Хотя грандиозный периметр каменной стены, окружавшей музей, просматривался отчётливо и до мелочей, сами строения, внутри музея, были скрыты от глаз зависшей прямо над ним густой фиолетовой облачностью. Иллюзия кажущейся близости цели своего путешествия стала понятна путнику позже, когда он в течение вот уже нескольких дней изнуряющее медленно, но неуклонно к ней приближался, и единственным утешением в этом нескончаемом движении было то, что почва под ногами становилась всё твёрже, а горячий песок пустыни, в каком-то определённом месте, повинуясь неведомой силе, вдруг резко обрывался, образовав, таким образом, необъяснимую границу своих владений. Близился ещё один вечер, и к радости странника, на его пути всё чаще стали появляться крохотные островки сочно-зелёного оазиса, трава под ногами, чем дальше, тем больше, расстилалась густеющим, с каждым шагом, ковром, и напитанный речной влагой свежий, порывистый ветер, наполнял закатную тишину наступающего вечера сказочной умиротворённостью и приглашающей в свои объятия загадочностью.
Солнце клонилось к закату. В обилие растущие вокруг кокосовые пальмы позволили путнику утолить и голод, признаки которого за несколько дней пути напоминали о себе всё более настойчиво, и жажду, уже становившуюся нестерпимой. Караван, в дикой игре причудливого пространства непредсказуемой стихии, был безвозвратно утерян, а вместе с ним – провиант и несколько серебряных кувшинов с водой. Сам путешественник, по прихоти той же природной аномалии, оказался точно в том месте, откуда начиналось его неожиданное, жуткое и бесконечное падение в бездну.
Быстро темнело. В торжественной тишине наступающей ночи, до слуха путника донеслось отдалённое, весёлое журчание родника. Идя на звук, он обнаружил источник, выбивающийся пульсирующим ключом из-под мощных корней упирающегося в небесный свод тысячелетнего дерева. Обхватить руками ствол этого дерева не просто было невозможно, его не сразу можно было обойти кругом – настолько оно было огромно. Более подходящего места для привала и ночлега вряд ли стоило желать, и он, припав к студёному ключу, долго и неторопливо пил живительную влагу щедрого источника. Вода имела особый, непередаваемый вкус, и когда он, напившись вволю, омыл ею пылающее лицо, на него снизошёл глубокий покой, и внутреннее нетерпение, волнами прибоя поднимающееся из глубин подсознания, наконец, отхлынуло от его сердца и уступило место ощущению гармонии окружающего мира и своего, в этом мире, присутствия.
С настоящим блаженством уставшего от многокилометрового путешествия пилигрима, он растянулся под деревом на мягком, густом и сочном травянистом покрове почвы. От земли шёл дурманящий и круживший голову запах. Спать не хотелось. Сквозь шелестящую листву гостеприимного дерева, крона которого закрывала собою полнеба, мерцали, перешёптываясь, звёзды. Переливчато и жизнерадостно журчал подземной водой источник.
«Так, стоп… Что же я там видел? Музей… Музей десяти источников… Источников чего? Я шёл к нему, к этому загадочному Музею, много дней. Но я не могу в точности сказать, сколько именно. Почему мне ясен маршрут, почему я так уверенно двигаюсь и знаю, в каком направлении идти? Мне знакомы древние языки, я легко прочёл и понял странные письмена… Кто я? Знаю ли я своё имя? Откуда я пришёл? Что я должен узнать? И что мне за дело до этих источников?»
«Источники… Десять источников… Там, там, в этом древнем музее таится разгадка и, должно быть, собрана вся мудрость тысячелетий. Но кто я такой, что бы совладать с этой мудростью, или даже приблизиться к ней? О чём–то я уже догадываюсь, нет, я уже твёрдо знаю, что одним из таких источников является ВОДА. Именно, вода, как высшее космическое благо, дарованное необъятной вселенной одной, затерянной в её недрах, крошечной планете. Но эта вода не была бы той водой, к которой мы привыкли, если бы не счастливое сочетание орбит окружающих Солнце планет, и если бы не оптимально кем-то выверенное расстояние до светила нашей, богатой водой, планеты. Какой планеты? Земли… Ну конечно, ведь счастливая планета – это наша Земля».
« Так, слава Богу! По крайней мере, я знаю, что я – на Земле. Я – житель Земли. Я – человек… Какое сейчас время? Какой год? И где моя страна и мой народ? И кто – мой народ?»
Внезапно до путника донёсся далёкий шум неуклонно приближающихся голосов.
Несколько человек, освещая себе дорогу факелами, шли прямо на него. Они негромко переговаривались между собой на одном из древнеаккадских наречий. В том, что это было именно древнеаккадское наречие, сомнений у него не вызывало, как уже и не удивляло то, что он почему-то понимает древний язык и может вот так, уверенно, классифицировать его, как язык, относящийся к группе языков загадочной шумерской цивилизации. Он спокойно поднялся и сделал несколько шагов навстречу своим гостям, попутно отметив про себя, что одежда его, оказывается, ничем не отличалась от их одежды. Та же белая ткань волнами ниспадала до земли с их плеч, оставляя открытыми, до локтей, руки. На головах у всей процессии красовались хитро переплетённые красно-бело-голубым жгутом повязки, ноги удобно были обуты в лёгкие сандалии.
- Мир тебе, странник, – Приветствовал его высокий, двухметрового роста, голубоглазый незнакомец,
- Милостью всемогущего Энлиля ты оказался перед нашим городом, сотворённым богами и во имя богов. - Иссиня чёрная, с маслянистым отливом, завитая мелкими колечками борода исполина, шёлковистым, волнующимся на ночном ветру покрывалом, сбегала на могучую грудь. Свет факелов, дрожащих от движения воздуха, выхватывал из чёрного бархата ночи разные фрагменты окружающего пейзажа и отражался от смуглой и гладкой кожи пришедших.
