и шатаясь, поднимался с пистолетом по откосу, надеясь на отмщение. Но Владимир не дал ему этой радости, выстрелив, не целясь, ещё дважды, и мститель, соскальзывая, побежал назад к груде тел и металлолома. С трудом унимая противную нервную дрожь, Владимир обошёл студебеккер, увидел слегка помятые и оцарапанные бампер и крыло, серую полосу, прочерченную углом кузова полуторки по борту студебеккера, трижды глубоко вздохнул, не обращая внимания на крики о помощи, поднялся в кабину, поднял стекло и сосредоточенно тронулся дальше, снова и снова переживая недавнюю автосхватку, в которой одержал лёгкую победу, но от этого не было ни радости, ни печали, а только тянущее отвращение.
С памятного отныне взгорка дорога покатилась вниз, он хорошенько разогнался и отвлёкся от стычки, удерживая приличную скорость до самого Немана. А после него – опять вверх, на возвышенность, и всё глубже в глухой хвойный массив. Как ни странно, но больше до Минска с ним ничего не случилось, несмотря на удобные для засады мрачные дебри. Так, отгоняя гнусные воспоминания скоростью, нигде не останавливаясь, он в половине шестого въехал в столицу. Только здесь, в знакомом и обжитом городе, душу заметно отпустило, и Владимир смог спокойно наблюдать городскую жизнь, привычно выруливая по объезженным улицам к торговой базе. Избежав бандитской расправы, он направлялся к не менее отвратным спекулянтско-воровским мафиози, обсевшим народную кормушку.
Рабинович в шкуре Сосновского рад был возвращению Кремера в шкуре Васильева и, особенно, - чёрному чемоданчику, который без промедления поместил на стол, открыл ключом, извлечённым из внутреннего кармана пиджака, заглянул в приоткрытую щель, ещё больше обрадовался и, захлопнув тайник, похвалил:
- Молодец! Мало того, что без проблем доставил ценный груз, так ещё и порадовал меня, старика.
- Порадуйте и вы меня, - обратился Владимир вслед.
- Чем? – насторожился Яков Самуилович, ожидая настырной просьбы об оплате услуги.
- Мне нужны кольца.
- Те, что отдал?
- Нет, обручальные.
Рабинович-Сосновский облегчённо вздохнул и, улыбнувшись, заговорщицки подмигнул:
- Влип? Женишься?
Владимир не стал разубеждать, поскольку обоим была безразлична личная жизнь партнёра по мошенничеству. Директор с лязгом отпер сейф, достал аккуратную картонную коробочку, открыл и поставил перед шофёром.
- Выбирай, вовремя успел: завтра должен отдать.
В коробочке лежали навалом самые разнообразные кольца и перстни, в том числе и те, что перешли от Владимира. Он мысленно представил себе тоненькие пальчики Ирины и выбрал одно из наименьших, но массивное. Потом, сомневаясь, прибавил похожее для подполковника.
- Эти, - положил перед владельцем.
Тот взял оба, повертел, рассматривая, и неожиданно бросил назад, в коробочку.
- Не советую: подделка – дутыши. Возьми эти: своих не дурим, - и подал, порывшись в коробочке, тоньше и изящнее, к тому же с непонятной гравировкой, явно старинные и благородные.
Владимир, уличённый в дурном вкусе, слегка покраснел, спросил, доставая рабиновичевы деньги:
- Сколько?
Тот, не церемонясь, назвал приличную сумму, Владимир отсчитал, положил на стол мятый шевелящийся эквивалент золота, опустил кольца в карман гимнастёрки и, не поблагодарив, ушёл.
К родному шлагбауму подъезжал в самом конце рабочего дня. Посигналил, оповещая нерасторопного вахтёра о радостном событии, но тот и сам не замедлил появиться, но, вместо того, чтобы поднять преграду, направился к Владимиру. В ожидании очередной неприятности, которыми по хилософии Серёги-оптимиста, не следует делиться ни с кем, по спине пробежал холодок, а бедное сердечко участило ритм.
