вплотную подступала к полуразрушенным округлым ступеням, формой напоминающим лепестки розы… Наверное, за заколоченными дверями и полуслепыми окнами спит заколдованная Рапунцель, уколовшая палец, и ждет поцелуя…
Сергей едва взглянул на это чудо. Вообще не смотрел. И не остановился. Арина не верила глазам. Как можно восхищаться мещански добротными частными домами, которые даже нельзя назвать виллами, и не замереть перед творением гения?!
Вместе с тем она ощущала какую-то странную важность каждого своего шага. Вдруг подумала: это первое ее свидание. Она ведь его никогда не забудет. Никогда в жизни. И вот эти шаги, эти лиственницы, выстроившиеся вдоль дорожки в ряд – зачем они?
Будто видела себя со стороны. Она – не она… Девочка в бирюзовой куртке, в джинсах и кроссовках… рядом с ним… Чувство абсурда проникло в нее. Захватывало все больше и больше, ширясь где-то под сердцем холодной пустотой… За руку он ее не брал… Зачем вот это – ожидание его пальцев? А еще чего-то неведомого, что ждет совсем рядом… но почему-то не случается. И никогда не случится. Она не забудет. И даже вот это чувство абсурда, так властно вторгшееся в нее. Невнятная надежда на что-то. Но на что? И еще: желание что-то сказать. Что-то важное. И полная невозможность этого.
Арина почти не видела ничего вокруг, кроме него. Тихо, тайком смотрела на тонкий профиль. Нежное узкое лицо, бледная кожа щек с тем непередаваемым оттенком зеленого, какой бывает в самой сердцевине чайной розы. В посадке сутулых плеч, в линии шеи, было нечто такое, от чего она не могла оторвать взгляд.
Но только когда он не смотрел. Она могла разглядывать его… Блаженно - до головокружения. Ей казалось, что от самого его дыхания, от движений - веет энергией. «Бери, это твое!» Ей хотелось дышать с ним в одном ритме.
Почему же он еще не прикоснулся к ней ни разу? Даже невзначай. Почему? Она не хотела его рук так, как хочет женщина. Хотела просто жеста. Потому что он сказал бы ей, что она желанна. Ничего эротичного. Через нежность сплетенных рук познаешь человека больше, чем через море слов… Безотчетно хотелось только этого его очарования. Почему?
В тот день она поняла одно: на концах светлых, выцветших ресниц Сережи – конец вселенной. Она даже не могла думать, когда смотрела на него. Все мысли, как ветром, выдувало из головы. Сначала она терялась, а потом немного привыкла. Делала заранее большой вдох, затаивала дыхание, прежде чем нырнуть в его равнодушные глаза.
Возвращались через подвесной мостик над речкой. Он был хлипкий, скрипучий. Старые серые доски лежали неровно, а кое-где и вовсе отсутствовали, позволяя видеть темную водную рябь… Держаться можно было за тросы, натянутые вдоль него. Но вместе с проваливающимися под ногами мостками они создавали ощущение качелей над пропастью. Кружевная тающая изморозь делала доски черными и скользкими. Сергей бормотал: «Ты куда меня завела…» Арине было радостно на душе. Давно она тут не ходила! Вот это прогулка! Холодеющий воздух, влажное дыхание реки так приятно вбирать в себя всей грудью. Здесь, паря над водой, хоть на секунду можно слиться с облаками, если суметь взглянуть наверх… Когда Сергей спустился на твердую почву, он был бледнее обычного. Говорил ей с укором: «Посмотри, какая грязь! У меня ботинки австрийские!».
Наверху, на горе, тянулись к небу руины церкви. Самой обычной, каких на Руси было много… Красный кирпич стен оползал умирающим водопадом.
Чуть запыхались, взобравшись на крутой берег Пахры. Последнее усилие – на самый верх. Он подал ей руку. На одно мгновение. Только чтобы помочь выбраться. И сразу отпустил. Остальной путь прошел молча. Арина видела: он если и не сердится, то прогулкой этой сыт по горло. Ей же хотелось идти с ним рядом вечно…
Перед самым домом Арина поскользнулась на замерзшей луже. И больно упала. Сергей спешно поднял ее.
