Сколько я ни сталкивался с излюбленным очень многими авторами и просто рассказчиками словечком "вдруг", но никогда не вкладывал в его понимание столь, ну скажем, чистого значения. По моему мнению, всегда это самое "вдруг" как-то обусловливалось. То есть, причины, пусть подспудные, не осознанные, но обязательно были. В самый критический момент выплывало "вдруг"... и так далее. Понятно? Так я считал до четырнадцати лет. А в один прекрасный вечер, пребывая в вышеозначенном прекрасном возрасте, для окружающих почему-то малоприятном, я и познакомился с понятием "вдруг" чистейшей воды.
Я вдруг узнал, что у меня два папы! И об этом никто не знает! Кроме самих пап, конечно. Скажете, это не редкость, что два папы - один родной, другой неродной, и что об этом никто не знает. Но в моём случае об этом не знает даже мама! И не потому, что я взял и придумал этого второго папу в противовес наличному, или мне, допустим, по душе кто-то другой, конкретный, кого бы я хотел назвать своим папой. Нет, совсем нет - я люблю своего папу.
Они, мои папы, оба здесь, дома (т.е. в семье), всегда вместе, оба из-за этого недовольны своей жизнью, хотя это слишком мягко сказано - они страстно ненавидят свою жизнь и не менее страстно ненавидят друг друга. Сами понимаете, хочешь, не хочешь, а приходится всегда быть вместе; и висит над душой одного вечно подглядывающий кто-то, а для другого жизнь ограничена хуже, чем тюремной камерой. Оба они упорно трудятся, стараясь разорвать порочный круг своего существования, и оба панически боятся, как бы мама не узнала об их дуалистическом существовании.
Мне они раскрылись, не желая того. Случилось это вследствие дурости, естественно моей, и отсутствия ораторского или, если хотите, педагогического, таланта моего основного папаши. Никак я не мог одолеть задачку по физике. Вернее, отцу никак не удавалось вдолбить её в мою голову. Мучились мы, мучились; по правде, мучился он, а я терпеливо ждал, тяжко вздыхая, когда же кончится эта тягомотина. Нужна мне эта физика! - как тот, второй, возьми и взорвись, только не на папу, как обычно у них было, а прямо на меня. Ого! Я и не знал, что так можно ругаться. Я прямо остолбенел от ураганного напора слов, очень образно рисующих мой портрет. Откуда шёл ураган этих слов, я никак не мог понять, а это довольно-таки страшно! Папа сначала тоже не понял, в чём дело: он-то ничего не слышал, тот папа включился прямо на меня, минуя нервные слуховые окончания основного папы, ну, а вид у меня был, судя по всему, ещё тот! Отец заорал, чего, мол, раззявился, ну и... всякое такое. Нервные они оба. Может быть, поэтому они, хоть и обозлились страшно друг на друга за такой провал, но в глубине души почувствовали облегчение.
Отныне у них появилась долгожданная возможность всласть нажаловаться. Никогда не подозревал, какое это, оказывается, приятнейшее занятие!
Как я уже сказал, сначала я никак не мог понять, откуда на меня хлынул бурный поток столь эмоциональных выражений. Когда, наконец, уяснил, встали новые проблемы, если, конечно, хочешь понять всё от корки до корки. Поэтому долго не мог уловить, что за тип, этот второй. С одной стороны, чёрт знает что, не поддающееся нормальному восприятию, а с другой - и не о том читали! Но в книгах - это одно, там принял на веру и всё, ясно, что перед тобой фэнтези, а когда с тобой рядом что-то несообразное, прямо до одурения надо разобраться до последней непонятности, и всё тут!..
Он, этот второй, в физическом смысле как бы ничто. Чуть позже, по ходу рассказа, думаю, станет понятней. Кроме всего прочего, я наконец-то узнал, куда подевался некий блондин с фотографии, по-хозяйски обнимающий маму за плечи. На мои расспросы о нём папа буркал что-то вроде того, да отстань ты, а мама, презрительно сморщив нос, пожимала плечами и раздражённо говорила: сколько раз тебе объяснять! Работал у них в институте, Козлов его фамилия, ну, ухаживал за ней, а как-то взял и уехал. Всё! А куда и зачем, никому не сказал.