- Здравствуй, - вахтёр протянул узкий газетный оборвыш с написанным карандашом номером телефона. – Просил, как приедешь, немедля позвонить, хоть днём, хоть ночью. – Отошёл, открыл шлагбаум и приглашающе махнул рукой.
Владимир рывком въехал и резко затормозил у конторы. Сейчас всё разъяснится: до какой степени пуст почтовый ящик и надолго ли. Навстречу спешили, торопясь к магазинно-домашним хлопотам, конторские дамы, приветливо улыбаясь загадочному и потому привлекательному шофёру, на которого положила глаз сияющая рубинами невеста директора. Он, предупредительно здороваясь, бочком, по стенке пробрался к рабочей обители новобрачных, открыл дверь и, увидев предостерегающе прижатый к ярко накрашенным губам миниатюрный наманикюренный пальчик, подумал, что, выбирая кольца, преувеличил его толщину, на цыпочках подступил к столу Ирины, достал и положил перед ней кольца и спросил громким шёпотом:
- Можно, я позвоню?
Она не слышала, примеряя и любуясь своим кольцом, которое, слава богу, оказалось впору.
- Слушаю, - немедленно ответила телефонная трубка, едва он набрал номер, как будто там давно ждали звонка.
Владимир не подготовился к разговору и не знал, как начать и что сказать, опасаясь, что смершевские телефоны прослушиваются, как это было с телефонами в Абвере, и можно неосторожным словом навредить абоненту.
- Меня просили позвонить, как только приеду, - глухо сказал, изменив голос.
Там мгновенно поняли.
- Жди, через полчаса буду, - и телефон, щёлкнув, отключился.
Владимир аккуратно положил на рычаг трубку, повлажневшую от вспотевшей ладони, и замедленно вернулся к сияющей невесте.
- Ну, как?
- Теперь не отвертится, - пообещала невеста, всё ещё любуясь мечтой многих послевоенных женщин.
- А он ещё вертится? – вознегодовал добровольный сват.
- Говорит, что партийным неудобно ходить с кольцом.
Сводня фыркнул и иронично посоветовал:
- Скажи ему, что неприлично зачерствелому солдафону жениться на молодой и очень красивой девушке и ещё неприличнее жалеть для неё приличные украшения.
У приличной девушки расширились неумеренно подведённые глаза, и приоткрылся кровавый ротик, а на бледном припудренном лице проступили чуть розовые пятна возбуждённого румянца.
- Я не могу тебя чмокнуть, - осторожно указала оттопыренным мизинцем-шилом на помаду, - завтра утром приду.
Искуситель чуть слышно рассмеялся, с любопытством разглядывая ребёнка, неведомо как собирающегося жить по-взрослому.
- Учти: если ты будешь ему изменять, я перестану с тобой встречаться.
Она ещё больше округлила глаза и раскрыла рот, пытаясь освоить непостижимую мысль о совмещении несовместимого, и, наконец, сообразив, что он шутит, задорно рассмеялась, прикрыв рот узкой ладошкой и ощущая себя матёрой, развратной и привлекательной.
- Что там? – спросил Владимир, указывая на дверь директора, чтобы отвлечь её от скользкой темы, для которой не было вдохновения.
Она сразу сделалась секретаршей и вполголоса выдала административную тайну:
- Вместе с Поперечкой и Филоновым готовят списки передовиков и награждённых премиями к празднику, - и, не удержавшись, выдала самый важнейший секрет: - Ты там тоже есть.
Потенциальный передовик не ожидал, что ему будет приятно об этом услышать, и мысленно посмеялся над собственным дегенеративным честолюбием, зародившимся вдруг непонятно из чего, а Ирине, выдавшей тайну, пообещал:
- Пожертвую на свадьбу.