- Ну, прям никуда нельзя с тобой выйти, Арин. Не знаешь, что ты выкинешь в следующую минуту.
От обиды закусила губу. Готова была разреветься, как маленькая, но вида не подавала. Нога надсадно ныла.
Он пригласил ее на день рождения.
Радостно прыгало сердце. Это так много значило для нее. Она будет с ним долго! Два или три часа. Целая вечность небесной бездны его глаз. Наверняка после застолья будут танцы. Ей уже представлялось, как он обнимает ее за талию… Но что ему подарить?! Очень трудный вопрос, учитывая, что молодого директора советского магазина вряд ли чем можно удивить… А тем более – ему угодить… Спросила маму, можно ли дарить мужчинам цветы. Она ответила, что можно, но только очень пожилым. И рассмеялась.
Арина пошла на рынок и на всю стипендию купила три нежно-розовые розы.
Была самая середина зимы. После Нового года. Мороз. Перчатки она не надела, потому что несла цветы для него. Держала стебли трепетно и ласково, осторожно сжимая пальцами. Розы пахли очень изысканно и тонко. Арина страшно боялась, что мороз убьет их… Ведь нужно было дойти до автобуса, потом долго ехать в нем, холодном, поставить их в вазу дома, а уже потом прыгнуть в такси. Пока она обнимала их, ей казалось, что пульс стучит в висках и в пальцах, переливаясь кровью в колючие стебли, а ее влюбленность становится этими цветами… Радостью было полно ее сердце. Безмерной, глупой радостью.
Что у него были за глаза, когда он взял из ее рук розы! Арина никак не могла понять, чего в них больше – взрослого изумления или детского восторга. Во всяком случае, она была страшно довольна произведенным впечатлением. Он сразу пошел ставить их в вазу. И – в свою спальню, от глаз людей подальше. Даже дверь в комнату закрыл.
Арине освободили место рядом с именинником. Стол ломился от яств и напитков, что было по тем временам совершенно немыслимо. Сахар, мыло и водка – по талонам. Совсем как в послевоенные годы. Только не для советской торговли! Арина чувствовала себя немного скованной. Впрочем, это было нормальное ее состояние. Она была непривычна к шумным вечеринкам и застольям. Пить она вообще не умела. Точнее, ни разу в жизни не пробовала ничего спиртного. Родители воспитывали ее строго. В том числе и личным примером. Алкоголь в виде шампанского появлялся в доме лишь на новый год и дни рождения. Разумеется, не ее, Арины…
У Сергея собралось много гостей: трое или четверо друзей, несколько подруг его мамы, та самая изящная дама, которая работала с ним и с которой он в первый раз пришел к ним в гости… Кстати, она была с мужем. У него было мягкое имя – Женя. Он сидел слева от Арины. Откупорил бутылку привычным движением. Освобожденный дух шампанского вышел с тихим вздохом «пых», растаяв на глазах белым облачком. Наклонившись, спросил тихо-тихо, так, чтобы слышала только Арина:
- Будешь шампанское, малыш?
Мама Арины сидела далеко от нее. Вдруг «принцесса» услышала грозный ее вопрос, летящий, как холодный порыв ветра, через весь стол:
- Арина, ты будешь пить шампанское или нет?
Ударение она сделала на последнем слове «нет»… «Гур-гур» за столом мгновенно утих. Все замерли и, как по команде, посмотрели на Арину.
Бедный Женя… Он замер с бутылкой в руке…
Тут можно было только рассмеяться…
Пауза была невыносима. «Принцесса» чувствовала, как жар заливает щеки…
Она посмотрела испуганными глазами на маму и пролепетала:
- Нет…
Женя поставил бутылку на стол. Разговор за столом быстро возобновился. Только для Арины вечер был безнадежно испорчен.
