приоткрыв глаза. И тут же открыл их широко - широко, ибо место, где он находился, было абсолютно ему не знакомым.
Во первых, он хорошо это помнил; на дворе был март и по обочинам дорог высились холмы грязно - серого снега, а на успевших вытаять местах морщились под порывами свежего ветра голубые, холодные лужи. Но здесь ничего похожего не наблюдалось. Под ним мягким ковром растилалась трава. И вокруг тоже была трава. И дальше, насколько хватало глаз, простилалось зеленое море. Впрочем , зеленой траву можно было назвать
только условно. Настолько условно , насколько можно было назвать зелеными голубые канадские ели.
И воздух! Конечно же, он не шел ни в какое сравнение с дымным и пыльным воздухом города. А музыка! Петр Харитонович мог поклясться, что нигде и никогда ранее не слышал ни чего подобного. И слушая её, не сразу понял он, что исполнителями этой чудной мелодии были птицы . И такое ликование , такое торжество жизни звучало в их звонких голосах , что захотелось вдруг Петру Харитоновичу взмахнуть крыльями , то бишь руками , и мчаться , мчаться прямо в бесконечную синеву раскинувшегося над ним неба.
И все ж, где это я? - вновь подумал он, когда восторг от увиденного и услышанного немного улегся. Но тщетно напрягал свою память, Петр Харитонович силясь вспомнить то, что могло бы объяснить его появление здесь. Последнее, что помнил он, были красные, мокрогубые лица сослуживцев с остановившимися, словно стеклянными глазами. И все. И туман. Густой плотный туман заполнивший усталый мозг
- Проснулся никак? – спросил кто – то рядом слабеньким тенорком. Повернувшись на голос , увидел Петр Харитонович перед собой не высокого , очень даже не высокого старичка в длинной , до самых пят , белой рубахе , с густыми ниспадающими на спину густыми волосами и такой же седой длинной бородой .
- В гости ко мне, значит, пожаловал?- скорее утверждая чем, спрашивая, произнес старичёк не спеша, усаживаясь в резное креслице, которого еще минуту назад здесь не было. Как впрочем, не было и самого старичка.
Да ты лежи, лежи,- замахал руками старичек, заметив, что Петр Харитонович собирается подняться с травы. - В гости - то ко мне редко кто заходит. Все больше совсем норовят . Торопятся с грехами своими расчитаться.
- С грехами? – переспросил Петр Харитонович, с удивлением разглядывая чудного старичка.
- С грехами мил человек, с грехами, - ласково пропел старичек. - Уж больно много грешат ныне людишки на земле матушке .- И по тону, коим сказаны были эти слова , понял Петр Харитонович , что жалел старичек , очень жалел творящих на земле грехи людей.
- А как же? И жалею,- согласился старичек, самым непостижимым образом угадав мысли лежавшего перед ним гостя. И их жалею . И тебя жалею .
И меня? – с удивлением переспросил Петр Харитонович.
И тебя, мил человек, и тебя. Али думаешь , что безгрешен ?
- Да нет. Не безгрешен, конечно,- смутился слегка Петр Харитонович под лукавым взглядом старичка. – Не безгрешен. Кто у нас не грешит. Не святые ж мы.
-Ишь ты, признаешь, значит. - Удовлетворенно проворковал старичек. – А помнишь ли ты их. Все грехи – то свои?
-Да где там, - скромно потупил взор Петр Харитонович, - Разве все – то упомнишь.
-Не можешь вспомнить? Али не хочешь? – Спросил старичек, пряча в серебристо своей бороде улыбку. – Коли не можешь вспомнить , так я тебе и помочь могу. Я- то все помню.
Работа у меня такая.
- Ну давайте,- не желая обидеть вежливого старичка, но все же без особого энтузиазма согласился Петр Харитонович. – Давайте, по вспоминаем.
- С чего начнем? – спросил старичек. - Может с детства ?-
- Давайте с детства. Со школьного возраста.