Ему не удалось услышать бурного ликования и потока благодарности, так как дверь тайного кабинета приотворилась, и в щель выставилась голая голова Емели, подозрительно оглядела парочку водянисто-голубыми глазами и небрежно кивнула везде и всюду сующемуся не к месту шофёру. Затем над головой просунулась рука с бумагами, рассыпавшимися веером, и строгий начальник ОК распорядился, прекратив неуместный адюльтер в приёмной директора, решающего с помощниками важнейшую задачу обновления клока сена, повешенного впереди напрягающейся упряжки трудящихся:
- Срочно, в трёх экземплярах. Посторонним делать нечего.
Сообразительный шофёр понял намёк и, попрощавшись с невестой, вышел. Бедный одурманенный директор! Если бы он догадывался, какой обманчиво красивый и ядовитый сорняк собрался пригреть. Таня обязательно отговорила бы, а больше некому. Два взрослых ребёнка. Интересно, кто первым разобьёт хрупкую игрушку под некрасивым названием «брак».
Пора было отметиться у майора. Тот не считал для себя возможным оставить рабочее место раньше руководителя предприятия и, конечно был на месте, в бывшей фирсовской каморке.
- Здравия желаю, - бодро поздоровался Владимир.
Начальник был явно не в духе – вероятно, не попал в тайный список. Кивнув – везёт сегодня Владимиру на кивки – сухо похвалил:
- Хорошо, что сообщил о задержке: дисциплина - прежде всего, - протянул руку, требуя путёвку.
Поощрённый водитель подал документ, отмеченный Сосновским.
- Туда-сюда под завязку. Прекрасно, - снова похвалил начальник. – Сосновский не зря тебя нахваливает… или не даром? – угадывающе исподлобья посмотрел на расторопного и умного шофёра, может быть, подозревая, что не всё чисто в успешном альянсе торгового директора и рядового перевозчика. Но успокаивали, умиротворяли весомые тонно-километры, одинаково нужные и шофёру, и майору, и бригаде, и автобазе в целом.
- Однако придётся вас разлучить. – Он откинулся на спинку расшатанного стула, устремил строгий взгляд на подчинённого. – Организуется колонна из 15-ти машин за мукой в Харьков. От нас пойдут пять машин, ты – старшим. Столичному городу нужен хлеб, чтобы в праздничные дни не было очередей, драк и слёз. Задание чрезвычайное, срочное. Невыполнение в срок приравнивается к преступлениям против советского государства и грозит самым суровым наказанием всем, включая директора. Выезд завтра в 12.00. До этого времени – самая тщательная подготовка. Вопросы тоже завтра. Свободен.
Владимир вышел. То, чем пугал начальник, мало волновало. Больше всего тревожила непонятная заминка с арестом. Что-то скажет Марлен? Запросто может отменить участие передовика производства в чрезвычайном государственном мероприятии по причине перевода в разряд врагов государства. Придётся тогда подполковнику с майором снова уходить в отставку, а то и куда подальше.
Марлен застал Владимира за выправлением крыла и бампера. Был он в новенькой, ладно подогнанной к фигуре форме, длинной шинели и гладких сверкающих сапогах, на каблуки которых так и напрашивались серебряные шпоры. Прыщавое лицо под пугающей сине-малиновой форменной фуражкой излучало самоуважение и уверенность в значимости обладателя почти гвардейской формы элитных войск. Они молча поздоровались за руку, и Владимир ощутил несолидность ладони щуплого народоохранителя, решившего противостоять московскому следовательскому молоху.
- Залезем, чтобы не маячить, - предложил слишком яркий смершевец, и первым влез в кабину студебеккера, тщательно расправляя шинель, чтобы не помять.
Уселись.
- Дело против вас с хозяином закрыто, ты – чист, - обыденно сообщил защитник о том, что занимало дни и ночи, бросало в холод и в жар, в панику и в прострацию.
И говорить больше было не о чем.
- Как это тебе удалось? – выдавил из себя Владимир ненужный вопрос вместе с жалкой улыбкой, а в душе нарастало, ширясь и заполняя всего, великое чувство освобождения и возрождения, хотелось затормошить доброго вестника, но… останавливала форма и спокойное отвлечённое лицо соседа.
- До генерала допёр, до начальника Управления, - не удержался от