…Спустя много лет в их компании каждый раз перед тем, как разлить водку, они спрашивают друг друга: «Так… ты будешь сегодня водку или НЕТ?! Вот ты! Или НЕТ?!»…
Так «принцесса» шагнула в анекдот.
После застолья гости расходились быстро. Давно уж было темно за окнами. Зима. Даже друзья Сергея незаметно исчезли. Ушла и его красавица-коллега с Женей, столь неудачно решившим поухаживать за девушкой. Остались только Арина с мамой.
Работал телевизор. С удивлением, едва веря глазам, Арина слушала новости: война в Ираке. В кадрах с хищным стрекотом кружили вертолеты, с бомбардировщиков срывались смертоносные снаряды, диктор с суровым лицом выдавал статистику жертв и разрушений. Эта дата – дня его рождения - так и войдет в историю, как начало первой войны в Ираке в девяносто первом году.
Арина сидела, уютно подвернув ноги. Совсем, как дома. Ей тепло на этом диване, пусть за окном мороз… В Ираке всегда тепло. Он далеко, не так страшно… Но война и чья-то гибель – всегда дурное предзнаменование…
Сергей включил музыку громче, а звук телевизора убрал. Вертушки на экране кружили теперь под медляк… Что-то изысканно сюрреалистичное и страшное было в этом…
Мама отправилась на кухню к хозяйке поболтать.
Выпитая водка разлила румянец на бледных щеках Сережи.
- Ты много выпил, - заметила Арина. Просто, чтобы что-нибудь сказать.
- Ха. Только чтобы раскрепоститься. Зачем еще пить?…
Она пожала плечами. Все это было ей неизвестно… Она ведь ни разу не пробовала спиртного.
Он подсел к ней ближе. Взяв ее безвольную, прохладную кисть, спросил взволнованно и тихо:
- Ты умеешь танцевать менуэт?
Арина отрицательно мотнула головой. Говорить уже не могла, от вида его влажных глаз мутился разум. Его близкое дыхание с легким, как ветерок, запахом водки, придающей ему столько очарования, его скользящий по ней взгляд… Она и сама не поняла, как оказалась в его руках, стоящей напротив. Близко-близко. Одной рукой, обняв ее талию, придвинул девушку к своему боку, на другую, едва касаясь, положил ее кисть. Он держал «принцессу» невесомо, почти неуловимо. И вместе с тем она чувствовала себя будто окутанной его силой. Воли не было, все, что она могла – лишь окунуться в эту силу. Лишь плыть в ней, лишь блаженно купаться в глуби его глаз. Она была совершенно, вдребезги пьяна… Она, не он.
- Я тебя научу. Два шага вперед, один назад. Очень просто.
Танцевать она любила всегда. На школьных дискотеках некоторые влюбленные в нее мальчики не могли оторвать взгляд, когда она двигалась. Но сегодня поняла, что танцевать одной и с кем-то – вещи совершенно разные. Ну и пусть. Зачем нужен этот глупый танец – шаг вперед и два назад? Или наоборот? Только чтобы рука тонула в руке, дыхание проникало друг в друга, только чтобы жар затопил их совсем…
С ужасом Арина смутно понимала, что не может совладать с выражением своих опьяненных глаз. Он смотрел в нее глубоко, внимательно, до самого сердца… «Принцесса» видела: уж он-то владеет собой…
В мелькании кадров беженцы покидали свои дома. Воронки были на месте их жилищ. Горе и паника. Веками спокойные места огласились плачем женщин и детей. «Точечные удары не допускают жертв среди мирного населения». Режим диктатора Саддама Хусейна должен быть уничтожен.
Арина очнулась, когда Сергей за руку усадил ее обратно на диван.
С этого вечера она жила, будто в сладкой грезе, опьяненная дурманом. Перед сном всегда вспоминала его глаза и руки, все его очарование, ту силу, что уже крепко держала ее…
Самой себе она часто казалась маленькой девочкой. Она не знала грубости жизни, никогда не встречалась с по-настоящему жестокими людьми. Она и с хорошими не встречалась. Жила собой, своим внутренним миром. Никто, ни разу не сделал ей больно. Родители
