тут он опрометчиво брякнул, что хоть папа и не чувствует ничего, он пользуется пока папиными органами чувств, а потому...
- Ну? - зловеще отозвался папа.
- Ну-ну! Независимо! Не бойся, я не буду плакать твоими слезами. Я просто, например, вижу только то, что видишь ты. А это не очень-то удобно. Чем закатывать глаза, погляди-ка лучше в сторону установки.
- Да? - возрадовался папа и уставился на корзину с мусором.
В ответ на это Козлов схитрил. Он не возмутился и не стал упрашивать, он промолчал. А папа продолжал смотреть на корзину. Козлов затаился - надо же было хоть чем-то пробрать папу. Время шло. Папа забеспокоился, с его точки зрения молчание Козлова слишком затянулось. И тут папа подумал, может, Козлов того, совсем сколлапсировал? Пшик и всё?
Он потряс головой, как после ныряния в воду, попрыгал, раскачиваясь и, легковерно поддавшись соблазну, что так хорошо завершился этот кошмар, запел. Он пел, с шальной улыбкой расхаживая по лаборатории, кружился, совсем не сожалея о потере Козлова, нет-нет да и встряхивал головой, на мгновение прислушиваясь к себе. Тихо! Вы понимаете, тихо! Он захохотал и стал с интересом разглядывать приборы.
- Ничего установочка. Ничего. Очень даже ничего! - и папа опять захохотал. Отхохотав, он вытер слёзы. Установка начинала ему нравиться.
Наступил подходящий момент, и Козлов с удовольствием дал знать о себе.
- Давно бы так. - по-отечески ласково произнёс он.
Вот это был эффект! Папа дёрнулся и замер, будто в него вбили кол. Он до сих пор не может простить себе той промашки. А тогда он разразился такой яростной бранью, какой ему ввек не произнести, не случись с ним такой истории. Козлов терпеливо помалкивал, а что ему оставалось делать?
- Я бы рад не зависеть именно от твоего серого вещества, - сочувственно заговорил он, когда папа, наконец, утих. Козлов был ещё уверен в себе. - Но теперь для меня это среда обитания, как для тебя воздух.
Папа в ответ лишь смог издать слабый стонущий звук.
- Без этого пока не могу. - сказав, Козлов тяжело вздохнул, подыгрывая папе.
- Завись от чьего-нибудь ещё серого вещества, а? - попросил папа.
- В принципе можно, конечно. Только... я пока не знаю, как перескочить. Да не кипятись ты! Я уже кое-что обмозговал. Как ни крути, а я теперь более совершенная субстанция. Что мне стоит! - он хихикнул, но уже не от души, а скорее по инерции, и не удержался от ехидного вопроса, тоже по инерции. - Ты думаешь слышишь меня? Ну, мой голос? Не-е-ет!
- Ты! - папа угрожающе замахнулся, дико закатив глаза туда, где засел этот био-бандит.
В ответ Козлов закричал, чтобы папа не закатывал глаза.
- Ни черта не видно! Вот что я тебе скажу, дружок, не мешай мне. В твоих же интересах. Понял? Я, кажется, начинаю соображать, как стать вообще ни от кого независимым.
У него ещё хватило духу сострить, сказав, что он ещё загуляет сам по себе, как кошка Киплинга. В конце тирады он устало повторил, что он на порядок выше, и вдруг чертыхнулся.
- Ты что? - с беспокойством спросил папа.
- Да отстань ты! - взвизгнул Козлов, он уже не мог справляться с тяжким чувством, которое вдруг заговорило во всю силу. Кстати, это "вдруг" было уже не чистейшей воды.
Папа похолодел, всем существом ощутив безысходность свершившегося, и дикий, никогда ранее не изведанный ужас пронзил его.
- А... а Катя? Как же Катя? Господи! Да что б ты сдох там! Слышишь, Козлов? Что б ты сдох!
Мою маму зовут не Катя. Я, конечно, догадываюсь, в чём дело. Страшно жалко папу. Да и этого - тоже. Только никак не могу представить, как он мог настоять или допустить, чтобы папа женился на его невесте? Или это произошло само собой? Не знаю.
У меня же теперь нет ни одной свободной минуты. Я не могу отвлекаться. Надо же как-то помочь моим несчастным папам!
