Игра на выбывание

Новенький, только что из автомобильного салона, перламутровый кабриолет «Порше» легко, как птица, скользил по горному серпантину. Дорога поднималась в небо. Табун в пятьсот лошадей, спрятанный под капотом этой великолепной машины, был резв и послушен, словно не чувствовал тяжести затяжного горного подъема, а напротив, стоило ей лишь чуть-чуть придавить педаль газа, как машина начинала мгновенно ускоряться и какая-то неведомая сила вдавливала пилота в сиденье.

Ласковое весеннее солнце светило сбоку, со стороны моря. Казалось, что солнечные лучи специально гнались за машиной, чтобы посмотреться в хромированные диски колес, отрикошетить от них в море и, там, поиграв на бирюзовой волне, вновь пуститься догонять перламутровый «Порше» и прекрасную даму в нём в нежно-голубом платье. Она – маркиза де Жервиль сегодня отдала предпочтение именно этому цвету. Тот, как нельзя лучше, подходил и к её машине, и к её лучезарным голубым глазам, и к распущенным золотым волосам. Легкий летний ветер играл шелком волос, развивая и теребя их пряди. Конечно, прическа для свидания была испорчена, но она любила скорость, стремительность, натиск, да и медлить было выше её сил.

Справа от неё поднимались отвесные скалы, кое-где поросшие редким кустарником, а слева шел крутой обрыв в море. Сегодня она не слушала музыку, в данный момент та была неуместна – маркиза слушала море, которое тоже в каком-то весёлом волнении катило седые валы и стучалось ими в серые утесы. Точно также стучало сердце прекрасной аристократки Мэри – маркизы де Жервиль. Она специально настроила зеркало заднего вида так, чтобы видеть в нём лишь себя. Счастливую себя. Ей было немного за тридцать лет. Конечно, годы страданий и мытарств по чужбинам наложили свой неизгладимый след: слегка опустили уголки губ, наметили над переносицей две поперечные ранние морщинки – следы глубоких и тягостных раздумий, но это не столь страшно, ведь впереди её ждала целая жизнь. Жизнь полная счастья, любви и гармонии. «Жизнь прекрасна! – кричала она ветру, морю, чёрным угрюмым скалам, белоснежным чайкам. – Слышите вы, глупые птицы, жизнь прекрасна и удивительна! Он ждет меня! Мы победили!»

Нет, она не боялась разбиться. Она ничего не боялась. И этот ветер сумасшедшей скорости на извилистой горной трассе был ветром свободы и счастья. Полной свободы и полного счастья!

Дорога расширилась и стала забирать все правее и правее. Исчезли и чайки, и море, зато начались кипарисовые аллеи, тёмные виноградники и апельсиновые сады. Вот за той дубовой рощей ей вскоре откроется имение и белый двухэтажный особняк  с восьмиугольной ротондой.

Она остановила машину у рощи, вышла и обняла могучий ветвистый дуб – древний, мудрый, осанистый, несокрушимый. Под этим дубом четырнадцать лет назад молодой граф Эболи впервые признался ей в любви. Тогда они оба были слишком юны, граф  Диудонн  де Эболи учился в университете и ещё не определился с выбором профессии, пробуя себя то в юриспруденции, то в политике. Наверное, среди его знакомых было немало молодых привлекательных девушек – и умных и благородных, но едва лишь увидев юную Мэри, он потерял голову. Эта была любовь! Взаимная любовь – святая и бессмертная, страстная и всепоглощающая. В том, что он её избранник, она ни на секунду не сомневалась. Ведь даже его имя – Диудонн переводилось с французского языка, как данный богом. К тому же, он, как и она имел русские корни. Но тут в их любовь – чистую и невинную – вмешалась судьба.