-Хорошо, хорошо,- обрадовано закивал головой старичек. – Люблю детство вспоминать. Золотое времечко.
Да, - мечтательно протянул Петр Харитонович.- Детство – это удивительная пора
И тут же увидел перед собой классную доску со следами мела, свою учительницу _ старенькую и седенькую Елену Борисовну. Ровные следы парт и себя , со стороны . Его соседка по парте , девочка с большим белым бантом , стоит у доски а на её месте ,где только что сидела она , лежит её расстёгнутый портфельчик. И еще увидел Петр Харитонович тянущуюся к портфельчику свою собственную руку. Вот она бесшумно нырнула в портфель, сжалась в кулачек и вынырнула обратно, унося в пальцах розовый квадратик резинки - стерки.
- Видал?- коротко спросил старичек, сострадающе глядя на смутившегося собеседника.
-Видел, - кивнул головой Петр Харитонович, отчего- то стесняясь поднять глаза на старичка. - Конечно видел. Но это, же мелочь
-Мелочь,- охотно согласился, старичек, снисходительно улыбнувшись. – Все это, конечно мелочь. Но только по вашим , земным меркам. Для нас же это поступок. Для нас не существует разницы , что ты украл. Резинку – стерку или золотой самородок. В любом случае ты совершил поступок, а в данном случае грех, И должен за это нести ответственность. Понимаешь меня?
- Я же мог тысячи таких резинок ей вернуть, пробормотал Петр Харитонович, чувствуя как уши и щеки, наливаются пунцовой краской. – Исправить ,так сказать .
- А вернул?
-Нет. Не вернул.- Петр Харитонович уже досадовал на себя за то, что так опрометчиво согласился вспоминать свое детство.
-Подумаешь резинку стянул…- подумал он с раздражением . –Детство все же , с кем не бывает.
-Бывает, конечно, - охотно согласился старичек, опять, самым странным образом угадав мысли собеседника. – Со всеми бывает. И можно не вспоминать, если не хочется. Ты же у меня гость. А желание гостя всегда закон.
Да нет, отчего же,- Заупрямился вдруг, неожиданно даже для себя, Петр Харитонович - Вспоминать! Вспоминать! Только не из раннего детства,- предупредил он, заметив скользнувшую по лицу старичка улыбку.
-Хорошо, хорошо, - закивал головой старичек, охотно соглашаясь с ним. – Давай возьмем институт.
- Э нет! Воскликнул Петр Харитонович, легко, как ему показалось, раскусив замысел коварного старичка. И даже пальчиком ему, погрозив шутливо.- Знаем мы, мол, вас. Да и сами не лыком шиты. – Институт мы вспоминать не будем. Мало ли что мог я натворить в молодости . Молодость- то , как известно , безрассудна . Мы возьмем более зрелое время. Сразу после института.
-Хорошо,- Старичек, кажется, так и засиял от счастья.- Вспомни , пожалуйста , свой первый месяц на производстве . Тебя тогда , кажется , мастером поставили ?
- Так - согласился Петр Харитонович отчего – то теряя уверенность.
- Вспомнил? А теперь вспомни, чем ты занимался в конце месяца. Впрочем , ты занимался этим в конце каждого месяца .
Петр Харитонович взглянул в глаза старичка и увидел в них не ожидаемый азарт спорщика, а жалость и сочувствие к нему.
- Ну что, вспомнил?
- Ну, вспомнил. Наряды я составлял на проделанную бригадами работу.
-Вот, вот! – радуясь чему – то закивал головой старичек. – Именно! За проделанную бригадами рабочих работу.
И что ж из этого? – спросил Петр Харитонович, ощущая легкое раздражение от ласкающего стариковского взгляда. – Надеюсь, что ни чего грешного в этом нет !
- Да в этом- то нет, грустно вздохнул старичек. – А вот в другом…. На-ка вот, наряды твои.
