В то время* с нами в карагоде гулял Сергей Кадикин. Умный быд, красивый, грамотный, мастер на все руки и очень мне нравился. Да и я ему... но мать его не хотела в дом меня брать, все говорила:
- Бедная она, разута-раздета. Женишься, и обувай ее тогда, одевай. Только и будить на себя работать. Бери Ольгу, - всё твердила ему: - Она и работящая, и с приданым.
А жениться Сергею надо было, мать-то чахоткой болела. И Ольга вправду была богатая. Бывало, понесёть ковригу хлеба к Кочергиным и выменяить на что захочить… Да я же тебе уже рассказывала про Кочергина, как его самого расстреляли, когда буржуев стали громить, как после умерла жена, дети осталися сиротами. Вот теперя и меняли всё на хлеб, а Ольга таскала от них вешшы разные, славилася своими платьями бархатными, атласными наволочками, атласными одеялами.
А как-то после Троицы приходить она ко мне и говорить:
- Знаешь, Мань, ныньча тетка к Кадикиным приехала, будуть с матерью решать, за кого Сергея сватать. Пойдем-ка к ним под окно и подслушаем. У них там сирень густая, никто нас не увидить.
Пошли мы. Ночь как раз тё-ёмная была! Присели возле окна под кустом, слушаем. И уж о чем они сначала говорили, мы не застали, но слышим голос Сергея:
- Жениться мне надо, но Ольгу я не возьму. И наряды мне ее не нужны. А вот на Мане женюсь.
Ну, тут и пошло! Как начала мать сыпать:
- Да она тебе и штанов не сумеить залатать!
- А я и не собираюсь в латаных ходить, - Сергей-то.
- Да ведь она голая совсем!
- Тем и лучше. Не будить задаваться. Я здоров, силён, обую ее, одену.
Тут и тётку слышим:
- Аннушка, - мать Сергея так звали: - Маня девочка неплохая, на мордочку красивая. А какая порода у Писаренковых хорошая! Умные, труженики. Ну а что вдовья бедность… С жениным богатством тоже жить плохо.
А мать и вовсе вскинулася:
- Я думала ты меня поддержишь, а ты за неё? Нет им моего благословения! Не быть ей в моем доме, покудова я жива!
А Сергей как бросится к двери, да на улицу. Тутова и мы от окна бежать. Только прискочили к нам, только стали мамке рассказывать, а Сергей и вотон! Ну, поговорили с ним о том, о сём, а настроение у меня хуже некуда и думаю: передолиить* его мать, женится он на Ольге. А она такая радостная сидить, смеется всё! Потом стала собираться домой, да и говорить Сергею:
- Пошли-ка, Сереж, пусть Маня отдохнёть. Мне-то что-о, а ей на работу завтра рано вставать.
А Сергей и согласился. И пошли они вместе. Ну, у меня сердце так и оборвалося. Сижу и думаю: всё кончено. А тут еще Динка с печки соскочила, затараторила*:
- Вот и хорошо, вот и ладно. Пусть Ольга и выходить в их чахоточный дом, а когда заболеить чахоткой, так отец вылечить её, он же богатый.
Ну, а потом мне не до Сергея стало. Пришла я как-то вечером с работы, а мамка и говорить:
- Приходили к нам сегодня от Кольцовых, просили разрешения приехать сватать тебя, а я им сказала, что пусть приезжають. Правда, жених еще вместе с твоим отцом в солдаты призывался, но зато богатый.
Я так и села… И не знаю, что ответить? А мамка уже приоделася, в хате прибрала.
Ну, принарядилася и я, сидим, ждем. И вдруг Сергей приходить. Поздоровался, посидел немного, а потом и спрашиваить:
- Что это ты приодета нонче, принаряжена, да и в хате у вас...
А в дверь как раз и стучать. Подхватился он открывать, да и встретил сватов. Поздоровался с ними, пригласил садиться, потом подходить ко мне и шепчить:
- Так вот в чем дело!.. Ну, тогда я пошел.
И повернулся. И вышел… А у нас с ним до этого все споры шли, и я-то ему: вот, мол, не хочет твоя мать меня брать, а он:
- Ну что тебе моя мать?
- Как это что? Приду я к вам в дом, а она и будить на меня косо смотреть?
- Ну и пусть смотрить. Жить с ней я не буду, отдельно построюсь.
Вот так и спорили с ним, а теперя, значить, меня сватають. И мамка опять завела свою песню: да у нас, мол, приданого нет, да нам и свадьбу играть не на что, а жених успокаиваить ее:
- Ничего мне вашего не нужно. Вот как стоит Маня, так и возьму. Постель даже не привозите. А свадьбу сыграем за три дня, и завтра я мешок муки пришлю, машинку швейную.
Мать так и опешила. И не знаить, что ответить? Но позвала меня в чулан и говорить:
- Будем богу молиться, что такой человек к тебе присватался!
Потом вышла и объявила, что мы согласны. Влезла на лавку, сняла икону Спасителя, стерла с неё пыль и подошла нас благословить. Стала я рядом с женихом своим, глянула на него... и таким старым показался, таким некрасивым! Чуть в обморок не упала.
