Мигель

     Писатель смотрел на свою правую руку с явным отвращением. Кисть посинела от сдавливающей её верёвки. В левой руке он держал топор.
- Ничего, ничего. Скоро ты будешь на помойке и больше никому не сможешь навредить.
     Пальцы на правой руке слабо шевелились.
- Сейчас ты у меня запрыгаешь, так запрыгаешь…
     Средний палец на правой руке медленно поднялся вверх, а остальные пальцы сжались черепашкой.
- Ах, так ты себя ведёшь, пакостница! Писатель поднял топор и безжалостно опустил его на правое запястье… Кровь брызнула во все стороны… Но, писатель её не видел. Он и не слышал, как треснули кости. Он потерял сознание.
     Когда он пришёл в себя, вокруг всё было липким и красным от крови.
- Почему я не стянул руку жгутом? Из-за сильной потери крови у него даже не было сил подняться на ноги.
     С большим трудом перевернувшись на живот, он пополз к шкафу. Левой рукой открыл дверцу и взял первую попавшуюся вещь. Это была белая футболка. Корчась от боли, он завернул правую руку, вернее, то, что от неё осталось, и пополз к тумбочке с телефоном. Подтянулся левой рукой, пытаясь подняться на колени. Опять потерял сознание. Очнулся, снова попытался подтянуться. На этот раз получилось. Теперь нужно было добраться до телефонного аппарата. Ему удалось снять трубку. Спасительный гудок дал слабую надежду. Он зажал трубку между левыми плечом и ухом. Не видя циферблата, набрал номер скорой помощи.
- Скорая? Алло! Я потерял много крови. Приезжайте скорее… Адрес? Улица Сервантеса, дом 49, квартира 1… Дверь не заперта.
     Когда он снова очнулся, то увидел двоих в белых халатах. На его правой руке белела повязка.
- Доктор! Я буду жить?
- Будете, будете. Мы вас отвезём в больницу. Вы потеряли много крови. Там вам сделают вливание. И наложат швы.  Вы согласны?
- Да-да. Только поищите мою руку. Вы её видите?
- Нет, мы её не видим. Кто это сделал? Кто вам отрубил руку? В доме побывали грабители?
- Это я сам её отрубил…
- Мы вынуждены сообщить в полицию.
- Не надо. Я же говорю, это я сам её отрубил. Она меня не слушалась. Она делала, что хотела… Вы мне не верите?
     Медики молча переглянулись.
- Мы вам верим. Но, по закону, нужно сообщить в полицию. Вы можете сказать своё имя и фамилию?
- Мигель Динас.
- Сколько Вам лет? Вы помните дату рождения?
- Мне… 45 лет. Я родился… Постойте, когда же я родился? Ах, да, 5 марта 1935 года.
- Как вас зовут?
- Я же уже сказал, Мигель Динас.
- Вы хотите сказать, что это вы написали роман «Тайная печать»?
- Да, этот мой роман.
     Медики снова переглянулись.
- Вы в этом уверены?
- Проверьте мой паспорт, если вы мне не верите!
     Медики стали смотреть по сторонам. Они осторожно переступали через лужи крови. Искали на столе, на полочке возле телефона.
- Ладно, поехали. Больше тянуть нельзя.
- А где моя рука? Посмотрите, она должна быть где-то здесь… Может быть, на полу… Или она отскочила на другой стол?
Правой руки, вернее, кисти, нигде не было…

     Писателю было 40 лет, когда он переехал жить в большой город. Да, по меркам 70-х это был действительно большой город. Скорее, человеческий муравейник со своими законами общежития, выживания и процветания.
    Мигелю Динасу только начала улыбаться фортуна. Его сборник рассказов «Затворник» согласилось выпустить довольно крупное издательство. Получив аванс, Динас решил переехать в этот город и продолжать писать.
