Расплата

импортные стенки  проплывали  солидно мимо ,  позванивая  стеклянными  дверцами. Широкие, под старину  кровати,  телевизоры, кресла,  стулья, диваны, торшеры. И  все  это  было  увито самым   разномастным  тряпьём , служившим  одеждой , украшением или еще   только  Бог  знает  чем  своим  хозяевам .  Костюмы , фраки , рубашки  ковры , столы .  Трубы   духового  оркестра.  Ящики с бутылками  банками. Все это ползло  упрямо  вперед ,  в  след бредущему по  песку  усталому , запыленному  человеку .
-  Яков!...Яков  Абрамович!  - Еле  слышно  воскликнул Петр  Харитонович   пересохшим  вдруг  горлом, с большим  трудом  признав  в этом странном путешественнике  своего, всегда  веселого  розовощекого, всегда уверенного   в себе   начальника   и  друга.
-Любуешься?!- скорее выкрикнул, чем спросил, Филин, останавливаясь напротив замеревшего в растерянности Петра Харитоновича.
И вся его более чем странная компания, скрипящая, стонущая, громыхающая, остановилась тоже и, присев на песок, злобно уставилась на него.
В этот момент Петр Харитонович мог поклясться чем угодно, что у них были глаза- маленькие, красные, злые глаза.
- Ишь ты какой!- злобно  выкрикнул Филин, глядя   на  Петра  Харитоновича  белыми  от  бешенства и  усталости  глазами. – Воровали  вместе, а тащить и расплачиваться  я один должен!           - Так  я  еще не  это,…-  растерянно  пролепетал  Петр  Харитонович, испуганно  попятившись  от шагнувшего было  к нему  разъяренного  Филина. Я  же  не  на  совсем  еще. Гость  я.  И  это…    
-Гость!  - сдавленно  прорычал  в ответ  Яков  Абрамович,  оскалив  в дикой  усмешке   зубы. -  Ты  вот  гость!  А  я не  гость! Я  хозяин!  Видишь, сколько  нахапал,  земного  нашего  благожития?!  Все  греб!  Греб!  Словно  две  жизни  жить  собрался,  А  теперь  вот   отвязаться  от них не могу. От  благожития  этого  проклятущего.  Преследуют они  меня. Куда я , туда и они  . Куда  я  , туда  и они. И, нету  от  них покоя  ни днем, ни  ночью. У проклятущие! – Взвыл он  вдруг, с  остервенением пнув  ногой розовый,   мягкий  диванчик, преданно  расположившийся  рядом  с  ним. С поросячьим  визгом  шарахнулись из  под его ног пуфики  кресла  , стулья  и еще  что-то мелкое  , непонятное  бесформенное .
   - Ты  не  бойся,- обратился  Филин к побелевшему  от  пережитого Петру  Харитоновичу. -  Не бойся. Не трону  я тебя.   Посижу  я  с тобой. Поговорю. Впервые   здесь  живого  человека  встретил. Все  больше один  да  один. С этими  - то не поговоришь  много -  Он  вновь  глянул  с ненавистью  на  расположившиеся  вокруг него  предметы  земного благожития . – Ишь  как  разлеглись  , сволочи !  - Носком ботинка он ткнул свернувшуюся у  его ног по  собачьи  медную  оркестровую трубу, охнувшую  басом  от  неожиданности .   – Оркестришко – то этот  мы  с тобою  вместе   сгоношили. Помнишь? Ага. Тот  самый , что продали  этому  чудаку  из колхоза ,  пожелавшему  под музыку  вместе со своими  свиньями  да коровами  прямо в коммунизм  маршировать . А теперь вот и они таскаются  за  мной  , будь  они не ладны .  А  вы!  Хороши  друзья! -  Филин  вновь   с закипающей злобой  глянул  на Петра   Харитоновича  растерянно  притихшего  рядом.  -  Нет  чтоб  остановить  во время . Хватит  , мол , Яков  Абрамович . Ни хорошо  воровать . В  милицию бы  заявили . Так   и так. Смотрите  люди  добрые, ворует Филин. Али  топором  по рукам. Чтоб не, повадно было.
   -Так  ведь  друзьями мы  были, Яков  Абрамович. Как  же  оно  можно  на  друга в милицию.-  несмело  возразил  Петр  Харитонович.    – Любили  мы тебя. Похоронили  по первому  классу . Речи , опять  же говорили хорошие  над  могилкой – то твоей .

-Речи говорили! – взвизгнул   вдруг тонким  фальцетом  Филин,  вскакивая на ноги.  – Да  вы  же меня этими  своими речами  хорошими хуже  плетей  казацких!   Ни  слова  правды!  Как же! Друг!  Соратник! Гений! Честности  удивительной!  Святости  великой! Ага!  А  я  вор! Вор! Понял!?   И был им всегда! Будь оно все Проклято!  Жаль, не смог я  тогда  подняться. Я  бы  вам  показал и святость и  …- голос  Филина  неожиданно  прервался  на  высокой  ноте  и он закашлялся.
