Глава первая
Жарко во дворе. Знойное лето нынче выдалось. Даже в тени большой, раскидистой груши, что растёт в нашем саду, думаю, будет градусов сорок с лишним. Не спасала от этого пекла и журчащая, прохладная вода арыка, протекавшего через весь наш двор.
В доме тоже стояла такая духота, что дышать нечем. Мухи и те, прилипнув к стенам и потолку, опасались пошевелить лапками, не то, что там с жужжанием летать по комнатам. Бери мухобойку и хлопай в своё удовольствие. Куры, вырыв в земле ямки под деревьями, тоже попрятались и, раскрыв клювы, тяжело дышали, наверно думали, так будет прохладнее. Ни один листочек в саду не шелохнётся – всё замерло от зноя. Ти-ши-на… жара…
Дома никого… кроме меня, конечно, нашей собаки Цыгана и живности - коровы Муньки. Родители на работе. Я лежу в тени груши и листаю книгу. Изредка, ну так… пару раз в час, я переползаю с одного места на другое, следую за тенью от грушевого дерева. За-тем, когда уж совсем становится невмоготу, иду к арыку и, опустив голову в прохладную воду, тренируюсь на задержку дыхания. Моя мечта – стать водолазом!
Откуда она взялась, такая мечта? – спросите вы. Сам не могу понять. Наш город сугубо сухопутный, до моря-океана тысячи километров, а вот появилась же она – моя мечта!
Наш городской транспорт – верблюды и ослики. Изредка, подняв несусветную пыль, проедет старенький, весь помятый и побитый ЗиС-5 или, что случается чаще, протарахтит допотопная военная полуторка, давно уже списанная из армии и годная лишь для перевозки картошки или дров. Ну откуда, скажите на милость, здесь, в нашем городе корабли, подводные лодки и другая морская техника? Правда, смешно?
В очередной раз, опустив голову в воду, я зажал пальцами, как прищепкой, нос и, за-крыв глаза, стал считать. В голове, после сказанной про себя цифры – тридцать пять - зашумело, а потом и вовсе зазвенели колокольчики. Когда я сам себе сказал - «Сорок!», голова, без моего личного разрешения, совершенно не подчиняясь моей воле, выскочила из воды. Да… подумал я огорчённо, нужно больше тренироваться. А то, что же получается: голова сама по себе, а я так – приложение к ней что ли? Ну, никакого тебе порядка в танковых войсках!
Недовольный собой я вернулся под грушу, чтобы продолжить чтение и изучение ненавистного учебника по арифметике. И всё это из-за мамы… всё из-за неё! Вот ведь, какая хитрая! Все ребята наслаждаются летним ничегонеделанием, а я – повторяй арифметику и решай задачки! Ну, правда, ведь совершенно нечестно? Разве я не прав? Она и сегодня, уходя на работу, с какой-то, или мне так почудилось, тайной подковыркой, спросила: «Ты, хочешь стать водолазом?..»
- Конечно, хочу,- ляпнул я, совершенно не подумавши, но почувствовав в её словах какой-то подвох, сразу насторожился.
- Тогда займись арифметикой. Без знания её, тебя не примут в водолазную школу.
И когда это я умудрился проговориться о своей заветной мечте? Наверное, во сне. Однажды папа, при задушевном разговоре со мной, так и сказал: «Ты так много разговариваешь во сне, что из тебя никогда не получится разведчик. Все государственные тайны выболтаешь!»
Вот тогда-то у меня, наверное, и появилась мечта стать водолазом. Под водой, сами понимаете, много не поговоришь! Разве, что с рыбами? Так говорят, рыбы в воде не разговаривают. Хотя… хотя, я как-то совершенно нечаянно услышал, как один дяденька сказал другому: «Ты болтлив как селёдка Гриша, тебе ничего нельзя доверить!» Вот так и сказал! Ну, а теперь сами подумайте: кому, скажите, пожалуйста, верить, а?!
Только я взялся за учебник и открыл десятую страницу, чтобы повторить решение до зубной боли надоевшей задачки, как со стороны калитки послышался громкий свист и голо-сом Вовки Моисеенко, позвали меня:
- Эй! Серёга! Ты дома?
