НИНА. Страницы из романа "Жизнь ни за что".

оставил котелок со сковородкой и удочки.

  Сугробин, появился в Нижнем после армейской семимесячной службы 31 декабря, и дом к Марине после её предложения о разводе, засланном ещё в действующую армию, вернулся только на полчаса, чтобы забрать вещи и оговорить процедуру развода. Материальных претензий Леонид и Марина друг другу не выставляли  и через месяц официально развелись.
  Вернувшись на завод после трёхнедельного отпуска, который предоставил ему военкомат за ударную службу за счёт завода, Сугробин вспомнил слова капитана Ш ранга из военкомата, что «просить или требовать и получать запрашиваемое надо в тот момент, когда ты нужен». Его место было занято не кем – то временно исполняющим, а навсегда. Как будто он был убит на фронте, и вычеркнут из списков.
- Понимаешь, - сетовал его бывший начальник, - завод принял новый спецзаказ, и надо было срочно начинать. А на ВРИО никто не соглашался.
Сугробину сохранили зарплату, дали в подчинение двух женщин и сделали из него специалиста по особым поручениям при главном конструкторе. Времени для утряски личных дел у него оказалось достаточно. Были дела немногочисленны, но непростые. Первое – жильё. Второе – перспективная работа. Поговорив с друзьями, работавшими в совершенно закрытом НИИ, Леонид подал заявление туда, но поступление было возможно только по оформлению допуска к работам государственной важности. Процедура требовала времени. Временное жильё тоже нашлось.
  Проскитавшись не день и не два по друзьям и знакомым, Сугробин наткнулся на объявление, предлагавшее однокомнатную квартиру «недорого» одному или двум мужчинам. Вечерней порой он пришёл по адресу в новый микрорайон и столкнулся у подъезда с молодым человеком, как и он, сверявшим номер дома с запиской. Оказалось, что они оба шли по одному адресу. Построенная кооперативная квартира сдавалась на коммерческой основе за весьма приличную цену. В квартире были поставлены две кровати, стол, стол на кухне и пара стульев. И платёж вперёд. Оба соискателя согласились и поселились на следующий день. Сожителя Леонида звали Славой. Он учился на первом курсе юридического вечернего института и работал в городской столовой грузчиком. Остался в городе после службы в армии и не родных, не знакомых здесь у него не было. Новые знакомцы и коллеги по индивидуальному общежитию выпили за знакомство и добрые отношения, и каждый занялся своим делом.
  Сугробин для колорита повесил на стену ружьё, ввернул в потолок крюк и подвесил боксёрский мешок. Напротив мешка на стене разместил мордобойные перчатки и массажный эспандер. Осмотрел всё со стороны и обстановкой остался доволен. В прокатном пункте взял пишущую машинку и вечерами, и полными выходными днями полтора месяца перепечатывал свои армейские записки, оформляя их в виде повести. Книги об участии армии в уборке урожая в Союзе никто ещё не писал и он был уверен, что оригинальная повесть сможет получить одобрение и быть напечатана. Леонид перечитал машинописную рукопись, предложил прочитать друзьям и, получив  одобрение, отправил первый экземпляр в толстый журнал. Подумал, и через день отправил второй экземпляр в другой толстый журнал. Через месяц рукописи вернулись. Один ответ был равнодушно сухой, другой обвинял Сугробина в интеллигентской гнилости и намекал на необходимость его принудительного перевоспитания.
 Ответы из журналов пришли до получения допуска к работам и документам в НИИ. Сугробин пошёл к знакомому поэту Михаилу Курмышову, которого, как и его далёкого друга Анатоля Клещёва, нечасто печатали. Но уже печатали. Он был художник по образованию и подрабатывал для кормления жены и маленького сына на рекламах, на оформлении магазинов, заборов и делал красками деньги для содержания семьи. Сугробин и познакомился с ним возле гастронома, где бородатый Курмышов с помощником приспосабливал на видном месте рекламный щит и у них не получалось.
- Помощь требуется, - не спросил, а утвердительно сказал бородатому мужику Сугробин и прихватил щит. Вместе они удержали и закрепили громоздкое сооружение.
- Подожди, не уходи, - сказал бородатый Сугробину.- Деньги за халтурку я уже получил, но заведующая презент обещала.
В пакете, который вынес художник, оказалась бутылка коньяка, большая шоколадка и кружок краковской колбасы. Так они и познакомились. Михаил не сомневался в своих поэтических способностях и говорил, что ещё немного, ещё чуть – чуть и лёд тронется.
 - Надо всё бросить и работать над написанным, писать новое. Ты видел страну, видел жизнь. Тебе есть о чём сказать. Солженицина у нас не печатают, так мы его по зарубежному радио слушаем. И ему в западных банках на счёт деньги откладываются. И если его попрут из Союза, то он там не пропадёт. Если, конечно, снова не посадят здесь. Я не призываю писать истории политзаключённых. Но думай, Лёня, думай. Дело непростое, но книга твоя очень даже нормальна. Подработать надо и снова подавать. Но двум делам одновременно отдаваться без остатка, например, для меня, невозможно. Я днём малюю не думая, что создаю шедевры, и сочиняю про себя. Сочиняю и записываю, если запомню. А ночью, в основном на кухне, никому не мешая, творю. Полный стол стихов и все хорошие, - рассмеялся Мишка. – Давай – ка, мы с тобой четверок раздавим. Припас с утра. Так и думал, что ты зайдёшь.
- Думай, Лёня, - повторил Михаил, выгребая кильку в томате из банки на кусок хлеба. - Стационарная работа хороша тем, что выпивать в любое время не позволяет и деньгу, пусть небольшую, но стабильную даёт. Но и стихи в рабочее время сочинять не станешь. Да и после работы не скоро соберёшься. Мозг, он ведь заклинивается на текущих делах и его освобождать надо. И отдохнуть тянет. Знаю я, работал.
  Леонид думал. У него за семь месяцев сколотилось две тысячи на заводском счету. На них он мог прожить год, не работая. Он написал кузену в Ялту о возможности приюта. Виталий ответил, что «шофёром можно устроиться с временной пропиской. Или пристрою тебя матросом на пассажирские катера, курсирующие вдоль берега. Получай права профи и приезжай. Не пропадёшь». Читая ответ, Леонид вспомнил коллегу Андрианова, ушедшего работать шофёром – дальнобойщиком. Тот точно не пропал. И он не пропадёт. Кроме работы лопатой, Леонид умел ремонтировать телевизоры, имел рабочий разряд электрика, водительские права шофёра – любителя. И всё же!?
  Леонид думал. Его милая ростовчанка Нина Турчинская по телефону сказала ему, что согласна на любое его решение. «Но учти, - смеялась она в трубку, - что я не могу ещё содержать тебя, как обещалась». Она прилетала к нему в Нижний в феврале, когда город был заснежен мокрым снегом, неуютен и грязен и ей очень не понравился. А сам он только что узнал о потере должности на заводе, и был в полной своей неустроенности без угла для жилья и разбродом в намерениях. Ему удалось поселить её в одноместный номер в гостинице «Нижегородская». Из окна был виден Канавинский мост через Оку и заледенелая Стрелка с застывшими портовыми кранами и полуразрушенным храмом Александра Невского. Нине не захотелось выходить на грязные улицы, и они тогда так и прожили все её дни, не выходя из гостиницы. Она читала его дневники о кочевой армейской жизни, о себе и говорила, что надо обязательно подготовить для печати. Строили могучие планы и верили в их свершения. И не задумывались над тем, что каждый день жизни в разлуке разрушает любовь. «Вдалеке можно так же любить, даже больше, чем часто встречаться», - написала Нина на фотографии, улетая. – «Но очень буду ждать тебя в Ростове». Почему-то они оба не поставили вопрос о совместной жизни  там, где они были бы востребованы и оплачиваемы.
  Проходили месяцы, и наступило лето, а он был всё ещё никем. Повесть о странствиях лейтенанта Сугробина журналы не приняли. Компетентные органы дали разрешение о допуске Сугробина к работам и документам под грифом «СС». Все прочие бумаги были подписаны ранее. Сугробин принял решение остаться инженером. Рекомендаций у друзей хватило на встречу с начальником отдела, крупным мужиком Владимиром Чириковым, который предложил Сугробину должность рядового с начальной зарплатой.
- Твой послужной список ничего мне не говорит. Поработаешь, посмотрим, решим, - сказал Чириков.- Но перспективная работа для тебя уже есть.
- Что ж, - подумал Леонид. – Когда – то в Кыргыстане я шёл на рядовую должность, имея за плечами любительский опыт проектирования аэросаней. Сейчас умею многое. И терять мне нечего. Жизнь снова начинается с белого чистого листа, но не с нуля.
- Идёт, - сказал Сугробин. – Но прошу не препятствовать моему движению вперёд. И с головой погрузился в работу. Конструкция была обсуждена у главного конструктора и принята к исполнению. В распоряжение Сугробина передали  группу сотрудников , и через два месяца документация была готова. Необходимость в приборе была велика. Для серийного изготовления был определён московский завод и первые образцы начали изготовлять по белкам. Прибор был представлен на премию им.Ленинского комсомола. Сугробину исполнилось в этот момент тридцать лет, и он не был включён в число будущих лауреатов по возрасту. Но как потом было доведено до Сугробина-не политичным было для руководства  такое награждение только что пришедшего новичка.Так в трудовой напряжёнке пролетело лето и половина осени. Леонид не смог вырваться в Ростов и Нина не настаивала, соглашаясь с его причинами. «Я всегда буду тебе рада», - говорила она при нечастых телефонных свиданиях.