    - А долго  тебе  еще  таскать за  собой  все это? – спросил  Петр  Харитонович,  подождав,  когда  разбушевавшийся  Филин  немного  успокоится.
 - Да  не  знаю я,-  горестно  выдохнул  Яков  Абрамович,  опустив  голову  на  грудь. – И я  не знаю, и  никто  не  знает. Говорят, правда, что есть где-то здесь   река  прощения. Стоит , говорят , только окунуться в неё – и все это , ну что наворовал , враз  исчезнет .
   -  Так  надо  найти  её!  Реку эту!  И  всего  делов! -  Петр  Харитонович  аж  подпрыгнул от нетерпения.
- Ишь  ты  скорый  какой, - скривил  в злой  усмешке лицо  Филин, наградив  друга  презрительным  взглядом.   – Один ты  здесь  такой  умный. Кое кто не один  десяток лет  по этим  пустыням  ползает,  а этих тварей , этой  пакости  , что  наворовали  при жизни , не  поубавилось .Ты вон поднимись ка  на  бархан  да  глянь  вокруг .
          И  поднялся  Петр  Харитонович на  бархан. Не  поленился .  И глянул  вокруг И  ужаснулся . Пустыня  напоминала  собой  муравейник . В  разные  стороны  ползли  по ней  кучи  хлама ,  содержащие  в себе то , что в жизни  было принято  считать  богатством. Ползли  упрямо, настойчиво сопровождая  своих  возненавидевших их вдруг  хозяев.
   -Ну  как?  Видал? – встретил  вопросом друга  Филин – Да  ты  их  не  жалей. Скоро  и тебе тоже  самое  предстоит . Здесь  ни чего  не прощают. Вон видишь? -  Он  кивнул  головой небрежно в сторону зарвавшегося  в песок  тугими колесами  «  Мерседеса  «   неотрывно  смотрящего  на  них блестящими  глазами – фарами.  Перед  самой  смертью  переписал  его  на  себя . Всего  месяц  и поездил. А не простили. Ни  чего не простили
    - Но    где те, кто при  жизни  не  брал?… Ну  не воровал  в общем. Они  что же, тоже  здесь, с вами?
     - Да нет. Не с нами они. – Яков  Абрамович   завистливо  вздохнул машинально отпихивая  ногой  пачку  стодолларовых купюр упрямо пытавшуюся  залезть  к  нему в  штанину. – Нет  не с нами  они.  Им  река  прощения  не нужна. Они  прямо к месту  летят.
  - Ишь ты! – восхитился  Петр  Харитонович, ощущая, как  чувство   зависти коснулось и его души. – Везет  же  людям!
    -Везет,- откликнулся  тихо  Филин.  – Не воровали  - и вот…
          -  Слушай! – вдруг  зашептал  Петр  Харитонович, пригнувшись  к уху Филина. – А если бы ты  все  снова  начал. А.? Ну  на  земле, в общем. Второй  раз . С самого  начала . Кем  бы  ты  стал ?
  - Я! – почти выкрикнул  Филин.  – Знаешь ?!  Я бы бродягой  стал!  Самым  распоследним  бомжом!   Выкопал  бы  ямку  у  дороги.  Накрыл  бы  её  крышей от дождя и  жил бы  спокойно .
  Холодно  зимой – то – смущаясь от  чего – то   сказал  Петр  Харитонович .  – В ямке –то  холодно , говорю .
  -Зато здесь  жарко! – выкрикнул хрипло  Филин,  вновь наливаясь  злобой.  – Уж  очень даже жарко.
 - Да, конечно,  жарковато у вас,- примирительно пробормотал  Петр  Харитонович, с опаской отодвигаясь от друга. – Пивка бы  сейчас. В самый  раз.
- С селедочкой! - простонал рядом  Филин. Знал  бы , что когда – нибудь   попаду  в такую жару воровал  бы  только  пиво.  Да  бесполезно все.
    -Почему? -   шопотом  спросил  Петр  Харитонович, ужасаясь  от  прозвучавшей в голосе  друга обреченности.  – Почему   бесполезно ?