Искали его, конечно, но не очень тщательно, ведь по своей инициативе человек взял и уехал! Преступления не совершил, а так, мало ли неприкаянных на свете! Сколько их, срывающихся с насиженных мест! Обида не позволила трезво обдумать происшедшее. Ни тогда, когда свершилось исчезновение, ни сейчас, по истечении многих лет.
Через некоторое время после отъезда Козлова мама с папой поженились, и пошёл поверхностно известный мне этап нашей жизни.
Так куда же подевался блондин Козлов? Оказывается, совсем недалеко. Еще учась в институте, они с папой заинтересовались одной идеей. Только позже папа охладел к этой работе или текучка заела, кто его знает, а Козлов, несмотря ни на что, продолжал копать дальше вглубь и кое-чего достиг. Это кое-что, ещё сырое и толком до конца непродуманное, он решил претворить в жизнь. Уж больно потрясающая картина разворачивалась в его разгорячённом мозгу! Отца он призвал в помощники, ибо идея его была рассчитана на двоих, а папа единственный, кто подходил для компаньонства, ибо был в курсе решаемой задачи, понимал, что и как, да и друг всё-таки. Но папа, по натуре человек очень осторожный и мнительный, не загорающийся. Он долго упирался, ссылаясь на непредсказуемость результатов предстоящего эксперимента. К их обоюдному несчастью, он оказался человеком слабовольным, поддающимся влиянию. Пусть сиюминутному влиянию, но этого оказалось достаточно. А то, так всё и осталось бы, как было.
Умора, как у них это произошло! Итак, мой папа, тогда ещё будущий, сначала согласился помочь Козлову, а когда понял, что ситуация разворачивается к действию, пошёл на попятную. Козлов, конечно, не закивал согласно головой, ну что ж, мол, ладно, не будем. В самом конце их противостояния у них разыгралась трагикомическая сцена, в кульминационный момент которой папа не выдержал. Я прекрасно знаю все события того рокового часа, как будто сам был непосредственным участником; мне доступны даже чувства, обуревавшие их в тот день.
После очередного отказа папы, происшедшего буквально в последний момент перед началом их коротенького эксперимента, Козлов взорвался и за очень и очень непродолжительный срок дошёл почти до бешенства от папиного непостоянства.
- Хлюпик! - орал он на папу, - Встань на место!
Сам Козлов уже стоял на положенном ему месте. Этими местами являлись пересечения каких-то силовых линий. Дело осложнялось тем, что именно папе предстояла сомнительная честь запустить установку; приборы были расставлены так, что папино место оказалось рядом с заветной кнопкой. Козлов в спешке не подумал о дистанционном управлении, чтобы такой ответственный момент их эксперимента взять в свои руки. Приходилось вот теперь орать на упрямого папу. Не откладывать же эксперимент века из-за таких мелких недоделок! Кроме того, вряд ли удастся ещё раз затащить приятеля в лабораторию!
После нецензурных выражений Козлов переходил на мольбу, после чего начинал заискивающе уговаривать.
- Я же тебе всё объяснил: ничего опасного. Уж для тебя-то точно. Ты ведь всё понял и согласился, ну что же теперь, когда уже всё готово, ты чего-то пугаешься? Убить мы друг друга не можем, дураку понятно. А один я ничего не могу сделать, необходим второй, ты же прекрасно это знаешь. Лазерная пушка, смотри, направлена на нейтральное пространство, она не смотрит ни на тебя, ни на меня. Становись, а?
Папа не уходил, но и не соглашался. Козлов опять заводился. И таким вот образом не один раз. В конце концов, папа не выдержал, встал на обозначенное место и нажал кнопку, в последний момент зажмурив глаза. Ф-ф-пум. Глухой хлопок, как от неисправной хлопушки. И никаких других звуков. Никто не падал, не кричал, не шаркал ногами, сдвигаясь с места. Тогда папа облегчённо перевел дух, почему-то решив, что ничего у них не вышло, что Козлов стоит и ждёт эффекта от "ф-ф-пум". Он открыл глаза.
