Вчера меня поздравляли. Потому что был День рождения и есть люди, которые об этом помнят. Отрадно, что их много. В том числе и тех, кто не подвластен гравитации интернета и далек от сетей.
Звонки шли по какому-то неизвестному мне закону, какими-то нарастающими и уходящими волнами, и это удивляло. Час – тишина, час – поздравления чередой. И так несколько раз. Дорогие, любимые, каждодневные и возникающие раз в год… Или даже реже. Звонки откуда-то из детства, из школы, из разных жизненных эпох, так далеко ушедших, как будто и не моих…
Вечером, под занавес счастливого дня – самый дорогой на свете голос. Мамин.
Бесконечно любимая, бесконечно близкая, не очень молодая, но очень красивая на восьмом своем десятке, отставшая от суматошного прогресса, так и не принявшая мобильную связь… Ждала внука, чтобы набрать дочь. Позвонила. Говорила.
Роднейшим голосом в очередной раз вспоминала, как много лет назад гостила с большим, на девятом месяце животом, у родственников в деревне. Как ранним воскресным утром, в последний день той дальней осени, поняла вдруг, что надо выбираться из гостей, что ребенок из того космического марева просится это. Как не было ни машины, ни лошади, ни еще каких колес, и пришлось идти до станции пешком – полтора километра по полю, по снегу выше колена, по настоящей преждевременной зиме.
«А сегодня смотрю за окно – снега нет и в помине, тепло... Тебя только не хватает. Когда тебя увижу?» – «Скоро, мама, скоро».
И от голоса этого – роднее-родного, и от имени этого – она лишь так называет, и от огромного множества любви, самой бескорыстной на свете, – от всего этого спазмом перехватывает горло. Нестерпимо хочется сесть на пол в этом пустом темном зале, забыть про шумящих за стенкой гостей, прижать колени к подбородку и сидеть так долго-долго, слушать без конца, раствориться в голосе ее и нежности ее. И может быть даже поплакать – тихонечко, про себя, без особой причины, от одной только любви, что не умещается в тебе.
А может быть еще и потому, что ждет она, зовет она, а суета-сует все держит на коротком поводке.
И может оттого, что голос этот – оттуда, из прекрасного далЕка, из самого детства, куда нет ни дороги, ни путей.
А может потому еще, что в темноте представляется ее родное лицо. И на этом любимом лице уже столько морщин…
1 декабря 2013 г.
