Я переезжаю к тебе жить!

-Всё, я переезжаю к тебе жить!
Она стояла передо мной, запыхавшаяся, с красным лицом. Слева от неё стояла сумка на колёсиках, и ещё одно вместилище вещей весело через плечо. Я вышел к ней в одних шортах и чувствовал себя неловко, осознавая, что она смотрит на мою обнажённую комплекцию – стройный качком я себя не считаю. Также меня не радовало, что она почти пыталась залезть в мою квартиру, чей бардак я так упорно скрывал от неё пять долгих лет.
-Не, не,  я тебя туда не пущу. Если это шутка – то почти смешно, если прикол – зови своих друзей.
Но у неё лишь ещё выразительней выгнулась бровь, она что-то попыталась сказать, но, видимо, от наплыва эмоций, просто пошлёпала губами, как рыба, ничего не произнесся.
-Всё, брысь, сказала она вдруг мрачно, спрятав свои глаза в пол. Казалось, на её лицо вдруг легла ужасающая тень. Я замер, и она, воспользовавшись этим, просто влетела в мою квартиру, на ходу ориентируясь, где моя комната и вползая туда.

Два часа мы безуспешно орали вдруг на друга.
-Я сказала, что я останусь! Мне по фиг, что я тебе лишь друг-подруга. У нас были и маленькие невинные заскоки – типа поцелуев, так и раздели бесстрастно со мной своё место жительство!
Мне было просто плохо. Я глотал успокоительное, думая, что всё происходящее страшный кошмар. Меня била дрожь.
- Если хочешь меня выгнать, пожалуйста, зови милицию, друзей, выкидывая меня ночью на улицу. Давай! Только после этого не зови себя моим другом, когда я иду к тебе, как к последнему пристанищу!
-Да, чёрт побери, ты представляешь всю эту ситуацию?! Ты хоть на миг её осмысливала?!
Я всегда знал её спокойной, странной с внутренним горячим моторчиком случайностей. Неординарных и часто приятных…Но это был не её стиль! Она не могла на такое решиться!
-Ты можешь мне объяснить причину этого аншлага?
Она язвительно ухмыльнулась, выражая презрение дергавшейся мышцой над верхней губой.
-Ну, слушай, зайчик.

За окном было три часа ночи. Какая-то одинокая птица доставала меня своим «ухуганьем» за окном. В синем холодном октябрьском небе горели белые звёзды. Я перевернулся на бок, вновь смотря на неё. Она лежала на полу, на каком-то матрасе, среди всего моего бардака. В который раз ладонью я сжимал своё лицом, с шумом вздыхал и краснел – от смущения и от гнева. И как спокойно на это отреагировала мать! Просто поразительно!
Она спала как убитая, и мокрые тёмные пряди ложились на её лицо, скрывая от посторонних опухшие глаза.

(-Она плакала, да?)

Утром я проснулся и чувствовал себя поразительно разбитым! Чашки по велению ей-то волшебной руки падали из моих рук, одна даже разбилась. Неторопливо и одновременно дергано я собирался в институт. Тут я услышал её шаги и вдруг испугался, что она покажется в какой-нибудь короткой маечке…Но к облегчению или разочарованию, она вышла в том, в чём была вчера.
«Она же легла спать в одежде. И как я это забыл».
Вздохнув, я сел за стол и стал пить чай. Она села напротив, сложив ручки и глядя на меня с широкой, дикой улыбкой. Я поёжился. Её голос прервал тишину:
-Не опаздываешь, родной?
Успешно выжив после подавления чаем, я поспешно вылетел из квартиры. Когда она захлопнулась, я даже испугался взглянуть на дверь своего жилища (я уже не мог назвать его домом) вдруг она стоит и смотрит в глазок.