- Мир и вам, добрые люди, - почтительно, с наклоном головы, ответствовал он.
- Позволь узнать, как твоё имя?
- Иллианнук, - не задумываясь ни на мгновение, представился путник. «Вот, оказывается, как меня зовут», - отметил он про себя. Из груди его вырвался вздох облегчения.
- Верховный жрец нашего города, сын великого бога Ану, зная о твоём, Иллианнук, приближении и желая выразить своё покровительство и благосклонность, отправил нас, его верных подданных, навстречу тебе. Вместо ночлега у этого благословенного и целебного источника, наш повелитель предлагает тебе, чужеземец, своё гостеприимство и даже выражает готовность допустить тебя для кратковременной беседы с ним. А это, странник, великая милость и самая большая удача, которая может быть дарована смертному.
- Я преисполнен благодарности к великому жрецу и к вам, его подданным и с радостным и лёгким сердцем принимаю ваше приглашение. Могу ли я узнать, как его имя?
Посланцы верховного жреца в некотором замешательстве переглянулись друг с другом. Объясняя их нерешительность тем, что его просто не поняли, он добавил:
- Имя вашего повелителя…
- Нельзя произносить это имя вслух, странник. Но ты можешь называть его Сын Великого Бога Ану.
- Хорошо, я готов следовать за вами.
- Ведомый божьей милостью ты, странник, правильно угадал направление. Здесь, за этим древним деревом, есть короткий и быстрый проход к главным воротам святого города.
Великан пригласил всю процессию следовать за собой и, обогнув дерево, вошёл, казалось, прямо в него. Остальные, в том числе и чужестранец, безо всяких колебаний, последовали за ним.
Затем наступил кратковременный, почти мгновенный, провал в пространстве, где, не ощущая собственного веса, они были втянуты в неторопливое вращение фосфоресцирующей фиолетовой воронки. Мягко вынырнув из неё, вся группа, в полном составе, оказалась перед переливающимися красками радуги главными воротами священного города. Надпись над воротами, подрагивая изумрудной морской рябью, висела прямо в воздухе. Несмотря на опустившуюся ночь, периметр города купался в солнечном свете. Откуда исходил свет, было непонятно. Город светился сам, изнутри, и эта фантастическая картина сияющего города и звёздного неба над ним совершенно не удивляла проделавшего многодневный путь странника. Ворота не распахнулись, не раздвинулись перед подошедшими, нет, просто на их пути образовался арочной формы просвет, открывающий вход в загадочный город. И Иллианнук, охваченный переполняющими его сердце противоречивыми чувствами, шагнул в него первым, мимо почтительно расступившихся перед ним сопровождающих.
Город был великолепен и необъятен! Повсюду возвышались постройки разных эпох, разных цивилизаций, разных времён и народов. Огромные площади были наводнены прекраснолицыми горожанами. Женщины неземной красоты приветливо улыбались Иллианнуку, атлетически сложенные и не менее прекрасные мужчины салютовали в его честь поднятием правой руки. Журчали живительной влагой во множестве разбросанные, но симметрично относительно общей геометрии пространства расположенные, фонтаны.
Первым строением на пути процессии было снежно-белое здание, искусно облицованное разноцветным мрамором. Высоченное, в тысячу ступеней, крыльцо, приглашало ко входу сооружения, на фронтоне которого, уже знакомым Иллианнуку образом, пламенела зависшая в воздухе надпись: «Полная библиотека клинописи». Ниже шла надпись меньшего размера: «Источник постижения». Горящим взглядом впившись в манящие к себе надписи, Иллианнук замедлил шаги и с немым вопросом обернулся в сторону великана. Тот отрицательно качнул головой.
- У нас мало времени, странник. Если угодно будет богам и если тебе будет отпущено столько лет жизни, что их хватит, хотя бы для поверхностного ознакомления с великими тайнами и источниками жизни, значит, у тебя ещё будет возможность припасть к этим источникам. Сейчас нам надо идти… - Голос его звучал неторопливой напевностью и переливался колоритной, глубокой, вязкой и сочной густотой. Со вздохом нетерпения и сожаления, Иллианнук последовал за своим провожатым. Остальные члены свиты молча устремились за ними.
Когда они обогнули здание библиотеки, в далёкой перспективе бесконечно простирающейся площади, взгляду Иллианнука открылась, во всём своём грандиозном и дерзком великолепии, упирающаяся в небесный свод знаменитая Вавилонская башня. Башня была целёхонькая, словно недавно отстроенная. У подножия башни угадывалось какое-то движение, но из-за большого расстояния, разделяющего их, Иллианнук так и не понял, какое именно. Несколько ближе к ним, на семи ярусах-террасах, пирамидами восходящими к небу, в хрустально-чистом шуме искусственных водопадов, благоухали зеленью и дразнили экзотическими плодами собранные со всего света деревья и кустарники висячих садов Семирамиды. Путник не удивлялся увиденному, воспринимая окружающее в соответствии со спокойной, неизвестно откуда взявшейся внутренней уверенностью, что именно это он и должен был увидеть. Однако же, внутреннее спокойствие его жило как бы отдельно, независимо от пылающего жадным костром, перебегающего с предмета на предмет, взгляда. А взгляд его теперь был прикован к ещё одному изумительному шедевру древнего зодчества. Он видел перед собой лучащиеся синевой ворота прекрасной богини Иштар. Жёлтая и синяя
Подозреваю, что сержант Григорьев в курсе, но не скажет.