Власть в стране захватила кучка негодяев, которым путём хитроумных манипуляций с электоратом удалось победить на выборах. Страной стало управлять марионеточное правительство во главе с президентом-шутом, которого в народе иначе как Крысиным Королём и не называли. Некогда великая держава превратилась в помойку, в страну-колонию, из которой мировой капитализм выкачивал природные ресурсы, народ постепенно превращался в быдло, а выборы превратились в фарс. Пытаться честно победить на них стало невозможным, как невозможно играть по правилам с карточными шулерами. Граф Эболи возглавил антиправительственный заговор, и тут в игру вступила эта дрянь, выскочка без рода и племени  Авелин – горничная  Диу. Рыжей бестии удалось записать на диктофон тайное совещание заговорщиков. Разумеется, боевикам заговорщиков не представляло особого труда заставить её замолчать навечно, однако, негодяйка подстраховалась и передала компромат кому-то из своих сообщников. Весь столь тщательно спланированный заговор был под угрозой. Заговорщиков ждала смертная казнь. Можно было бы заткнуть рот горничной деньгами, но та хотела не только денег, вернее, и денег тоже, но для начала Авелин пожелала стать графиней Эболи.

Милый Диу, сколько же ты пережил за последнее время! Новоявленная графиня Эболи с жадностью и прожорливостью гиены принялась пожирать твои капиталы. Пошли с молотка и конские заводы, и виноградники, и коллекционные вина, и фамильные драгоценности – а ей всё было мало. Сколько раз, наверное, думал бедный граф о том, чтобы застрелиться, но и самоубийство не спасло бы положения: под угрозой разоблачения  оставались его друзья, соратники, а самое главное – дело, чего Эболи допустить не мог: ведь на родовом гербе графа было написано: «Прежде всего, Отечество!»

А какое гнусное письмо написала Мэри эта особа! «Если я узнаю, что граф Эболи по-прежнему оказывает Вам знаки внимания, – угрожала служанка, – я утрою сумму своего содержания. Я не только сниму с него последний фрак, но и сдеру с его благородных костей всё мясо, а скелет продам в анатомический музей». Целых четырнадцать лет им пришлось разыгрывать взаимное равнодушие. За каждым из них по пятам ходили толпы соглядатаев. Мэри даже пришлось выйти замуж за маркиза де Жервиль – старого содомита, которому был нужен этот брак, чтобы приобрести министерский портфель, поскольку гомосексуалистов Крысиный Король не жаловал. Это был один из немногих его плюсов.

Но вот всё закончилось! Крысиной Король отравился, всё его правительство взято под стражу до рассмотрения дела военным трибуналом за преступления против собственного народа, а бывшая графиня Эболи подалась в бега. Естественно, все её счета аннулированы, движимое и недвижимое имущество изъято, и брак с графом Эболи признан недействительным.  Выбор перед Авелин невелик: либо сесть на скамью подсудимых на Родине, либо сгнить от сифилиса в борделе какой-нибудь африканской страны. Сама же маркиза де Жервиль два года назад овдовела, и сейчас она свободна и богата. Вот всё и разрешилось…

…Добрых полчаса Мэри провела под сенью тенистого дуба, ждать больше  не было сил: пора! Она села в машину, мотор заурчал, как сытый кот, её вновь вдавило в кресло, и перламутровый кабриолет помчался по пустому шоссе в сторону усадьбы.

Швейцар Жак, заулыбался, узнав её, и распахнул перед ней сразу обе дубовых двери, словно она развела руки в стороны, чтобы обнять весь мир.
– Его сиятельство, ждёт вас, маркиза, в гостиной! Вам так идёт это голубое платье!
– Спасибо, Жак, спасибо, голубчик!

Но и граф не мог уже ждать! И вот он уже сам бежит к ней навстречу по мраморной лестнице, они обнялись, добрый Жак, надвинув на глаза фуражку, смущено отвернулся…
Сколько лет они ждали этого часа, этой минуты! Граф нежно целует руки любимой, его губы сухи – но она кожей чувствует влагу… Слёзы?! Суровый и мужественный Диу плакал от счастья…

И тут всё застыло на месте: и граф, и мраморная лестница, и верный слуга Жак, и она тоже замерла в какой-то нелепой, кукольной позе…
И над всей этой картинкой всплыли кровавые буквы: «Игра «Жизнь-Вирт-3Д» будет продолжена после внесения очередной абонентской платы … рублей …копеек…».

