Нам пришлые не указ

"Сказка ложь, да в ней намёк!"
А. С. Пушкин

Седые космы промозглого липкого тумана медленно плыли над рекой, лениво цепляясь за потемневшие ветви ракитника, свисающие с берега. Холодные крупные капли, срываясь с последних ещё не облетевших листьев, с приглушённым хлюпаньем падали в тёмную воду. Сквозь пелену тумана с той стороны, где находился противоположный берег, тускло просвечивали желтоватые пятна, и доносился невнятный приглушённый шум – вечерний город жил своей жизнью. Сейчас там готовились к гуляниям, особенно молодёжь. Ведь нынче готовились встречать Хэллоуин.
А на этом берегу в полумраке накатившего осеннего вечера нахохлился старый промокший лес.
В просторной яме у замшелых корней древнего дуба-великана тлел едва приметный костерок, вокруг которого уныло сгорбились три фигуры. Дымок от костра стелился над самой землёй и, придавленный туманом, постепенно растворялся в нём. Одна из фигур выпрямилась и, обернувшись в сторону реки, негромко позвала:
- Эй, Федот, ты что застрял? Долго ещё тебя ждать?
Голос принадлежал женщине непонятного возраста. Была она сухонькой, можно даже сказать несколько отощавшей, но на слегка вытянутом невыразительном лице выделялись живые глаза, в которых проблёскивал озорной огонёк.
- Да иду уже, иду… - раздался приглушённый голос.
На краю ямы появился мужик довольно крупных габаритов, который что-то нёс. Приблизившись к огню, он самодовольно продемонстрировал плетёную из прутьев вершу, до половины наполненную рыбой:
- Я тут рыбца подловил малёхо. Ну, что б так, впустую не сидеть…
- А кто ж потрошить-то будет?
Раздвинув толстые губищи в самодовольной ухмылке, мужик сообщил:
- Так я уж того… всё сделал, ты, Кика, не переживай.
Сноровисто соорудив из веток подпорки, он быстро нанизал на прутья тушки рыбин и, разместив их поближе к огню, устроился возле костра.
- Да, Федот, в рыбном деле ты первый мастер, - одобрительно крякнул крепенький приземистый дедок. – Знамо дело, водяной.
- А ты, дед Лёха, эвон как ловко со зверьём справляешься.
Женщина перевела взгляд с одного на другого, усмехнулась и решительно заявила:
- Ну, всё, хватит, а то ещё захвалите друг друга… забыли, чего собрались-то нынче?!
- Забудешь тут, как же… - насупился дедок. – Мало того, что в наши края пришла эта ихняя цими… цини… ну, как её там?
- Цивилизация, - глухо подсказал, молчавший до сих пор мужчина.
- Вот-вот! – воскликнул дедок. – Так ещё и энти пришлые на нашу голову свалились, чтоб им пусто было! Ты мне, Емеля, скажи: нешто им в своих краях места мало?
Молчун распрямил плечи и обвёл присутствующих задумчивым взглядом. Все замерли в ожидании. Домовой Емельян слыл рассудительным и слов понапрасну на ветер не бросал. К тому же обитал он в городе и первым узнавал о всяческих новшествах в мире людей. Правда и жена его – весёлая кикимора Кика тоже была городской, да только, как и любая женщина, далеко не глядела, а больше на мужа своего полагалось. Ну, так ведь оно испокон веков так повелось.
- Я так скажу, - изрёк домовой. – Во всём люди виновны. Это они к нам пришлых-то приманили. Всё им иностранческое подавай, оттедова – из-за бугра, а своё исконно родное и в грош не ценят.
Он замолк ненадолго, словно обдумывая свои слова. Водяной Федот украдкой перевернул одну из рыбин, чтоб не подгорела, и замер в ожидании продолжения. Дед Лёха вдруг шумно засопел, запустил лапищу в густую бороду и принялся там чего-то вычёсывать, но на него так шикнули, что он застыл без движения и только грозно вращал глазищами из-под косматых бровей.
- У нас в городе прям беда, - снова подал голос Емельян. – Домовые уходят. В этих домах нынешних нам и укрыться-то негде: ни печей нет, ни банных пристроек – один лишь бетон, пластик да стекло…
- Про стекло-то я знаю, - не утерпел дед Лёха. – А те двое других, они кто?