Вернувшись под вечер, я старался заниматься привычными вещами. Она вообще не выдавала своего присутствия – молчала, сидела на одном месте и чем-то занималась. Было напряжено, но я продолжал не обращать на неё внимания и следовать своему образу жизни.
Выключив компьютер, я сделал то же самое со светом и лёг на кровать. Заснуть для меня всегда было хронологически длительное проблемой – обычно на это требовалось около 3 часов. Вот и сейчас, весь дёрганный и на нервах, я смотрел в потолок, как вдруг услышал шум. Её лицо передо мной возникло почти мгновенное. Лунный свет залил его, осветив бледным светом её хитрый оскал зубов и дьявольски сверкающие глаза. От страха я был не в силах пошевелиться.
-Что тебе надо?! – стиснув зубы, прошептал я
-Что, что. Я же девушка.
Это выражение просто выбило землю из-под моих ног. Звучало как намёк. Нет, как требование. От неё. ОТ НЕЁ???
-Котёёёнок, начал я робко, желая вырулить эту ситуацию в мирное разрешение. Но, казалось, она меня не слушала. Она часто дышало, жадно смотря на меня. Придвинувшись, она начала целовать меня в шею, от чего я вздрогнул, пополз назад, но упёрся в стенку.
-Что ты делаешь?
Она заползла в кровать, сев сверху меня, продолжая свои движения.
-Мальчик взрослый, может, без подсказок догадаешься.
В панике я привёл последний аргумент.
-Но я же девственник!
-Зато я нет, - проговорила она, выделяя последнее слово. Сложно было описать мои чувства. Я боялся её, боялся панически, боялся говорить, касаться её. Но я также желал её, желал страстно, неуёмно, жаждал её тело. И вот страх боролся с моей похотью и побеждал, но наполовину. Я ничего не делал, чтобы привлечь её к себе, но и ничего – чтобы оттолкнуть. Я любил её, но и в мыслях не мог представить нашей близости – уж слишком давно она сказала и показала мне «нет». Она была вся такая сильная, желанная, страстная, странная, но недоступная, недосягаемая. Так в полусуеверном ужасе бояться прекрасных богов.
Она оседлала меня просто как мальчишку, хотя, собственно, в свои 24, я им и являлся. Я толком ничего так и понял, будто отключился до того момента, как почувствовал её горячую плоть. Казалось, меня усадили на электрический стул и, наконец, пустили ток. Неприятная боль пробежалась по телу, но она была незначительно. Я лежал на спине и видел её хищно улыбающееся лицо во тьме. Она начала двигаться, медленно, медленно. Я видел, как вздрагивали её скулы в темноте, что изображало её лицо с каждым движением. Потом она тихо прошептала.
-Дай руки.
Я не понимал, чего она хочет. Взяв их протянутыми, она скорее объясняла жестами, нежели словами, чего хочет. И вот, упираясь своими руками в мои, которые, согнутые в локте, лежали на кровати, она продолжила двигаться, увеличивая темп. И я чувствовал, что завожусь. Не только физически. Страх начинал исчезать, и я ощущал вожделение к ней, и чувство жажды…
Через какое-то время я будто сорвался. Резко осев, я оказался на коленях, а я её положил на спину. И теперь сам уже начал вести игру. Входил настолько глубоко, насколько я этого хотел, и насколько это было возможно. Она с трудом сдерживала стоны – за стенкой спала моя мать, но мне стала вдруг так наплевать. Закинув её ноги на плечи, я продолжил движение. Я слился с ней воедино, я это чувствовал, и это было поразительно до той степени, до которой это было невозможно!
Волна тепла накрывала нас раз за разом, и мы уснули только под утро, уставшие от судорог оргазма.

Я проснулся от будильника и первым же делом взглянул на другую часть комнаты – не было ли это всё слишком реалистичным кошмаром, или сном. Но нет, она мирно посапывала там, куда всё-таки уползла после нашей бурной пати. Я схватился за голову и в неадеквате пошёл в ванну, где простоял под холодной водой полчаса. Начался новый день.

