она бы умылась, как делала это не раз при своей прежней жизни, а затем гордо шла дальше; ее растоптали, сравняли с землей, вымели, как не нужный сор! Отсутствие обращения, сухость слов, единственного мужчины, который вытянул ее, вырвал из уравновешенного бытия, вселил веру, одарил всем, чем только мог, который клялся и Божился, а сам с легкостью, взял и перешагнул все; были тем самым острием ножа, на который она добровольно ступила. И именно это не давало ей покоя. Она, то и дело, возвращалась к мысли, что совершив такое однажды, он повторит, и не раз. Затем будет опять просить прощение и снова предавать, предавать,…. И она написала, самой себе, в надежде, что он прочтет, а для чего же еще заводят дневники или блоги, и поймет: «Мне жаль…
Мне очень жаль, но я не могу подобрать себе новые вещи. Не могу надеть старые. Снятая твоими, нежными руками кожа, чулком, от макушки до самых пят, обнажила меня навечно. Я еще помню, как твои руки, касались ее, заставляя трепетать меня всю, как ты улыбался, смотря мне пристально в глаза и медленно, дюйм за дюймом, стаскивал ее, мою бархатную, персиковую кожу. Неужели так сильно привык к ней, что не смог расстаться? Я недолго задумывалась над этим, ответ ты мне дал сам и сразу, когда еще раны кровоточили, а ты, в нетерпении, примерял ее к другим. Что, не подошла? А ты как думал? Это же моя кожа, мною выращенная, для тебя холенная. Я не жалуюсь, не впадаю в истерику, не закатываю скандал, не плачу. Незачем, да и нечем. Ты не думай, я не слежу за тобой. Я бы закрыла глаза, чтобы не видеть твоего разочарования, но и этого сделать не могу – ты, по неосторожности, а может и нарочно, лишил меня век. Теперь мои глаза все время смотрят на тебя. Пристально, без эмоций. Все проявления их остались там, на моей коже, которую ты так и носишь с собой, прикладывая ко всем, кого встречаешь. И уйти я не могу, как ни сесть, ни стать на ноги, потому что так и вишу, вниз головой, подвешенная тобою, в момент твоей страсти, на единственный гвоздь, вбитый на плахе, с какой ты начал строить наш дом…
Мне очень жаль…, мне жаль….тебя!»
Сохранила, даже не перечитав, подвесила на рабочем столе, в центре экрана и оставила на волю того самого проведения, что ехидно улыбалось им с Жаном в спину. В конце концов, все, что мы пишем для себя, подсознательно адресуем другим. В этот же вечер забыла о послании, не задумываясь, поймет ли он, что та закладка для него, прочтет ли, сегодня, завтра или через год. Она ему высказала свое состояние души на сегодняшний день.
****
А жизнь продолжалась по написанному, кем-то там, плану. Дни летели, пробегали ночи.
- Мама! – Уложив ребенка в кровать, не покидая детской, Вел, от простых любезностей, перешла к делу. – Нам надо подумать о твоем платье. Мужчины готовят вечер, и ты не можешь нас с Ев обидеть. Слышишь? Мы понимаем, как тебе не просто, но надо двигаться дальше. - Ви замотала головой и достала блокнот: « Можно, я сама?» - Сама так сама! Только без глупостей. А если нужна помощь - мы всегда рады. – Вилен изобразила улыбку, жестами показывая, что дочерям не стоит волноваться.
Что надеть для званого ужина, для Вилены не было проблемой, она решила этот вопрос, как только узнала, что вечер будет. Может кому-то и покажется странным, что она не стала избегать семейного события, но Вилен была женщиной, а для женщины, самая сладкая месть, это показать мужчине, как он заблуждался. Вот и Ви, после опрометчивого поступка, бросилась в противоположную сторону. Долго, правда мысленно, примеряла к своему теперешнему образу новинки сезона, перелистывала электронные каталоги, выясняя в какой из салонов завезут выбранное ею платье, вела переписку с владельцами, узнала, что есть портниха и сможет за считанные минуты подогнать, если что будет не так. Все больше убеждаясь, что интернет это вещь необходимая. И вот час настал.
« Мне нужен, кто-то с машиной!» - Написала она Жану, тем же вечером, как только дочь заговорила о дате.
- Я не подойду? – прочитав, склонил голову, чтобы видеть ее глаза, но Виен сидела, опустив голову к блокноту, и не интересовалась его мимикой, она просто слушала ответ и была готова сказать последнее слово.
- «Спасибо, но НЕТ!» - Отрезала без пояснений, разъяснений и прочего. Жан не стал настаивать, принял ее желание как должное.