- Не кто, а что, - поправила его Кика. – Это материал такой заместо камня и дерева. Ну, ты дед и темнота… одно слово – леший.
- Мы тута в лесах академиев не кончали, - огрызнулся дедок. – Не то, что вы, городские…
- Да ладно вам, - примирительно поднял руки Федот. – Нашли время для ссор. Пусть Емеля доскажет, куда домовые уходят и почему...
- Чего уж тут досказывать, - пожал плечами Емельян. – Те домовые, которые посноровистее, переквалифицируются в автомобильные – там хоть есть где спрятаться…
- Автомобили – это такие самодвижущиеся телеги, - торопливо пояснила Кика.
Леший и водяной кивнули, мол, ясно и снова посмотрели на Емелю.
- Ну, так вот, - продолжил он. – А остальные подались кто в глубинку, а кто и вовсе за тридевять земель. Краем уха слыхивал, будто Трифон Гаврилыч с Наиной Киевной туда же отправились…
- Не, это я точно знаю, - возразил дед Лёха. – Горыныч со скуки забрался в свою тайную пещеру в Уральских горах и залёг в спячку. А Баба Яга подалась до лучших времён в Лукоморье – у неё тама дача есть, по соседству с кощеевой.
- Ну, да, все в разбег, а мы тута сами с пришлыми разбирайся! – возмутился Федот. – У меня и русалки, хоть какой завалящей ни одной не осталось. Да и, правду сказать, люди-то реку так загадили всякими нечистотами, что и сам с опаской в воду вхожу.
- Чего уж там, - шумно вздохнул дед Лёха. – В нашем лесу из леших, почитай, один я и остался. Слыхал, в Глухом бору ещё Никодим вроде бы обретается, да и то Аука сказывал, будто навострил он лыжи куда-то аж за Енисей, кажись…
- Анчутка вон тоже куда-то запропастился. Ни слуху ни духу не слыхать об нём… эх, что делать-то теперь будем?
Все притихли, вглядываясь в огонь тлеющего костерка, словно надеясь углядеть там ответы. Первой нарушила затянувшееся молчание Кика. Достав откуда-то из складок своей одежонки старенькое чесало, она принялась распушивать жидкие волосы и рассуждать:
- Люди-то, конечно, нынче падки стали до ненашенского.
- Они и раньше тоже того… - многозначительно проворчал леший. – Ишо от царевича Петра, почитай, началось.
- Ну, то давно было, а я за нонешние времена речь веду, - возразила Кика. – Люди, они такие, поддаются влиянию. А энти, пришлые-то поприходили со своими заморскими празднествами. У них там всё с огнями разными, с весёлостями, музыка современная…
- И фелерверки разноцветные, - вставил дед Лёха.
- А чё, у нас вона тоже музыка есть! – напыжился Федот.
- Ага, так ты сейчас молодёжь и проймёшь свирелями да гармошками, - возразил Емельян. – Закисли мы в своих древних традициях, ан время-то новое уж накатило. Нужно что-то делать, осовремениваться что ли.
- А как? Поглядел я давеча на одного пришлого, как его там… зомбя какой-то, шастал тут по моему лесу, - возмутился леший. - Ну, упырь упырём, да и только, ничем не отличается, разве что портки драные из какого-то блестящего матерьялу. Бормотал чего-то там, зубами скреготал, а как я его шуганул, такого дралу дал - токмо пятки засверкали.
- Да уж, они, эти пришлые, нашим не чета, - хохотнул Федот. – Трусоваты, хоть и хорохорятся. Намедни в полночь затеяли ихние гоблины пляску у кострища. Ну, они навроде наших домовых, токмо больно мерзкие. Да, а тут как раз болотник Братша на подпитии откуда-то возвращался, ну, и заглянул к ним на огонёк.
- Тьфу, ты, нашёл с кем якшаться! – возмутилась Кика.
- Так ведь с пьяных глаз не разобрал, - заступился дед Лёха. – Чего на подпитии-то не бывает?
- Ага, у вас мужиков, чуть что – сразу горькая виновата.
Леший с водяным переглянулись, недоумённо пожали плечами и уставились на кикимору с таким выражением, словно она ужасную глупость ляпнула.
