рай, и она встретила Антонину?
* * *
Через два дня, похоронив дочь, «Монгол» забил окна дома, оторванными от завалинки досками, и забрав с собой сына Николая, уехал на Украину, в Донбасс.
Глава 7
Игнат Суханов стал еще замкнутее. Он мог часами сидеть, думать о чем-то своем. На работе он всегда был на хорошем счету, а теперь, какая работа у сторожа? Во время приходить, уходить, совершать обходы. Склады угольные, кто ночью придет воровать уголь? Игнат и раньше мало общался с друзьями, да и друзей у него не было: товарищи по работе. Никогда, никому не открыл он свою душу, и некому было заглянуть в нее.
Так прошла зима, довольно мягкая, даже для здешних мест. В апреле пришла настоящая весна. Игнат чувствовал, что здоровье его ухудшается, словно невидимый червяк подтачивал его из нутрии. Стали частыми приступы кашля и удушения.
Во вторник утром, после дежурства Игнат пришел к начальнику охраны. Молча, протянул написанное еще ночью заявление об увольнении. Начальник уже пожилой полный мужчина, отставной офицер – штабист, в больших роговых очках, прочитал заявление, несколько секунд подумал, глядя на стоявшего перед ним Игната:
- И куда теперь, Игнат Михайлович?
- На Родину.
- У вас там близкие родственники?
- Нет никого. Жена у меня там и дочка похоронены… Умерли в голод в сорок шестом, - и помолчав, глядя куда-то поверх головы начальника, добавил, - и мое место там…
Начальник подписал заявление, протянул «Монголу». Тот, поблагодарив, вышел. Начальник еще долго смотрел вслед удаляющемуся в развалку «медвежьей» походкой «Монголу».
За два дня Суханов рассчитался, получил расчет и купил билет на поезд до облцентра в плацкартный вагон.
* * *
Усталый, запыленный шел Игнат по Сторожевому с детства знакомому и родному, но порою не узнавал село. Все стало как-то меньше, ближе, хотя казалось все так же, как и в далеком сорок седьмом и ничего не изменилось. Те же шесть прудов, разделенных платинами-дамбами. Правда, заросли на берегах, из кустов ивняка выросли высокие деревья. Своего дома Игнат не нашел. Нет его давно. Заросла бурьяном яма от котлована, разрытого в поисках дефицитного в селе камня и кирпича. Дом соседки Евдокии Зайцевой стоит, покосившийся, будто вросший в землю, с забитыми досками окнами. Судя по зарослям вишняка вокруг дома, здесь давно никто не живет. Игнат оставил два больших чемодана в покосившемся, как и сам дом, сараюшке. Завязал дверь найденной проволокой от бродячих собак. «Монгол» часто в последние месяцы в своем воображении рисовал возвращение в Сторожевое. Конечно, первое, куда он хотел попасть всегда, были могилки его самых близких людей. Не осталось в Сторожевом у него места дороже.
* * *
Игнат шел по главной улице села. Вот и школа, рядом церковь. Невольно сжалось сердце в груди, он не смог пройти мимо. Церковь отремонтировали, их и осталось восстановленных в конце пятидесятых три на их большой район. Одна из них в Сторожевом, как одна из первых выстроенных из кирпича по всей области. Величаво, торжественно возвышались зеленые купола над кронами выросших вокруг деревьев. Сверкали позолотой кресты на высоких тонких шпилях. В окнах звонниц снова видны колокола, правда, немного поменьше тех, которые были раньше. И вся свежевыбеленная церковь была словно невеста в день свадьбы: чистая, ухоженная, огороженная крашенным синей краской штакетником. Сторожка не сохранилась, на ее месте две цветочные круглые клумбы. Несколько, не старых еще женщин, и совсем молодой священник в обычном темном спортивном костюме работали на цветниках: рыхлили землю, высаживали рассаду цветов. «Монгол» остановился, взявшись за заостренные рейки штакетника. Так и стоял, тяжело дыша, прислушиваясь к булькающим хрипам в груди, отдыхал. На него обратили внимание работавшие на клумбах. Женщины с нескрываемым любопытством, как принято на селе, рассматривали его, прикрывая глаза ладонью от яркого майского солнца. Посмотрел в его сторону и священник, поставил ведра с принесенной водой, сказал что-то женщинам и направился в его сторону.