Вовка – мой дружок... настоящий… Мы ходим в одну школу. Только он на целый год старше меня и учится в другом классе.
Залаял Цыган – наша домашняя "сторожевая" собака. Таким именем назвала его мама, наверное, за то, что он весь чёрный.
«Чёрный, маленький, от горшка два вершка и лайя» - так сказал о нём папа.
Но знаете - Цыган злой до ужаса! – это я вам точно говорю. Я ему однажды, для проверки конечно, в рот заглянул, чтобы по цвету нёба определить его злость, так там у него – черным-черно! Я рассказал об этом Вовке, так он знаете, что мне сказал: "Раз у собаки нёбо чёрное, значит она злая, до ужаса!". Он то опытнее меня, знает что говорит - у них во дворе аж две собаки!
Наш Цыган, при виде чужих у калитки, всегда заливается колокольчиком – особенно, когда мама и папа дома. Я так думаю, он хочет этим показать: вот видите, какой я добросовестный пёсик - даром продукты не перевожу… Интересно, на кого это он намекает?
Я, как-то ради интереса понаблюдал за ним. Так вот, он полает-полает и оглянется назад, потом передохнёт и опять полает. Я то сразу догадался: он оглядывается, чтобы посмотреть, не вышел ли кто-нибудь из дома, и не пора ли перестать надрываться. А, когда долго не выходят, он начинает пуще злиться и лаять, как-бы намекая – долго мне ещё понапрасну горло надрывать, глухие что ли? Выходите мол, я вам тоже не заведенный. Хит-рю-га, каких поискать! Ох, и хит-рю-га!
Сейчас он тоже старался! Однако от будки далеко не отходил, готовый в любой неблагоприятный для него момент юркнуть в неё и уже оттуда продолжать лаять. Я подошёл к калитке, чтобы открыть её, а Вовка уже во дворе – через забор перелез.
- Ты чем занимаешься? - поинтересовался он. Родители дома или на работе?..
Я ещё только приготовился «достойно» ответить, а он, как из пулемёта, опять затараторил: «Давай, бросай всё и пошли купаться! Витёк и Колян, наверное, половину дороги уже прошли. Я им сказал, что мы догоним, а если нет, то встретимся на нашем всегдашнем месте».
Здрасьте-пожалуйста! – подумал я, - предложение, конечно, очень даже заманчивое, но… как же Мунька? (Мунька – это наша корова-кормилица). Мне мама строго-настрого наказала, чтобы я накормил её и ещё, помахав туда-сюда пальцем перед моим облупленным от солнца носом, добавила: «Ни в коем случае, слышишь, ни в коем случае! – ещё раз повторила она строго, - не вздумай оставить её без воды. Узнаю! Уши оборву!»
У меня и раньше случались такие промахи. Так Мунька в прошлый раз уже не выдержала наверно, наябедничала на меня. Когда мама пришла с работы и подошла к ней, она как замычит, а потом как заплачет, не как человек, конечно, навзрыд, а молча: из глаз слёзы как покатятся, крупные-крупные, величиной с горошину! Мама обняла её за шею, гладит и приговаривает: «Опять этот бездельник с друзьями целый день на арыке проболтался! Ну, я ему, паразиту, задам!..»
Мунька постепенно плакать перестала и нет-нет, да посмотрит в мою сторону, как-бы говоря этим: «Ну, что, дождался, не будешь меня без воды оставлять. Я ещё не то про тебя могу порассказать. Мама ахнет!»
Я, так, чтобы мама не увидела, показал ей кулак, но чтобы она меня окончательно не выдала, решил исправить свою оплошность с водопоем. Пришлось быстренько принести Муньке три ведра воды. Так она всю воду выпила до дна и ещё наверно хотела, но мама сказала: «Хватит Мунька, а то лопнешь! Он тебе, попозже, ещё принесёт» - и так это строго посмотрела на меня, что я даже чуть-чуть испугался, что меня накажут. Но, ничего, обошлось!
- Вовка! – говорю я, - мне корову надо накормить, а потом ещё и напоить. Кроме того… я почесал в затылке… у меня арифметика под грушей лежит-прохлаждается и вообще – я, наказанный! Потом немного подумал и добавил для пущей убедительности: «Мне, к твоему сведению, со двора строго-настрого запретили выходить».