Но начали сваты, наконец, прошшаться, вышла я их проводить, а жених мой нагнулся, да и поцеловал меня. Ох, и как же было противно!.. Потом сели они в сани, поехали. Посмотрела я… а лошадь-то у них белая! А на облучке-то кучер сидить, ноги жениху ковер покрыл! Да и мамка посыпала:
- Боже мой, к нам-то, бедным, и такой человек присватался! Богач с десяти деревень. Как подруги то завидовать будуть!
А я вошла в хату и ка-ак пала на постель, как зарыдала! Меня и унять-то никак не могли, а Динка сидела рядом и всё сыпала:
- Если ты такая дура, то поплачь, поплачь. Можить, дури поубавится. Богач! Да на что тебе его богатство? Хлеба наобещал. Да не буду я есть его хлеб!
Стали тут и соседи сходиться, тетка Чичиха пришла, запричитала надо мной:
- Манечка, доченька, не выходи за него. То-то ж трудно жить с нелюбимым! Я сама за неровню вышла, мне тогда и было-то годков пятнадцать. Да мой ишшо жалостливый был, скажить так-то: «Машенька, иди, погуляй.» Пойду с девчатами, а как домой ворочаться... Лучше б - в тюрьму!
Пришли и подруги. Кто поздравлять стал, кто отговаривать, но их дело что? Поговорили, посудачили да разошлися, а я и осталася одна со своим горем.
А в ту пору у нас солдаты квартировали, вот и приходють, а один… Иваном звали, аж испугался:
- Что это с вами? Все будто живы, а ревете, как коровы.
Рассказала ему мамка всё, а он и говорить:
- Зачем вы губите дочке жизнь? Во, моя сестра тоже вышла за такого, да прожила, бедняжка, годков пять и зачахла, оставила сиротами двух деток.
А мамка - своё: так ведь жених то богатый, мельник! А Иван опять:
- Ну что вы заритесь на богатство? Вон какие богачи были и где они теперь? Все на Соловках да в Сибири. Так и с мельником вашим... Еще не известно, что впереди его ждёт.
Но что делать? Ведь уже завтра утром жених пойдёть в церковь и после обедни прокличуть: такой-то и такая-то будуть венчаться. И тогда уж трудно будить отказаться. Как не довести до этого? Ведь ночь уже. Тогда Ваня и говорить:
- Пиши записку, что, мол, из-за болезни матери...
А писать-то я не умею. Ну, написал он сам, оделся, взял винтовку и пошел… А потому с винтовкой, что солдаты тогда с ними не расставалися, вот и он… Пошел, значить, но что-то скоро вернулся и говорить:
- Вручил самому жениху. И сказал еще, что ответа не нужно.
И вот тут-то тяжесть с меня и спала! Уж так я обрадовалася, так обрадовалася, что вроде как меня только-только из тюрьмы выпустили.
Но ночь мы спали плохо, а на утро мамка и вправду заболела. Но я пошла на работу, а Сергей меня и встретил:
- Ну что, за богатого выходишь? Хлеб теперя вволю есть будешь? Думала, что со мной с голоду помрешь?
Что я могла ему ответить? Да завернулася и пошла. А должна была идти как раз мимо дома жениха, так что? Во-от такой-то круг по железной дороге сделала, чтобы только мимо него не идти. Но вечером приходили сваты от моего жениха, спрашивали:
- Что случилось, Алексевна? С такой охотой просватали...
Ну, мамка и начала опять своё: да вот, мол, нет у нас ничаво… да вот, если б жив был отец, разве бы так жили? Те уговаривали ее, уговаривали, но так и ушли ни с чем, а на другой день сосватали этому мельнику Дуню, в другом краю деревни она жила.
Ча-асто я потом видела эту Дуню, всё они мне встречалися, когда я с работы шла: как везёть ее мельник в коляске!.. вся в атласах она, в бархатах, по ветру шарф развивается! Девчата, бывало, всё так-то мне и скажуть:
- Что, нябось, завидно?
А мне как станить жалко эту Дуню! Аж сердце зайдется… Что потом? Да потом разорили этого мельника, отняли мельницу, коров, лошадей, только хату и оставили. Но самого не тронули, так что ж он? Ка-ак засел в этой хате, так больше никуда и не вышел. Дуня на фабрику пошла работать, а он – с детьми сидеть. И выходил-то из хаты только тогда, когда стемнеить. Выйдить… или дров нарубить, или воды из колодца наносить. И как же они бедствовали! С хлеба на воду перебивалися. Платили-то на фабрике как? Видимость одна. А дети плодилися, трое уже было, когда он заболел чахоткой и помер. Вот и осталася Дуня одна с цельным выводком. Так-то, милая, не знаешь, каким боком судьба к тебе повернётся.
А тогда радовалася я, что Дуню ему сосватали, и спать легла рано, и спала, как убитая. Приходили подруги поздравлять с нареченным, а мамка не давала меня будить и говорила, что никакой свадьбы не будить.
- Во, - шутили: - вечером сосваталися, а утром рассваталися.
А Сергей так и не пришел. Да я и не ждала его. Знала его характер.
*1920 год.
*Тараторить – говорить часто, много, взволнованно.
*Передолить (местн.) – переубедить, победить.
Фото: Мама. 1919 г.
| Помогли сайту Реклама Праздники |