Перед растерявшимся вдруг Петром Харитоновичем, прямо на траву легли исписанные его рукой листы бумаги.
- Ты на фамилии, на фамилии посмотри,- посоветовал старичек, отвечая на недоуменно – растерянный взгляд смущенного собеседника.- Сколько человек у тебя работало на самом деле ?
-Все! Не надо! Я понял! – просипел пересохшим вдруг горлом Петр Харитонович. Да и как было не понять ? И ребенку было бы ясно, что фамилий в нарядах было намного больше, чем работало на самом деле. Мертвые, так сказать, души.
- Ну а деньги за тех, кто работал, кто получал? – не унимался старичек. И ведь не осуждал. Жалел. Жалел по, настоящему. Совершенно искренне жалел.
- Я только выполнял приказ директора ,- попытался защитится от наседавшего старичка Петр Харитонович. – Понимаете? Я ведь только приказ….
- Но ты еще и деньги получал за это, - грустно выдохнул старичек. – Не заработанные деньги, а значит украденные. И получал ты их каждый месяц.
- Я же в церковь ходил,- пролепетал, окончательно растерявшийся Петр Харитонович боясь, от чего-то, поднять глаза на собеседника и краснея, словно первоклассник, получивший первую двойку. – Я еще молился … Я и деньги на пожертвования … Часть денег.
- Понятно,- еще больше загрустил старичек,- И меня, значит, в свои сообщники записал.
-Нет! Нет! Не записывал я! Не записывал! – Воскликнул, Петр Харитонович испугавшись вдруг чего-то. – Это я! Это я во всем виноват! Я сам! Сам! И не надо больше вспоминать!
- Ну хорошо, хорошо, - согласился старичек. Не надо так не надо . Я не настаиваю . Время твое еще не пришло . Ты сегодня гость у меня. А желание гостя для меня закон.
- И что ж мне теперь делать? - спросил Петр Харитонович, нарушив нависшую над ними гнетущую тишину ощутив вдруг всю тяжесть содеянных им грехов. Он даже сгорбился под этой тяжестью. – Ежели все – то вспомнить … Ведь всю жизнь я… - И вновь замолчал Петр Харитонович . Не повернулся язык сказать , что он всю жизнь он только и делал , что воровал . Воровал у людей работающих . Не задумываясь и не зная у кого конкретно
- Не знаю мил человек. Не знаю. – тоскливым голосом откликнулся старичек. И столько тоски , столько обреченности и не поддельного сочувствия услышал Петр Харитонович в его голосе , что едва не заплакал от жалости к себе.
- Хотя, впрочем, могу я организовать, по знакомству, одну встречу тебе. Ежели желаешь, конечно. Может и поможет . Глядишь и удумайте что –ни то . Вдвоем - то оно легче думается.
Встречу с Филиным Яковом Абрамовичем старичек организовал, не мудрствуя долго. Просто исчезла вдруг манящая своей дивной красотой даль. Пожелтел горизонт . Сухой , горячий воздух ожег гортань . Заполнил зноем грудь . Опалил лицо жгучим дыханием пустыни.
- Да где ж это я? - забеспокоился, вновь было, Петр Харитонович, с тревогой вглядываясь в нависшие над ним вершины курящихся на ветру барханов.
-Да ты не тревожься, - заговорило вдруг пространство голосом старичка, таинственно исчезнувшего из глаз. - Жару я плохо переношу , поэтому останусь здесь. Но я все время буду рядом с тобой. А ты жди. Заявится скоро друг твой. Не заставит себя ждать.-
И не успел, кажется, затихнуть голос старичка, как из – за ближайшего бархана появилась вдруг странная процессия, показавшаяся, на первый взгляд, бесформенной кучей разного отжившего свой век хлама. Охая и стеная, ползли, поблескивая лакированными боками тяжелые шкафы , бывшие , вероятно , когда-то мечтой любителя - антиквара.. Модные