- Подумаешь! Арифметика у него! Впереди ещё половина лета. - Никуда твоя любимая арифметика не денется! – стал уговаривать он меня.
Я, в душе конечно, а не на виду, так надеялся, так надеялся, что он уговорит меня, а я соглашусь пойти с ним. Втайне я даже помогал ему себя уговаривать.
…А за корову не боись. Мы корове груш натрясём, пусть наслаждается. - «Ваша корова любит груши?» – продолжал он искушать меня. Мы всего-то на часик сбегаем, искупаемся и бегом назад. Твои даже не узнают. Гарантирую! Кто им скажет? Не, ты же?.. Я-то, точно – нет! Я же твой друг! - Между прочим, корове тоже хоть раз в жизни груш поесть хочется...
Последние Вовкины слова, особенно о любви коровы к грушам, сломили моё не такое уж твёрдое сопротивление. Я был бессилен перед его доводами, как крепость «Измаил» перед Суворовым. Я недавно об этом прочитал в книжке. Ин-те-рес-сная! - Не читали?.. Напрасно.
Мы быстренько залезли на дерево, натрясли груш, а потом я вывел из прохладного сарая Муньку. Вначале она упиралась: ну, скажите, пожалуйста, какой здравомыслящей корове, так я подумал, когда выводил её, захочется из прохлады выходить и париться на жаре?
Тогда я сунул ей под нос грушу – она понюхала её, а потом с превеликим удовольствием начала похрумкивая жевать. Коровы тоже, оказывается, как и люди любят полакомиться вкусненьким. А груши-то у нас вкусные-превкусные! Я бы и сам с удовольствием съел ещё пару штук, но было уже некуда их запихивать. Живот и так трещал от переполнения. Я даже иногда слышал, как что-то внутри живота то ли потрескивает, то ли погукивает. В общем, в нём происходил какой-то непонятный для меня процесс пищеварения.
Вопрос с пропитанием коровы, как сказал мой друг, на сегодняшний момент был решён и решён, добавил он, положительно.
Выскочив на улицу и заперев калитку, я оглянулся на соседский дом – не заметила ли нас Райка Дмитриева – ябеда и задавака. Мы с ней одноклассники и, однажды, целую неделю дружили, а потом раздружились. Раздружились на профессиональной почве, как сказал её отец моему папе. Ну, что в самом-то деле? Я ей говорю: «Пойду в водолазы! Буду корабли со дна моря, поднимать и, может быть, найду огромный-преогромный клад и тогда на тебе женюсь».
А она – «Зачем мне водолаз! Я лётчицей буду! Полечу вокруг земли и стану героиней!!» И ещё нос курносый задрала. Тоже мне, лётчица! Я же говорю - самая настоящая задавака! И Вовка тоже так её обзывает.
Я, конечно, на неё обиделся за такое неуважение к моей будущей профессии и перестал с ней дружить и даже в гости перестал к ним ходить.
Пробежав четыре квартала от улицы Ташкентской, мы с Вовкой выскочили на «Сенной рынок», а там, если ещё немного пробежать – окажешься на берегу Головного арыка - места нашего всегдашнего купания. Товарищей мы, конечно же, не догнали.
Ещё затратили пятнадцать минут на преодоление оставшегося пути и мы – на месте!
Головной арык берёт воду через затвор из речки Талас, берущей своё начало в горах Киргизии. У Таласа очень холодная вода и быстрое течение, да и находился он в километре, а может в полутора от города. По моему пониманию – далековато. На речку мы ходим только рыбачить, а купаемся мы всегда в Головном арыке. В нём вода теплее и течение не такое быстрое.
* * *
Шириной около пяти-шести метров, он, входя в город, разветвляется на несколько более узких арыков, а в самом городе переходит в сеть узеньких-узеньких арыков, подведённых к каждому двору.
На обоих берегах головного арыка растут пирамидальные тополя и джида. Они дают тень и закрывают нас своей кроной от палящих лучей солнца. Это было наше любимое место отдыха и забав в воде. Это было наше собственное