Но Козлова не увидел. Папа огляделся. Козлова не было видно. Папа хмыкнул и криво ухмыльнулся, пожав плечами.
- Каково? - вдруг совсем рядом папа услышал лукавый возглас Козлова.
- Ну, Козёл! - воскликнул папа и резко крутанулся. - Ты где? Ловко шмыгнул, я ничего не слышал.
Козлов захихикал.
- Я тебе ведь говорил, где мне положено быть, там я и есть.
- Брось валять дурака, я и так из-за тебя чуть в психушку не сподобился! - раздражённо сказал папа и в очередной раз огляделся. И, конечно, Козлова не увидел. Недоверчиво буркнув что-то, папа стал педантично обходить лабораторию, до боли в глазах просматривая каждый уголок, мало-мальски пригодный для укрытия. А где-то рядом с наслаждением хихикал торжествующий Козлов, но его не было здесь, в лаборатории!
Теперь настал черёд папы беситься под гомерический хохот Козлова. Был момент, когда папа решил хлопнуть дверью; но чего-то испугавшись, он не сделал этого. Мрачный и злой, он бессильно плюхнулся на стул.
- Сдаюсь. Вылезай. Ты хороший конспиратор.
Козлов громко вздохнул и выразил сожаление по поводу папиных умственных способностей.
- Ты же видишь, в лаборатории меня нет.
Как будто в кино, я вижу, как мой папа понуро кивает головой и неуверенно повторяет:
- В лаборатории тебя нет, согласен. Но лучше вылезай. Сдаюсь.
- Куда ты сдаёшься?! Куда и как я вылезу?! - вне себя кричит Козлов.
- Значит, ты всё-таки там? - папа закатывает глаза, словно пытается заглянуть в нутро своего черепа.
- Ага. - радуется Козлов, - у тебя тут очень даже ничего.
Ну, на счёт этого, думаю, Козлов уже лукавил - чего хорошего он мог там увидеть?
Папа дрогнул всем телом и резко тряхнул головой.
- Не вытряхнешь. - миролюбиво отозвался на это мой дубль-папа и стал успокаивать папу. - Ну чего ты боишься, ты ведь ничего не почувствовал, у тебя ничего не болит. Твой мозг совершенно не пострадал. Я ведь занимаю очень мало места. Да что там! - он гордо гоготнул. - Ничего я не занимаю. Биоколлапс! Энтропия почти ноль! И я не потерял своего "Я"!
- Ну, ты! - гаркнул на него папа.
И Козлов вновь принялся успокаивать папу, говоря, что ему, папе, ничего не грозит, что его "Я" он никоим образом не затрагивает. Что у него, у Козлова, нет намерений весь свой век быть папиным наездником, не такой уж он кретин, чтобы посвятить себя папиному серому веществу.
- Будь уверен, - твёрдо сказал Козлов, - я что-нибудь придумаю.
- Что?! - яростным шёпотом возопил папа, - только ещё придумаешь?!
- Ну... - тут Козлов проявил первую, ещё очень слабую, неуверенность. - На худой конец перейду в другой мозг, если тебе это так претит. Хотя у тебя мне удобней, тебя я знаю... В общем, придумаю. - он опять повёл себя уверенно, всё-таки он победил, хотя бы на первом этапе. - Конечно, придумаю. Я теперь, хе-хе, на порядок выше.
- Выше?! - папа зло захохотал. - Ты на несколько порядков ниже! Ниже-с!
- Не ниже, а меньше! И организованней!
- Давай, давай, побольше слов! Организованней! Да ты... ха-ха, козявочка ты, бесконечно малая козявочка. Микробчик.
Сравнив Козлова с козявочкой и микробом, папа несколько успокоился и перестроился на исследовательский лад.
- Слушай, - полюбопытствовал он, - а что ты чувствуешь?
- Не знаю. Сейчас подумаю... Пожалуй, что и всегда.
- Тогда какого хрена... - начал было папа.
- Э-э-э! - загудел Козлов, чтобы не дать папе слишком разойтись. - Спокойно! - и