  -  Почему?- переспросил    Филин,  с тоскливой  усмешкой  глянув на  друга. – Да  потому, родной. Потому ,  что место  то  окоянное , куда мы с тобой  пиво  да коньячек  заливали , да селедочку  с лучком и черной  икоркой укладывали , на земле  остается . А сюда  только  душа – небожительница  попадает. Мать бы её! …   - Взревел он вдруг, вскакивая  на ноги и не обращая  внимания  на шарахнувшегося  от него  испуганного  Петра  Харитоновича. – Так  порой  хватануть  хочется чего – ни будь  крепкого!  А  некуда!  Не  принимает  небожительница. Чтоб  ей  пусто было ! –
 Ухватив за  длинное горлышко проползающую мимо  бутылку французского  коньяка, Филин, размахнувшись  сильно, запустил ею в высунувшийся  из –за кучи хлама  черный, полированный  шкаф.   -  У твари! – выругался  он, погрозив  кулаком  в  след  улетевшей  бутылке. – Знают  ,  что  не  трону , вот  и  ползают   вокруг  !  И  ползают!  И  лезут  в  глаза!
  - Мы  же  коньяк – то  вроде  и не  воровали?  - недоуменно  взглянув  на  друга,  пробормотал  Петр  Харитонович.
   -Не  брали!  Не  брали!  - сварливо передразнил его  Филин  - А покупал то ты  его  на  что?  На  благотворительную помощь, что  ли. Али  окладишко  свой  потратил?
  - Ну все, все. Пора тебе  ,  гостенек  дорогой  домой   собираться ,  заговорило  вдруг  пространство  голосом  старичка . И  тут  же  почувствовал  Петр  Харитонович  на  своем  лице  ободряющую  свежесть  ветра и  ласковую  мягкость  травы под  собой .
    - Ну  что?  Повидал  дружка - то  своего?-  спросил  старичек, с  нескрываемым  любопытством  глядя  на  Петра  Харитоновича.  
      -   Повидал. Только  знаете .  Жестоко  это .  И  не  гуманно . В  двадцать  первый  век  шагнули.А  тут   такое  …
               -Жестоко?!  -  удивленно  воскликнул  старичек.  -  Да ты , мил  человек , знаешь ли , что такое  жестокость ? !  
        -  Знаю – кивнул головой  Петр  Харитонович.
         -  Ну  коль  знаешь,  то  почитай  ка  вот это.
В  тот  же миг в  руках  у  Петра  Харитоновича  явилась  вдруг. Его  собственная  газета.  С  номером  его  дома  и квартиры.   « Сводка  криминальных  сообщений »  - прочитал  он  вслух .
    Вот, вот. Её  и  читай  ,-  закивал  головой  старичек.
            А  сводка  гласила, что  сегодня  утром с  балкона, расположенного  на  девятом  этаже,  выбросилась  женщина с двумя  малолетними  детьми.  Как установлено  опросом свидетелей , причиной могло  послужить  длительное  отсутствие  средств  к  существованию.
     -    Да  как  же  это?  … -  простонал  Петр  Харитонович,  ощущая  под  собой пустоту, словно не  какая – то  посторонняя  женщина  сорвалась  с балкона,  а он сам,  обобранный   разным  отрепьем,  называющим себя  обществом  деловых  людей.  – Да  как  же  она …-   ? А ?  Зачем …  ?
      Но  уже не  было  рядом  въедливого  старичка.   Не  было  зеленой  травы  под ним .  Не  было  синего  неба .  А была  перед  его  глазами  его  собственная  квартира  .  Его  диван ,  на  котором  он  лежал  с полотенцем  на  голове .  И  окружала знакомая и привычная  мебель. Купленная им  уж  конечно не в рассрочку. И даже  вообще  не купленная  , а просто  взята  со  склада для  нужд  производства  и списанная  им самим  со счетов  управления.
      Еще  вчера  весь этот  привычный  домашний  уют принес  бы  Петру  Харитоновичу  успокоение. Но это вчера .  Не  сегодня.
      Сегодня  же  на него  отовсюду  смотрели  злые глаза вещей, которые потащатся за  ним  по пустыне  до неведомой реки Прощения. И нет на свете  силы способной  избавить   - его  от этой кары  за  совершенные им  грехи.
 Стряхнув  остатки  сна   Петр  Харитонович   тигром  метнулся  к дорогой   шведской  стенке. Звякнуло  тоскливо  стекло.
Днем, играющие  во дворе  дети  и не  многие, оказавшиеся  в это  время  дня  во дворе   взрослые   были  отвлечены от  своих  занятий  пронзительным  звоном бьющегося  об асфальт  стекла  .  Дорогие хрустальные  вазы , блюда  , рюмки  , фужеры  дождем сыпались из окна  квартиры   ,  расположенной  на  восьмом  этаже .  и достигнув земли , разлетались  на  тысячи  осколков алмазным  дождем  сверкающих  на  солнце .  
      Завороженные  этим  блеском и  необычностью  происходящего  находящиеся  во дворе свидетели  не  сразу  вызвали милицию. И только когда  из  открытого  настежь