  Нину он сумел навестить в праздник Октябрьской революции, прихватив отгулы от напряжённой работы. Она не обрадовалась, как всегда его звонку, а на сообщение о приезде помолчала, прежде чем ответить, что рада. «Может, тебе мой приезд неудобен сейчас? - спросил Леонид. «Нет, нет, я жду, - быстро исправилась Нина и рассмеялась. – Не задумывайся. Ты моя любовь». Нина жила в университетском общежитии вдвоём с подругой. Сугробин был согласен погостить и в общаге с аспирантами, но Нина категорически сказала, что « её лейтенант» не может унизиться до студента, и даже не познакомила с местом своего обитания. Гостиницы перед праздниками опустели, и с жильём проблем не было. В Ростове было тепло. Они прокатились на катере до Азова. Сугробин ещё со времён службы хотел посмотреть места, где Пётр 1 воевал для России Чёрное море. В Ростове обошли злачные места, где Сугробин не забывал напеть блатной мотив «как открывалася ростовская пивная, где собиралася компания блатная…». Леонид делал предложение о знакомстве с родителями Нины, но не нашёл поддержки. «Рано ещё, - сказала она. – Они и так о тебе всё знают. Но не одобряют наших быстрых решений. Ты только что развёлся, я тоже недавно освободилась от штампа. Побудем независимыми. Может к новому году наша стабильность закрепится. Ведь я только второго года аспирантка, а ты начинающий инженер». Всё было прекрасно, но снова никаких разговоров об общем будущём.
Новый год Сугробин отправился  встретить на малую родину. С Турчинской они решили, что этот новый год они проведут каждый по - своему. «Мне надо отдохнуть, - каким – то извиняющимся тоном сказала она.- Много всего набралось и