Так стали течь наши дни, и это было полное сумасшествие. Первые две недели это было просто неудержимое создание. Она хотела это (я затрудняюсь сказать себя, потому что это больше походило на безличное желание) постоянно, почти в любое время. Её не смущала ни уместность этого, ни время, ни место и так далее. Она приползала ко мне ночью, она будила меня по утрам. Она забиралась ко мне на колени, когда я сидел за компьютером.
Хотя всё это безумство ограничивалось лишь моей комнатой. Даже выходя за её пределы и передвигаясь по квартире, она вела себя спокойно, лишь изредка заливаясь нервным смехом. На улицу она выходила редко и только со мной. Когда мы вышли с ней первый раз, шёл снег. Она села на забор и с таким спокойным, умиротворённым видом стала смотреть куда-то в пустоту, что я сильно удивился. Так она не была похожа в ту минуту на буйную девушку, с которой пять минут назад мы снова делили ложе. Я, замявшись, попытался что-то сказать, но она остановила меня велением руки.
-Давай просто помолчим.
Какие это были разумные слова, с какой осознанностью они звучали! Она недолго находилась на улице. Обычно, не больше получаса и в квартире всё вновь возвращалось в привычное русло. А когда мы снова выходили на улицу, я её не трогал. И так просто мы молчали все наши прогулки.

Помню, у меня была аттестационная неделя. В институте гоняли по разным тестам, и я готовился. Она заползла под компьютерный стол и, не слушая никакие мои слова, начала вновь играть со мной. В это время вошла мама. Я с трудом заткнулся и сжал ручку в руках. Она, мама, конечно же, заметила её, но вида не подала. Подошла ко мне, будто издеваясь. Спросила:
-Ты кушать не хочешь?
-Нет, - еле сдерживаясь, ответил я.
Она усмехнулась и вышла из комнаты. Подруга же моя сделала всё аккуратно, оставив после себя чистое место - проглотив всё, она выползла из-под стола и, со спокойным видом, села на свою кровать, не обращая на меня никакого внимания, будто меня здесь вообще не было. И я не мог ей препятствовать. Когда она приходила ко мне на колени, я срывался, и её руки сносили всё со стола. На шум приходила мама, но дверь была закрыта.
-Мне нужно с тобой поговорить, - слегка испуганно говорила она, думая, что мы соримся или что-то такое.
-Я занят,- с хрипотой в голосе отвечал ей. В этом было что-то чудесное. Лакированная поверхность стола потела от её горячих грудей, а я просто сходил с ума от ощущения её тела, хотя периодически она мне начала повторять: не увлекайся. Ты затягиваешься, а это вед все временно. Но я неуклонно падал вниз. Это был наркотик, но такой потрясающий и слишком недоступный прежде и сладкий теперь, чтобы отказаться от него.
Я вообще поражался, почему мама приняла её так спокойно. Пару раз у них были странные беседы. Мать уводила её на кухню, (Хотя всё это безумие ограничивалось моей комнатой) выключала там свет, зажигала свечи. В хрустальные полуовальные бокалы наливала чистую воду, а на подоконник ставила магнитофон с тихо включённой классической музыкой. И Марина медленно успокаивалась, будто уходила в какой-то транс. И она разговаривали с ней, долго. Периодически я слышал её истеричный смех, иногда она роняла бокалы и разбивала их, иногда я горечью и отчаянием что-то выкрикивала. Но видимо моя мама в такие разговоры услышала то, что сохранилось в душе этой сумасшедшей, дикой бунтарки. Она уходила от моей подруги со странно задумчивыми глазами и грустной улыбкой. Видимо та говорила что-то очень умное. Даже нет, мудрое и одновременно печальное. Мама моя видела её душу, которая была почти погребена, и, увидев её несколько раз, поняла какой в ней свет. И приняла в связи в её ситуацией, методы борьбы с тьмой в её разуме.

После двух недель состояние её стало постепенно выравниваться. Медленно, почти неощутимо при приближенном взгляде, но заметно при рассмотрении издалека. Её вспыхивающая страсть, её дикое бунтарское влечение, порой даже в какой-то мере болезненное, сменялось чем-то иным, спокойным. Сначала это было похоже на резкие частые волны, сильно бьющие тебя в грудь. От непривычки ты падаешь, боишься. Потом привыкаешь, уже твёрдо стоишь на ногах и начинаешь