     Казалось бы, пришло время радоваться жизни. Ему уже давно надоела роль прототипа своего литературного героя. Он жаждал восполнить годы самовольного затворничества. Знакомиться с новыми людьми. Бывать в обществе. Бродить по городу, впитывая в себя его многоликость и разноголосость и, конечно, творить, творить, творить…
     Но, многообещающий (как писала городская газета) писатель Мигель Динас откровенно скучал. Парадокс, да и только. Живя в захолустье и, практически не выходя на улицу, он строчил  мелким бисерным почерком день и ночь. Там он радовался  вдохновенному труду и мечтал о деньгах и славе.
     Теперь же, будучи при деньгах и став, как минимум, городской знаменитостью, он грустил и не знал, как ему быть. Ему не писалось! Совсем! Никто не знал этого. Издатели ждали от него новых работ. Он обещал вскоре принести большой роман. И всё не приносил. А приносить просто ещё было нечего.
     Но, Мигель Динас не терял надежду.
- Ничего, это только начало. Я просто не привык к городской жизни. Здесь все куда-то торопятся. А, зачем? Остановитесь, осмотритесь вокруг! Вы же пропустите что-то очень важное! Вы пропустите ЖИЗНЬ!
     И ещё его что-то крайне раздражало. Это были огни. Мерцающие огни. Огни светофоров, реклам и дискотек. Ему, прожившему долгие годы в глуши, претили все эти символы урбанизации. Он любил тишину и покой.
     Он часто спрашивал себя, зачем ему понадобилось переезжать в крупный город. И сам себе отвечал; поближе к издательству. Нет, наверно, он уже не любит свой прошлый захолустный покой. Теперь подавай ему городской покой богато обставленной квартиры. Чтобы каждая полочка, каждая занавеска светилась достатком и заслуженным отдыхом.
     Однако Мигель Динас как писатель был ещё очень далёк от осуществления своей мечты. Избранный им писательский путь достижения покоя был тернист и неспокоен.
- Не пишется. Может быть, это оттого, что мне душно. Выйду на балкон…

    Напротив его дома красовалось довольно оригинальное в архитектурном отношении здание. Его арендовал местный молодёжный клуб. Не было вечера, чтобы там не проходили концерты, спектакли, вечеринки или дискотеки. Естественно, из-за постоянного шума этот район считался не самым престижным в городе. Но многообещающий писатель не хотел этого понимать. Он думал, что заплатил вполне достаточно, чтобы вести подобающий литератору образ жизни.
     Особенно Динасу досаждали дискотеки. Подсознательно он просто завидовал молодёжи за её раскованность и перспективность. И, согласно своей логики, рассуждал, что именно дискотеки, точнее, шум доносившейся до него музыки и мерцающие огни не дают ему возможности сосредоточиться.
     Действительно, эти огни действовали на него странным образом. Ему становилось душно. Он начинал нервничать, потеть и поддёргивать верхней губой. Потом он отключался на какое-то время. Проходили, возможно, доли секунды или минуты. Но даже в течение этих мгновений он успевал мысленно переноситься в зал к танцующим,  и отплясать какой-то танец. Особенно ему нравились танцы под медленную музыку, когда он мог обнять свою партнёршу, не получив при этом пощёчины.
     Когда он приходил в себя, свой сон или галлюцинации он помнил слабо. Хотя, сам факт перемещения он помнил и решил этим воспользоваться и в будущем. У него даже оставалось странное, но очень приятное ощущение на кончиках пальцев правой руки. Ему казалось, что он чувствует женское упругое тело. Да, горячее, страстное тело. Подушечки пальцев правой руки Динаса начинали пульсировать. Эти страстные толчки передавались и всему его телу… Неизведанные грешные уголки его души раскрывались похотливыми цветами орхидей.
- О, Господи! Что это? Почему я не ощущал этого раньше? Как можно стать писателем, не изведав даже тысячной доли грешных чувств? Прости меня, Господи! Грешен я, ой, как грешен…

     Мигель Динас потихоньку приходил в себя после того страшного инцидента с отрубленной рукой. Конечно, до полного выздоровления ещё было далеко.  Вряд ли можно полностью такое забыть…
И, всё-таки, время от времени, писатель начинал бормотать:
- Рука, где моя рука? Никто не видел мою руку? Куда она подевалась… Почему её не нашли… Она должна быть дома…
- Сестра, попросите доктора, пусть пойдут ко мне домой, и найдут  руку…
Сестра, я умоляю вас, пусть её найдут и принесут мне… Сестра!