Её будто ударило током. Это проклятая надпись резанула по глазам как опасная бритва – и всё померкло в кровавом тумане. Она захрипела, словно кто-то накинул ей на горло удавку, и потянула с глаз очки-маску со встроенными в ней датчиками в височной области. Как же мерзка была ей эта реальность! Комнатка в коммуналке, в бывшем общежитии на девятом этаже, на самой окраине города. Летом она умирала тут от жары:  крыша так накалялась от солнца, что в   комнате можно было находиться, только укрывшись мокрой  простыней. Зимой текла крыша, и весь потолок покрывался разводами от талого снега цвета мочи. Даже над её компьютерным столом, за которым она вела «аристократическую жизнь», борясь за свободу и справедливость и за любовь графа Эболи, был прикреплён раскрытый зонт. Кровать она застилала целлофаном и когда ложилась спать, поверх одеяла тоже стелила целлофан. Но до протекающей крыши никому не было дела, как и не было его никому до народа, обреченного на вымирание.


Маркиза Мэри де Жервиль, а в реальной жизни – Мария Васильевна Колокольцева уже давно влачила нищенское существование. Того пособия, которое она получала по инвалидности, едва хватало на лекарство и оплату коммунальных услуг. Кое-что, правда, перепадало на хлеб с порошковым молоком и на дешёвые сосиски из костной муки. Ничего не попишешь: жизнь – это игра на выбывание. С этим нужно смириться.

Когда-то у неё была трёхкомнатная квартира в центре города, а у дочери собственный бизнес. Потом они с мужем взяли кредит в банке для развития бизнеса, но прогорели. Муж дочери сбежал, а Марии Васильевне пришлось поменять свою квартиру в центре на более скромную, двухкомнатную, на окраине. И пошло – поехало! Менялись, менялись, пока она не оказалась в коммуналке. Хорошо, хоть её супруг до этого счастья не дожил. Теперь у него своя отдельная «жилплощадь» метр на два на городском кладбище. С покойников банки взыскивать долги пока ещё не научились.
Да и её комната мало чем отличалась от склепа – сырая и тёмная, уже давно перестала пахнуть человеческим жильем. Повсюду витал дух нищеты и разложения, и хозяйка была приговорена заживо сгнить в этой коморке. Все обещания дочери о том, что все вскоре наладится оказались блефом. Полгода назад она навестила Марию Васильевну уже с новым мужем. Именно он, новый зять, и взял в кредит для неё новый компьютер, правда, на имя тёщи, по её документам, но обещал в течение недели кредит закрыть.  Это он втянул женщину в сказочный виртуальный мир.

Игра оказалась на редкость простой  и увлекательной. Для создания своего образа Мария Васильевна загрузила студенческую фотографию, а дальше – не ленись – сочиняй историю своей жизни. Тут-то и вспомнились ей французские романы ХIХ века, появились благородные рыцари, их верные сподвижники, разные мелкие пакостники и настоящие злодеи и злодейки. Эта виртуальность была настолько реальной, что «маркиза де Жервиль» чувствовала вкус шампанского, свежесть морского бриза, аромат кожаного салона в перламутровом «Порше» и главное, сердце её начинало учащенно биться от одного только взгляда обожаемого ею графа.  Обедая в ресторанах, она чувствовала сытость в желудке, ощущала послевкусие  дорогого вина, легкий обволакивающий хмель, слышала запах духов, свежесть накрахмаленных простыней, на которые она ложилась спать. Виртуальная жизнь не имела ничего общего с её настоящей сегодняшней жизнью.  Мария Васильевна