Произведение «Это же такой человек!» автора Татьяна Сунцова

– Меня одна старуха – бабка Домна пожалела, на рынке козьим молоком по утрам торговала. Привела во двор, определила жить в свой чулан. Тогда я подумал, что попал в рай. – Алёшка удобно устроился на скамье возле куста сильно пахнувших роз, а пацаны из младшего отряда – вокруг него, на траве.
– Натаскать воды, полить огород, прополоть с бабкой грядки, почистить загон у коз разве ж трудно? Костерок соорудить во дворе под таганцом, картошки почистить – разве ж великое дело? Вот подниматься рано было лень, но бабка сама вставала рано и к столу звала. Тут мёртвый вскочит. Краюха настоящего хлеба, кружка жирного козьего молока, пару варёных картох, что остались в чугуне от ужина. Когда я промышлял на рынке, пожрать удавалось иногда только вечером. Гоняли нас торговки почём зря. Сами знаете. Да понять их можно. Развелось нашего брата дальше некуда. Своих бездомных хлопцев мало, так ещё мы – приезжие из голодной России. Кто карманничал, кто тырил с прилавков. Милостыню просили, кто помельче был да умел пожальче. Да что рассказывать, сами всё знаете. Я как без мамки остался да отчим выкинул на улицу, в товарняках сюда добирался. Думал, сытный край. Воровать не умел, попрошайничал. Давали мало. Голодно было всем. Ну, если только кто во власти, начальниками, те - богатеи. Жёнки ихние в мехах ходят. Да мужики эти зажиточные, их тут пацаны граками зовут. А у нас куркулями звали. Полные телеги добра у них: чего только ни было: куры, гуси, сало, яйца, круги домашней колбасы, сметана в кринках, мёд… Крутишься, бывало, возле такой телеги, мечтаешь, хоть бы кусочек этакой вкуснятины перепало, да куды – там! Хозяин, пока место на рынке определяет, сыновей своих вокруг телеги наставит да бабу на воз сверху усадит. Ежели с таким караулом тиснешь чего? Малец там один был, Рыжим все звали. Тощий, что твоя палка, только с ушами. Один раз попробовал стащить чего-то в тряпицу завернутое, кусок сала оказался, так баба такой гай подняла! Куркули его изловили, избили до полусмерти. Ладно, один дядька в гимнастёрке мимо шёл, заступился. Пристыдил куркулей, велел одну телегу опростать и в больницу мальца вести. Сильно шумели торговцы. Я потом услышал фамилию того дядьки. Смешная фамилия мне показалась – Макаренка.

Пацаны дружно грохнули хохотом. Вместе с ними смеялся и Алёшка, потом продолжил рассказ.
– Потом бабка мне говорит, что держать меня больше не будет. Работа в огороде кончилась, лишний рот в дому ни к чему. А я тогда привык по три раза в день в брюхо чего-то закидывать. Даже с лица, говорили, похорошел. Аж кудри тогда на башке завились, – он, смеясь, погладил короткий ёжик на голове. К ней пришёл – костями гремел, ни рожи, ни кожи, сама так говорила, а тут, как цуценя*, на улицу, под забор. Ну, и завыл в голос.
– Не пойду,– говорю, – скоро зима, подыхать, как собаке, неохота.
Ну, бабка сходила куда-то, и пришли за мной тётка да два мужика в военной форме. В колонию, сказали, определять будут. Я совсем обезумел! Дядьки меня держат, я ужом извиваюсь, ору на всю округу, что ни в какую тюрьму не поеду. Они кричат, что никакая это не тюрьма, а трудовая колония для бывших беспризорных.
– Видал я! – кричу, – вашу колонию! С голоду там дохнут, на перо друг друга садят!
– Да где ты видал такое? – кричат дядьки.
– Да с Куряжской колонии с беглым пацаном на рынке промышляли. И вшей там кишмя кишит! – завываю дальше.
– Погоди! А как того беглого звали? – спрашивают они.
– Так я вам сказал! – кричу им в лицо, а они смеются.
– Из колонии, куда мы тебя определяем, никто ещё не сбегал!
– Ага! Сказки придумали, да только я вам не верю, – говорю.
– Дурачок! – смеётся тётка. – Мы ж тебя не в Куряж повезём, а в колонию, где ребята живут в прекрасных условиях. Там светлые спальни, столовая. кругом чистота. Даже розы на клумбах цветут! Кормят хорошо! Никто не жалуется! Дети там учатся! И работают!
– Во! Батрака из меня сделать хотите! Я так и знал!
– Ты будешь делать то, что сможешь. Никто непосильным трудом не заставит заниматься. Да ребята там трудятся с удовольствием!
– И где вы такое видели? Во сне?
– В колонии имени Горького, – говорят. – Там работают мастерские, ребята осваивают профессии. А кто-то за свиньями ухаживает, а кто - за лошадьми. Вот только до свиней и лошадей, говорят, там дорасти нужно. Заработать сначала авторитет!
Ребята, слушающие Алешку, дружно закивали головами.

– Ладно! Хватит разговоров! – приказывает тётка. – Забирайте его, товарищ Ломов.
– Да что его забирать? – улыбается тот здоровяк. – Он теперь сам к Макаренко пойдёт.
– Что? – говорю им, – Макаренка? А причем тут Макаренка?
– Так заведующий трудовой колонией – Антон Семёнович Макаренко.
Я сразу вспомнил того худого мужика в очках, который вырвал окровавленного Рыжего из рук куркулей и велел везти в больницу, и сразу как заору:
"Что ж мне сразу не сказали! Эх, вы!..."
"Вот так я попал сюда!" – закончил рассказ русоволосый загорелый мальчуган. Потом посмотрел вокруг, обведя взглядом уютный двор, пышный сад, клумбы с ухоженными цветами, посыпанные песком дорожки и добавил: "А тогда бабкин чулан с огородом раем казался." Перевел взгляд на пацанов. Они смотрели в лицо Алёшки и счастливо улыбались. Вдруг Миколка подпрыгнул на месте:
– Хлопцы! Алёшка! Неужто в Куряже точно так, как твой беглец говорил.
– Да ти сам, – перебил пацана черноглазый Колька, – на общем собрании чув, що грязь там по колино, и вси боси ходять, а каструли из столовой в спальни тягають. Прямь як свиньи з каструль и едять. Вси миски, плошки, подушки, одеяла, обувку переворовали и продали. А воспитатели боятся, на засуви замикаються, сидять и дрожать. А нашу колонию теперь подилять, половину тут оставят, а найкращих хлопцив туди видправлять тих бандитив - сволот жизни учить! И мастерские туди перевезуть, и нашого Молодця!
– Ну, и чего всполошились, – засмеялся Алёшка. – Да мы с АнтонСемёнычем не только в Куряже порядок наведём!
– А где ещё?
– Да всём белом свете!
– Точно говоришь! Это же такий чоловік, такий чоловік!

19.12.13. 20.31. Татьяна Сунцова.
Цуценя – щенка. ( укр.)