- Здравствуйте! – с открытой приветливой улыбкой поздоровался, подойдя к «Монголу» священник. – Помочь не хотите? Заходите, будем рады. Мужской силы нам не хватает.
Совсем еще молодой, не старше его Николая. Юношеская редкая бородка, длинные волосы, схваченные темной лентой, голубые чистые глаза.
- Да, нет. Просто шел мимо… И от силы мужской у меня одно название.
Игнат хотел закурить, вынул пачку папирос, но почему-то передумал, положил обратно в карман пиджака.
- Я помню, как ломали церковь в двадцатые… Сбрасывали колокола… - Игнат замолчал.
- Доброе, справедливое всегда побеждает зло. Пройдя все тернии испытаний. Пусть на это порою уходят годы, но так было и так будет всегда.
- Око за око, зуб за зуб, - задумчиво, глядя куда-то в пустоту, проговорил «Монгол».
- Вы, я вижу, Ветхий Завет читали, - улыбнулся своей искренней улыбкой молодой священник. – Но вы заблуждаетесь, ибо только в прощении находит утешение и успокоение душа человека. «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидевших вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…» (Евг. от Матфея 5 : 44) – это слова Спасителя нашего Иисуса Христа. А зло оно будет наказано. Но не нами.
- А кем?
- Господом нашим. На небесах каждому воздастся по делам его.
- Что выходит можно воровать, убивать, - даже во рту пересохло у Игната от волнения.
- Нет! Что вы! Существуют мирские законы, «мирской» суд, и люди живут по законам страны, в которой живут. Но есть самый справедливый суд. Суд совести. Божий суд!
- Но если доказать нельзя, но ты знаешь, что этот человек убийца. Что делать тогда?
- Смириться и простить. Ибо, совершая самосуд, человек сам становится убийцей. Зло всегда порождает зло. Только в прощении человек находит успокоение души.
Игнат посмотрел в голубые глаза священника, молча, повернулся и пошел в сторону сельского кладбища.
- Вы заходите, - уже в спину уходящему «Монголу» говорил священник. – Мы поговорим с вами, если вас что-то гложет. Исповедь облегчает душевные страдания.
«Монгол» уже не слышал, он шел, своей медвежьей походкой, тяжело дыша. Вот и ЕГО место. Только холмики, крестов не осталось, сгнили или кто-то взял на дрова. Игнат присел на теплую, ласковую землю, погладил тяжелой ладонью родные холмики, заросшие травой и кустами сирени.
- Здравствуйте, родные мои. Вот пришел к вам… Вы уж простите меня, что так долго шел к вам… Не навещал…
По щеке «Монгола», повторяя паутинки морщин, бойко сбежала слеза, оросив траву на могиле Маняшки.
* * *
Много воды утекло в быстрой и чистой речке Ольшанке, питавшей спецхозные пруды за эти годы. Жизнь налаживалась в стране после военной разрухи. Хотя в городе быстрее, заметнее, чем в деревне. Может, поэтому бежала из села молодежь, используя любую возможность. Устраивались в городе работать на вредное производство, куда не охотно шли городские, шли в милицию, контролерами в тюрьму. Только начали появляться у колхозников паспорта, словно не в одной стране жили город и село. Не стало исключением и Сторожевое, молодежи почти не осталось, хотя работа на рыбхозе была и для женщин. Медленно доходили сюда блага, цивилизация, дороги, газ.
