Андрей Попов
СЛОМАННАЯ ВСЕЛЕННАЯ
(черная феерия)
«Когда в мире свет зажжен —
В нем порядок и закон.
Всем понятна суть вещей,
Смысл событий и идей.
Но когда приходит ночь,
Миром править ей невмочь.
Всюду тьмы круговорот,
И никто не разберет:
Где Хаос, а где Закон,
Где Реальность, а где Сон…»
Глава минус седьмая
Вначале была только тьма — беспроглядная и безграничная… Абсолютное отсутствие зримых либо осязаемых ощущений. Нет чувств, нет эмоций — никаких сенсорных восприятий. Не было даже объектов, способных вызвать какие-то чувства или эмоции. Словом, не было ничего такого, о чем можно сказать: «оно существует». Лишь сплошная чернота, воплощающая в себе идеальную безжизненность. Вакуум звуков и цветов. Завязанные в узел небытия Пространство и Время. Если попытаться описать это состояние лишь парою слов, то вот эти слова: АБСОЛЮТНОЕ НЕБЫТИЕ.
НОЛЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ…
БЕЗЗВУЧНАЯ СИМФОНИЯ ПУСТОТЫ…
Затем произошла резкая вспышка света: словно взрыв, пробуждающий к жизни и разрушающий незыблемый покой. Свет оказался настолько ярким, что мгновение назад умершая темнота стала поистине своей противоположностью: ослепительная белизна сверху и снизу. Что-то проснулось. Появилось первое осознание действительности. Стал слышен тихий монотонный стук, не прекращающийся ни на секунду, — это билось чье-то сердце…
Только что родившееся время уже отсчитало первые несколько минут, по истечении которых яркость света стала заметно угасать, обнажая и приоткрывая то, что скрывалось за этой белизной. Появились первые образы и очертания, подобия каких-то фигур. Стал виден колорит пестрых красок, еще витающих перед глазами и не определившихся в своих формах. Наконец возникли первые запахи и звуки, какие-то шумы родственные вою ветра. Столь странные и пока невнятные по своей сути метаморфозы происходили до тех пор, пока не наступила Ясность и Конкретность. И тогда…
Мир появился!
Максим стоял в самом Центре Мироздания, откуда вели начало все оси координат. Едва почувствовав твердую почву под ногами, он сначала внимательно осмотрел свое тело: так что со стороны могло показаться, будто он сомневается — действительно ли это тело принадлежит ему? На самом деле все проще: Максим смотрел, нет ли синяков и ссадин, и не испачкана ли одежда — проблемы, из-за которых у него всю жизнь были неприятности. Но вроде все в порядке, а главное — никаких болезненных симптомов. Вельветовые брюки и байковая рубашка с коротким рукавом были словно только что отглажены: ни единого мятого места. Следовательно: он не мог упасть откуда-то с неба, уж тем более — вылезть из-под земли. Это был первый, не совсем серьезный, но все-таки логический вывод, который он для себя сделал. Максим постарался вспомнить, откуда у него вообще эта одежда, казавшаяся подозрительно новой, словно чужой.
Но память абсолютно отсутствовала…
Тем более тщетны были попытки понять — как он здесь оказался, и что это за странная местность совсем ему незнакомая. Он вновь попытался проникнуть в глубины своей памяти, но там словно что-то выключили. Странно…
А может, раньше ничего и не было? Может, память больше не нужна, потому что ПРОШЛОЕ исчезло? Вообще-то Максим по этому поводу нисколько даже не переживал. Он наполнил грудь воздухом, насыщенным какими-то пьянящими ароматами, и произнес свои первые слова:
— Это впечатляет!
Затем он долгим изучающим взглядом обвел линию горизонта, повернувшись при этом на триста шестьдесят из трехсот шестидесяти возможных. Центр Мироздания, где он находился, являлся Нулевой Точкой отсчета: точкой, из которой брали начало все оси координат. Ось Х, словно натянутая струна, пересекала обширную зеленую поляну, затем терялась в лесной чаще, снова выныривала из нее, устремляясь дальше. В двух местах она срезала изгиб какой-то реки и уже тонкой, едва заметной для глаза линией, деля напополам многие леса и долины, скрывалась в Правой Бесконечности — там, где грезилась голубизна большого моря. В противоположной стороне от Центра Мироздания, как в зеркальном отражении, можно было увидеть почти то же самое, только там уже тянулась ось минус Х (— Х) с отрицательными значениями координат, и направлялась она, соответственно, в Левую Бесконечность, где сливалась в неясной дымке с линией горизонта. Впрочем, говорить о горизонте как о линии можно лишь с сомнительной условностью. Там, на краю Мироздания, в бесконечном удалении от его Центра глаз улавливал лишь нечто аморфно-неопределенное, затянутое пеленой неясности и математической погрешности. Трудно было утверждать: то ли линия горизонта представляет из себя хребты гор, то ли цепь дремучих лесов, то ли бескрайний океан. Даже цвета и краски мерцали перед взором, не давая никакой ясности.
Оси Y и —Y, как и полагается, были строго перпендикулярны осям Х, а в совокупности своей образовывали единую прямую линию, устремляя наш взор соответственно в Будущую и Прошлую Бесконечности. В одной из них утром всходило солнце и, пробежав в течение дня поприще небосвода, скрывалось в другой.
Пожалуй, чтобы дополнить увиденную картину, необходимо сказать про ось Z. Она, как бы вырастая из Центра Мироздания, направлялась строго вверх, стрелой пронзала плывущие облака и прямо упиралась в Верхнюю Бесконечность, тем самым поддерживая собою небо. Максим догадывался, следуя элементарной логике, что под землей скрывается еще ось —Z, и где-то в ее сакральных недосягаемых глубинах гипотетически существует Нижняя Бесконечность, увидеть которую увы… вряд ли кому дано.