- Ты, Кика, молчи, коли не знаешь. Сама непюща, потому и не поймёшь. Болотник хотел, было, пообщаться душевно, за жисть поговорить, а те навалились сворой – только лохмотья в стороны полетели. Только не тут-то было: Братша обиделся такому приёму, взревел, что твой бык, выворотил молодую осину с корнем да и понёс их всех скопом по буеракам. До утра гонял, аж пока заря не зарделась…
Емельян поднял руку, призывая успокоиться, и произнёс:
- Всё это так, разговоры говорить до утра можно, а нам нужно решить, как быть сегодня. Вона в городе молодёжь всю ночь гулять собирается, а что праздновать будут?
- Так ведь этот, как его? А! Хэл-ло-у-ин… тьфу ты, язык сломаешь. Ну и словечко, прости Господи! – в сердцах бросил водяной и тотчас заткнул собственным кулаком рот, испуганно вытаращив глазищи.
- Ну, ты и даёшь, Федот, - сокрушённо покачал головой Емельян. – Знаешь ведь, что нам не положено поминать имя… ну, сам знаешь кого. Ты б ещё перекрестился…
Водяной испуганно затряс головой, всем своим видом выражая сожаление.
- Я вот только чего не пойму, - в раздумье проворчал дед Лёха. – Ведь этот ихний х-х… ну, праздник что ли… чем он лучше нашего? Сегодня ж как раз Велесова Ночь – самая что ни на есть чародейская ночь великой силы, когда истончаются границы между мирами. Духи предков приходят к своим потомкам, дабы благословить их, советом помочь али ещё как. Пошто ж своё праздновать не хотят, а чуждое с радостью?
- Так знамо дело, несть пророка в отечестве своём, - вздохнул Емельян. – Особливо молодёжь на всё иностранческое зарится…
- А сало русское едят! – с горячностью вставил леший.
Внезапно из-за реки донёсся какой-то треск, хлопки. Все дружно привстали и повернули головы на шум. Над противоположным берегом в тумане расплывчатыми цветастыми пятнами вспухали букеты огней и с шипением падали в тёмную воду.
- Ну вот, началось, - буркнул Федот и опустился на место. – Теперича энту, как её… дискотеку всенощную затеют.
Все снова расселись по местам. Кика задумчиво почесала кончик острого носа и с заговорщическим видом спросила:
- А всё отчего?
Не дожидаясь ответа, она быстро затараторила:
- Мы сидим себе по своим укрывищам и в ус не дуем, а пришлые свои правила заводят. Надобно было бы нам по старым традициям перед наступлением темноты костры разжечь, чтоб молодёжь через них сигала, музыку какую нынешнюю сорганизовать, хороводы… опять же таки ряженых там позвать. Вона эта всяка иностранческа нечисть своих попривозили доходяг в блёстках - аж смотреть тошно – всё бледные, зелёные, трясутся. Ещё и тыквы повыдалбливали и внутря огни повставляли – только продукт перепортили. Из тыквы каша хороша, да и семечки полузгать неплохо, а вот так испоганить… нехорошо. Надо с этим что-то делать.
- Ну, и чего ты предлагаешь? – поинтересовался дед Лёха.
- Так ведь ясно ж, - ухмыльнулась кикимора. – Надо на дискотеку идти и там чего-нибудь напроказить так, чтоб пришлых осрамить, а свои, исконные традиции прославить.
- Так уж и прославить, - с сомнением хмыкнул Федот. – И как бы нам это сделать, коли у них, у пришлых-то всё новёхонькое, блестящее, а у нас и нетуть ничего такого.
- А я согласен, - неожиданно поддержал Кику леший. – Только надобно к энтому делу со смекалкой подойти.
- Это как? – полюбопытствовал Емельян.
Дед Лёха хитро ухмыльнулся, подмигнул и пояснил:
- Надо Лярву с Дикой Бабой позвать. Оне нынче без дела маются, так мы их супротив пришлых и навострим.
- Где ж их сыскать-то? Подались, наверное, тоже куда-нибудь за тридевять земель.
- Ан, нет! – торжествующе заявил леший. – На городской свалке оне обретаются.
Все враз оживились, потому как знали, что Лярвой со своей подругой Дикой Бабой такие каверзы были, особливо супротив мужиков, что только держись. А пришлая забугорная нечисть, как на