Следующий день она полностью провела вне дома. Уехала рано утром, лишь махнула рукой, даже не повернувшись, хотя знала, что Жан стоит у окна и волнуется. Не проверила и через затемненное окно свое предположение. Михаил посмотрел на нее в зеркало, спросил:
- Может Игорь? – На что Виен пожала плечами и спряталась за черные очки, словно отделилась от всего мира. Ей правда было все равно, кто будет сидеть за рулем, смущения не убавится, дружбы не прибавится, а жалость к себе она не позволит. Так стоит ли перебирать?
А Жан смотрел вслед, барабаня пальцами по стеклу.
- Жан! – Услышал он голос Вел и вздрогнул: «если она пришла сразу, как только Виен села в машину, значит хорошего не жди». – Мне надо тебе нечто показать и я не хотела бы откладывать.
- Я готов в любое время. Можем даже сейчас. Я так понимаю, это не должна знать мама?
- Правильно мыслишь.
- Вел! Может, отложим? - Вырос за ее спиной Эд.
- Нет! Я хочу поставить точку, во всем этом!
- Наверное, ты права.- проговорил Эд и глянул на отца грустными глазами, всем своим видом давая понять, что веселья не обещается. - Идемте к нам.
У Жана сжалась душа, и он пошел за ними, как на казнь. Войдя, остановился в дверях, как ребенок, а не отец семейства. Вел достала диск и не предлагая присесть, заявила:
- Это я нашла у себя на окне, после вашего с мамочкой отъезда. Вы смотрите, а я пойду в детскую. – Эд понимающе кивнул, пережить такое еще раз, пусть и на экране…! Сам поставил диск, кивнул отцу на диван и присел с ним рядом. Хотел избежать, придумать вескую причину, чтобы выйти, но не смог. Не смог оставить отца одного.
****
- Можно я просмотрю еще раз? – Попросил Жан, сразу, как только пошел шип. У Эда расширились глаза:
- Отец! Может не надо?
- Надо! – в отцовских глазах был только ужас, да и сам он выглядел не лучше, но решение было серьезным, и Эд ужаснулся.
- Хорошо! – Нажал повтор и больше изучал отца, чем смотрел на то, что знал до мелочей. Он ждал всего: гнева, самобичевания, всплеска истерики, но отец был похож на статую, смотря в одну точку, и слова Жана, неожиданные для такого момента, заставили вздрогнуть.
- А что там, за шипом?
- Не знаю. Я не могу смотреть на это с таким рвением, как ты. – Но все же включил на самый конец. Немного скрипа и Эд понял, за ним, действительно что-то есть. – Я посмотрю в лаборатории.
- Пойдем сейчас. Я должен знать. Ви долго не будет, успею прийти в себя и заделаться хладнокровным мужланом. Не смотри на меня так, сын, именно такого мнения обо мне Валери. Только я не такой, не такой! – он замотал головой, всего на пару секунд дал слабину, схватившись за грудь, где выпрыгивало сердце. Эд пожал плечами, как не подмывало поговорить круто, по-мужски, пока они вдвоем, сдержался. Прокрутив пустое пространство несколько раз, где кроме шипения ничего не было, но и диск не выключался, значит, это было сделано специально, Эд вспомнил, что подобное уже было, причем совсем недавно. Уменьшал и уменьшал обороты, насилуя собственную аппаратуру. Неожиданно возник ОН, в том же виде, с тем же покоем на лице:
«Я знал, что вы все поймете. Оставьте это, как память, для себя и поколений. Чтобы помнили, для чего живете в этом мире. Хватит воздвигать памятники счастью. Увековечьте Боль, чтобы не причинять ее снова». - И исчез, оставляя за собой белый пар. Помолчав немного, Жан вымолвил:
- Я бы это и так не забыл.
- Да! Это живое подтверждение, что ничего просто так не дается.
- Давай диск…. Отнесу его к книге. – Жан не смотрел на сына, ему было очень больно, да и злость возникла: «почему Вилен»? Но подумав немного, пока Эд возился, сам себе ответил: «А кто? Неужели было бы легче, окажись на ее месте девочки? Нет! Сто раз нет! Им и так досталось, сполна!»
- Извини, что сразу не помогли. - Эд обнял отца. – Были слепы, как котята.
- Ничего, переживу! Я уже уяснил, как дважды два, что человек – не ответ, человек – это вопрос! Большой и жирный. – Эд промолчал, глядя на ссутуленные плечи удаляющегося к себе отца.