Откуда-то дул слабый ветерок, забавляясь витающими вокруг ароматами. Пахло свежей травой, хмельными нектарами и… какими-то фруктами, что ли? Максим раньше и не думал, что запахи так способны влиять на настроение. Все вокруг казалось чудным, волшебным… просто великолепным! Даже унылая с виду пустыня, расположенная меж отрицательных осей Х и Y, переливалась радужными оттенками, и сухие безводные пески под влиянием хорошего настроения могли превратиться в богатую золотую россыпь.
Занималась заря. Во всей картине Мироздания вряд ли найдется зрелище более приятное для глаз. Над Прошлой Бесконечностью полыхал горизонт, светло-оранжевое зарево медленно поглощало сумрак, расползаясь по всему небосводу и как бы расчищая путь восходящему солнцу. Тени становились бледнее, превращаясь в пугливые призраки, а вместо них все отчетливее виднелись силуэты холмов, деревьев и целых лесных массивов. Где-то вдалеке, на расстоянии долгой утомительной ходьбы, тянулись хребты гор, пересекающие ось —Y. Отсюда они казались лишь небольшими бугорками, как бывает при небрежно распаханной земле. И по мере того, как становилось светлее, для взора открывались все более мелкие детали их рисунка: горные складки, области скал, снеговые шапки. Новые черты появлялись на глазах, словно невидимый художник наспех дорисовывает свою картину, придавая ей завершенный вид.
Стало уже совсем светло, и солнце должно было появиться из-за этих самых кем-то придуманных гор, но что-то медлило. Максим боялся отвести взгляд, дабы не прозевать сей торжественный момент. Наконец над далекими вершинами показалось яркое острие, напоминающее кончик копья. Оно поднималось в торжественном жесте победы — победы над темнотой. Шестиконечное солнце медленно всплыло над горизонтом, прямо над тем местом, куда указывала ось —Y. Само только что пробудившись ото сна, оно повелевало пробудиться звукам, движениям и краскам, обитающим в поднебесье. Прошлая Бесконечность осталась позади, неторопливо но уверенно оно устремилось к Будущему. И все вокруг под его целебными лучами как бы обретало второе дыхание.
Привыкнув к впечатлению увиденного, Максим опустил глаза вниз и только сейчас заметил, что из Центра Мироздания в сторону сектора положительных значений координат ведет узкая извивающаяся тропинка. Она пересекает огромную пеструю поляну и уводит за собой в густую чащу леса. По всей видимости, именно с этой поляны и веет тем чудодейственным ароматом, так как вдоль и поперек она была усеяна цветами мыслимых и немыслимых форм и оттенков.
Максим медленно двинулся в путь, внимательно рассматривая местную флору. Изумленный рассудок с полностью выключенной памятью сейчас был не способен ни на что другое, как только изумляться: что это за цветы? видел он их где-либо раньше? как они вообще называются? Сейчас любой, даже самый глупый вопрос казался ему из категории «повышенной сложности» — да, из тех, от которых на экзаменах ученики тупо молчат или молча тупят, или делают то и другое одновременно. Подойдя к одному пышному кусту, сплошь усеянному ярко-красными огоньками, он протянул к нему руку, и мягкий стебелек тотчас обвил ему ладонь. Куст сразу зашелестел: то ли в радостном приветствии, то ли отдаваясь капризам кутящего ветерка. Этот ветерок всюду следовал по пятам и дул то в одну, то в другую сторону — куда ему вздумается. Ноги как-то сами собой подкосились, и Максим окунулся в пушистый зеленый покров. Сочные ароматы вскружили голову, земля слегка зашаталась, и на какое-то мгновение ему показалось, что все Мироздание начало вращаться вокруг его персоны. Словно он и есть центр вселенной. Но открыв глаза и устремив взор в небо, он увидел неподвижную ось Z, и ощущение движения быстро исчезло.
Облака плыли над головой медленно и как бы нехотя, сонливо. Приглядевшись внимательней, Максим заметил, что причудливые формы, которые принимали эти облака, уж очень походили на различных зверей и птиц. Вот, закрывая собой чуть ли не четверть неба, лежал медведь с раскинутыми лапами и непомерно большой головой. Совсем неподалеку проплывал заяц в позе прыгуна, точно готовый броситься на этого медведя, хотя силы ой как не равны. Левое ухо у зайца было раза в два длинней правого. То есть, тьфу… наоборот: правое раза в два короче левого. Наверняка, за это ухо его кто-то хорошенько потрепал. В другой стороне неба пролетал огромный орел, причем, одним своим крылом он задевал ось Z, пытаясь за нее держаться что ли… А ближе к горизонту облака были настолько густы, что в них можно было легко узнать стадо овец или даже стадо сизых свиней — это у кого как сработает фантазия. А фантазия нынче у Максима работала на все сто, напрочь отключив прагматичное мышление и занимая все ресурсы памяти.
Он с силой зажмурил глаза и тут же их открыл. Ни овец, ни свиней (ни сизых, ни фиолетовых), никаких медведей. Да, все это только игра воспаленного, лучше сказать — разгоряченного хмелью дурманящих ароматов воображения. Продолжая путь, тропинка еще раза два вильнула по ароматной поляне, показала где растет цепучая трава выше колена, а где можно сорвать огромные белые розы или, во всяком случае, что-то на них очень похожее. Всюду трезвонили неугомонные цикады, рождая мир звуков из тишины безмятежного утра. Затем тропинка резко направлялась в сторону густого леса и, уже никуда не сворачивая, ныряла в его объятия.
Статные высокие деревья подпирали тяжелое небо своими вершинами и стояли так близко друг к другу,