Игнат купил у брата умершей Евдокии Зайцевой ее ветхий домишко за небольшие деньги и потихоньку стал обживаться. Устроился даже на работу дневным сторожем на спецхозные пруды. Привел в порядок могилки жены и дочери, поставил новые дубовые кресты, оградку. Может, родной, чистый воздух или сам организм, попав в знакомую с детства обстановку, начал усиленно бороться с недугом. Болезнь Игната будто отступила, кашлять и задыхаться начал меньше, стал здоровым и крепким сон, не смог только бросить курить. Не хватало силы – воли. К осени вернется сын, он сообщил ему еще с Донбасса о своем решении переехать, и сын, к удивлению «Монгола» одобрил желание отца вернуться на родную землю. «Инженеры с высшим образованием нужны в их областном центре не меньше, чем на шахтах Донбасса» - написал он отцу в своем письме. Игнат завел кроликов, купил цыплят и утят, а к осени решил завести козу. Вроде не с руки жить в деревне без своего хозяйства и молоко козье полезное для больных легкими. Он и козу приглядел, но плох был сарай, и Игнат решил построить новый, а к осени обзавестись «рогатой» живностью. К «Монголу» заходили мужики, его ровесники, жившие в селе, посидеть, поболтать, вспомнить тяжелое военное и послевоенное время. Игнат иногда брал, поэтому поводу бутылку. Сам он не был большим любителем, так сто грамм за компанию, но приходившие в гости мужики принимали угощение с большим одобрением. Что делать в селе пятидесятилетним мужикам? Беседы по душам за стаканом водки или свойского свекольного самогона, одна забава. Может, оттого и пьют в русских деревнях?
Зашел как-то к «Монголу» и Егор Ткачев. Выпили, разговорились. Егор первый вспомнил покойного Захара Зверева. Он умер, уже пятый год шел. Замерз зимой. Игнат узнал об этом еще в день своего приезда в Сторожевое. Егор рассказал ему подробности, казалось нелепой, смерти Зверева.
В тот день на овцеферме, где тогда работал заведующим Захар, выбраковывали овец для отправки на мясокомбинат. После войны снова в ВУЗах стали учить студентов и в СХИ тоже. В село пришли специалисты с высшим образованием: ветврачи, зоотехники, инженеры, агрономы и конечно малообразованного Зверева сменили на председательском посту. Тем более, что создали «спецхоз» областного подчинения. Основная его специализация: маточное рыбное хозяйство и откорм рыбы. Председателя переименовали в директора. Зверева, как опытного руководителя назначили заведующим на овцеферму в Катино, где он еще пацаном до войны начинал работать. Выбраковку всегда проводили с участием главных специалистов: главного ветврача, главного зоотехника. По окончанию работы по негласно принятому правилу, забивался валух, варили баранину. Какое русское застолье без водки? Захар Зверев всегда любил выпить. Не раз его спящего привозил домой мерин Орлик в искусно сделанных председательских городовых санях.
В тот субботний день в Сторожевом была свадьба, а какая сельская свадьба без русской тройки! Красивее саней Зверева в округе не было. Захар одолжил свои сани молодым, а сам поехал домой на простых рабочих санях – розвальнях. То ли выпил немного больше в тот морозный февральский вечер Захар Зверев? Кто теперь узнает. Он по привычке задремал в санях. Может, что напугало Орлика, он резко рванул в сторону, угодив полозьями в замерзшую пашню. Захар вывалился из саней. Его нашли уже к обеду замерзшего, как стекляшку, с искусанными в кровь руками. Он сбился с дороги, пошел по полю пешком. Падал, полз, кусая до крови руки, чтобы не заснуть. Но ему не хватило сил.
«Может, прав был молодой священник с детским искренним взглядом голубых глаз. Существуют высшие силы, судящие нас за дела наши» - думал, слушая рассказ Ткачева «Монгол». «Хотя в чем отличие нелепой смерти и смерти по болезни? Где больше мук и страданий, если один итог?»
- Крохобор был хороший, Захар Семенович. Хотя о покойниках и не говорят плохо, - добавил в конце рассказа захмелевший Егор. – Я сколько раз в ту
