «Огоньков» и несколько номеров «Музыкальной жизни», сдула  с них пыль и так же осторожно по ненадёжной лестничке спустилась вниз.

День стоял тёплый, солнечный и она, вытащив продавленную раскладушку, устроила её  прямо среди травы, соорудив подобие кресла. «Огоньки» были старыми знакомыми, когда-то она покупала в киоске «Союзпечати» точно такие. Она перелистывала пожелтевшие глянцевые странички, с удовольствием находя знакомые имена, фотографии, статьи и с лёгкой грустью вспоминая, что именно было в её жизни в год и месяц выпуска того или иного журнального номера.

«Огоньков» было немного, и она потянулась к «Музыкальной жизни». Эти журналы она никогда не покупала, да и в киосках они были редкостью в то время. Оказалось, что и здесь много знакомых имён и фотографий молодых ещё певцов, музыкантов, ставших известными и имеющих теперь громкую славу.  Перевернув  очередную страничку, она словно вдруг споткнулась.  С фотографии на неё смотрело такое знакомое, ставшее почти родным, молодое лицо. Да это же… Это же мамин Певец!   Его голос звучал теперь в их доме ежедневно. К  Новому году они купили себе  общий подарок – недорогой музыкальный центр. Каждый мог теперь слушать, что хотел. Но часто, очень часто, им почему-то хотелось слушать именно Певца. И ей, и девчонкам, не говоря уже о матери…

Она даже не сразу поверила и ещё раз посмотрела заголовок статьи, номер журнала, год выпуска. Да, это тот самый год, когда мать только-только познакомилась с её будущим отцом, а Певец уже победил на престижном Музыкальном конкурсе, проходившем в Польше. Фотографий было несколько – Певец на сцене, Певец с какими-то молодыми ребятами и девушками, возможно, музыкантами, а может быть, поклонниками, Певец за роялем… Она вскочила со своего импровизированного кресла, смахнув журналы,  и почти бегом кинулась к домику.

Мать уже проснулась и неторопливо  возилась на веранде.
- Мама! – крикнула она с порога, и, наткнувшись на испуганный её вскриком материнский взгляд, тихо  прибавила:
- Посмотри…
Мать,  вытерев руки, взяла журнал:
- Что там такое? Что ты так кричишь? Я думала, уж не случилось ли чего…
Неторопливо достала очки из кармашка фартука, надела их и, взглянув на страницу, охнула:
- Ох, боже ты мой… Где ты взяла? Надо же… Сколько лет… Нет, где ты это взяла?!
- На чердаке. Это  прежних хозяев. Видно, им не нужны эти журналы, раз оставили.

- Не нужны?  Ну, конечно, не нужны… Для них это просто старый хлам.  Ты знаешь, как я искала этот журнал?! Как я его тогда искала! Нигде его не было, этого журнала. Я все киоски обегала, нет, нигде нет. А я знала уже, мне девочки сказали, что есть эта вот заметочка и фотографии. Нашла, наконец, в одной библиотеке. Заметку от руки переписала, потом мне напечатали на машинке.  Она и сейчас дома есть, перепечатанная, там в чемодане… А фотографий не было. Ну, я попросила парня одного знакомого, у него фотоаппарат был, пошли мы в эту библиотеку. А там странички той уже нет! Аккуратно так кто-то бритвой всю страничку вырезал… И фотографии, и заметку… Тоже какая-то «поклонница». Я тогда прямо в библиотеке расплакалась… Библиотекарша, девочка молоденькая, сама чуть не плакала – ей и журнала жалко, и меня жалко. Так и ушли ни с чем. Больше я его и не искала, этот журнал. И вот, надо же… Ведь сорок лет прошло…  Встретились мы с ним… Спасибо тебе.
Мать любовно погладила страничку, спросила виновато:
- Может… Света подарит его мне? Или он ей  нужен?..
- Да, что ты, мама… Конечно, же подарит! И зачем он Светке?

2.
Светка приехала через неделю. «Со всем своим кагалом», по её же выражению. Сразу стало шумно, тесно и весело. Семилетняя Аленка и шестилетний Антон носились по всему участку, играя то в прятки, то в «пятнашки», то в бадминтон, весело вереща и хохоча от того, что лето, солнце и просто от избытка чувств и неуёмной энергии. Машка с Дашкой от них тоже не отставали. В чём-то они уже почти взрослые, её девчонки, а в чём-то дети детьми, думала она, глядя на их весёлую возню.

Олег деловито пытался тяпкой сбить хотя бы крапиву, чтобы детям было свободнее бегать по территории.
- Косы нет, – сетовал он, - вот мне бы косу… Надо будет купить, слышишь, мать? Косить-то я умею.
- Купим, купим, - рассеянно отвечала Светка. – И косу тебе купим, и трактор «Беларусь»…

Они сидели на крыльце, и Светка рассказывала, как отдохнули. Выглядела она хорошо: посвежевшая, загорелая.
- Жили в пансионате, там все готовое – обед, ужин… Номер у нас был семейный, на троих, Тошке раскладушку ставили. Пляж тоже хороший, чистый. А на рынок пошли за фруктами – мама милая, цены-то наши, домашние! Словно и не уезжали.

Она слушала журчащий Светкин голос и думала – как всё-таки ей повезло, что у неё есть Светка, почти сестра. Она всегда хотела, чтобы у неё была сестра. Хорошо, что  есть Олег, и Алёнка с  Антошкой.  Ей было как-то особенно тепло в этой немного безалаберной семье. И мать их любила, и девочки.

Вот такой большой семьёй («В тесноте, да не в обиде», - сказала мать) они и прожили почти до конца августа. И за грибами ходили, и на озеро купаться, пока ещё было тепло, и разбитые коленки лечили, и старый гамак (нашёлся всё на том же чердаке)  вешали…

По вечерам уже было прохладно, а по утрам над озером  и над их домиком висел густой туман, и стало ясно, что лето подошло к концу и пора возвращаться в город.
Уезжать не хотелось, жаль было расставаться с полюбившимся местом и грустно оттого, что в городе они будут реже встречаться со Светкой – работа, семьи, да и расстояния в городе немалые.

До станции их провожал Коля. Хотя всем было ясно, что провожать он пришёл Дашку, но получилось, что