- Не волнуйтесь, вам нельзя волноваться! Найдут вашу руку… Потом медсестра шла в ординаторскую и звала дежурного врача. Приходил к Динасу врач, выслушивал такую же тираду и тоже пытался его успокаивать. А в записях о состоянии больного добавлялась ещё одна: навязчивые бредовые идеи в связи с поисками им же отрубленной руки.
     Дни шли за днями. Динаса пока не выписывали, давали успокоительные и наблюдали за его поведением. Рана в отрубленном месте уже почти затянулась. Но, Динас где-то уже через неделю что-то почувствовал в руке, точнее, в кисти. В отрубленной им кисти… И, хотя ему объяснил врач, что боли в отсутствующих конечностях, это так называемые фантомные боли, давно известный факт, Динас всё равно волновался. То, что он чувствовал в отсутствующей кисти, вроде бы и нельзя было назвать болью. Это ощущение даже он как писатель не мог передать словами.
     Сначала Динас забывал, что у него нет правой кисти, и порывался ею «брать» ложку, вилку, чашку во время еды. Потом он попросил лист бумаги и ручку  пытался «писать» фантомной рукой. Когда он понял, что ему, собственно, нечем писать, то заплакал как ребёнок.
     Он сначала довольно чётко чувствовал положение кисти и пальцев в пространстве.
Порой жаловался, что его правая фантомная кисть сжимается в кулак, пальцы сведены, впиваются в ладонь, от чего кисть устает и болит.
     Ему ещё повезло, что доктор оказался довольно терпеливым и без устали разъяснял своему знаменитому пациенту про фантомные боли, возникающие в определённых участках мозга. И не только про боли, а и про все другие ощущения: всё идёт от головы… Голову то не отрежешь, а вот чувствуются боль или удовольствие или чувство насыщения или… благодаря ей и в ней. Человеку же кажется всё иначе…
     Но, Мигель Динас ощущал в отсутствующей кисти чувство… ненависти, мести и злобы. Почти каждую ночь ему снилось, что рука вернулась, сидит у него на груди и мерно постукивает по ней указательным пальцем. Потом она начинает медленно подползать к его горлу. Охватывает горло длинными бледными пальцами и начинает потихоньку его сдавливать. Писатель хочет крикнуть, позвать на помощь, но, из горла вырывается лишь громкий хрип. Он хватает кисть левой рукой и пытается оторвать от себя. Но, пальцы сильнее его и сдавливают горло с ещё большей силой.
- Помогите! Рука! Моя рука! Помогите! Я задыхаюсь! Помогите…
Иногда ему всё-таки удавалось громко позвать на помощь.
     Медперсоналу надоели его ночные крики. Врачи не понимали, почему не действуют обезболивающие и снотворные медикаменты. Медсестра обычно подходила к нему и старалась успокоить.
     Когда одним утром врачи во время обхода  увидели у Динаса синяки, жутким ожерельем красовавшиеся на шее, они не на шутку забеспокоились. Его решили всё-таки поместить в психиатрическое отделение. На консилиуме обсуждали диагноз. Подозревали, что это писатель сам себя душит левой рукой.
Почему врачи тянули с выводами? Дело было даже не в медицине, а… в местной прессе. Папарацци, как всегда, охотились за «жареными» фактами. Им нужна была сенсация. Чем же не сенсация для жёлтой прессы о том, как известный писатель Мигель Динас сначала зачем-то отрубает себе одну руку, а потом пытается задушиться другой? Прекрасный загадочный сюжет для вечно скучающего праздного обывателя…
     Однажды, зайдя в комнату со шкафами для медикаментов, ещё даже не включив свет, один молодой фельдшер заметил, что всегда опечатанный металлический шкаф с