"Ангел, где твои крылья?" - с претензией на оригинальность вопрошал неведомый остроумец. Надпись, выведенная на штукатурке чернильным карандашом, назойливо лезла в глаза. Я отворачивался и мой взгляд утыкался в унылую, бесплодную и безжизненную равнину, тяжело уползающую за горизонт.
Безжизненную, если бы не серые вереницы людей, бредущие под жесткими порывами ветра, секущего бледную кожу извивающимися хлыстами мелкого песка. Ветер кружил по равнине и не было от него никакого спасения. Куда бы не поворачивали люди, повсюду они встречали ветер и песок. Слепые поводыри вели за собой видящих и видящие беспрекословно следовали за слепыми. Такова была их участь и установленная мера искупления.
Бледные тени в развевающихся рваных одеждах безостановочно текли мимо, бесправные и жалкие в собственном безграничном унижении. Впрочем, границы унижения существовали. Взвешенные на сверхточных весах справедливости, в присутствии неподкупных судей высшего суда и заинтересованных сторон, они были занесены во всевозможные анналы и кодексы, скрупулезно прописаны и разъяснены до мельчайших подробностей. Только кому были интересны эти правила и установления, кроме самих судей? "Во многом знании много печали, и тот, кто умножает познание, умножает скорбь." А скорби и безысходности здесь и без того хватало, черпай, не перечерпаешь.
Насмотревшись на несчастья страждущих и страдания несчастных, я с облегчением окунулся взором в привычную обстановку заштатного бюрократического учреждения. Как в любом другом захудалом присутственном месте, стены моей родной конторы были до половины окрашены ядовито-зеленой краской. Выше был нанесен слой штукатурки, потемневший и потрескавшийся от времени. Проплешины и потертости были изобретательно и весьма остроумно прикрыты стендами с наглядной агитацией и щитами с цитатами. Щиты эти периодически, но неравномерно менялись. В данный момент преобладали цитаты из Книги Екклезиаста. Выдержки из библейского текста были подобраны так, чтобы исключить некоторую двусмысленность, присущую высказываниям Проповедника. Желая скрасить скуку ожидания, я принялся читать: "Сердце мудрых - в доме плача, а сердце глупых - в доме веселья. Еккл. 7:4"; "Познал я, что всё, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавить и от того нечего убавить, - и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его. Еккл. 3:4"; "Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, - и Бог воззовёт прошедшее. Еккл. 3:15"; "Ещё видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда. Еккл. 3:16".
-Давно ждешь? - мой начальник, заложив руку в карман брюк и постукивая желтой кожаной папкой по бедру, иронично и чуть насмешливо смотрел на меня сверху вниз.
-Не так, чтобы очень, - я быстро поднялся на ноги. - Всего ничего, часов шесть-восемь.
-Ладно, тебе полезно, - сказал начальник, барственным движением перекладывая папку под мышку. - Кроме того, ожидание является составной частью наказания. - Он назидательно вздернул левую бровь.
-Хотелось бы пореже, - смиренно ответил я. - Особенно в свете точно подмеченного Екклезастом, - я указал пальцем на последнюю прочитанную мною цитату.
-А-а-а, это, - шеф мельком взглянул на щит. - Это к нам не относится. А если и относится, то весьма и весьма опосредованно.
"И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; А блаженнее их обоих тот, кто ещё не существовал, кто не видел злых дел, какие делаются под солцем." - в ответ с чувством процитировал я.
-Умник, - пробурчал шеф. - У меня таких умников... больше половины отдела. Только работать некому. Завтра же прикажу снести всю эту агитацию к чёр... во славу Господа Нашего, Всемилостивого и Всеблагого.
-Почему завтра, почему не сегодня, шеф?
Начальник свирепо уставился на меня. Костюм на его спине угрожающе взбугрился.
-Сгною мерзавца, - просвистал он клокочущим от ярости голосом.
Я смиренно склонил голову.
-То-то же, - успокаивая начальственный гнев, произнес шеф . - Щенок, мальчишка, с огнём играешь...
Он извлек связку ключей, зазвенел, выискиваю нужный. Распахнул дверь в кабинет.
-Входи. Для тебя появилась работа. Срочная и вне графика. Заказ поступил десять минут назад. Оттуда. - Начальник постучал каблуком по паркету. - Как ты понимаешь, во времени мы чрезвычайно ограничены.
-Несложно догадаться, шеф, - я уселся на расшатанный стул. - У них, - я выразительно повёл глазами, - в н и з у всегда аврал и чрезвычайные обстоятельства.
-Поговори у меня, - шеф распустил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. - Вот досье. Клиент и его ближайшее окружение. Ознакомься, филосОф.
Он перебросил мне две, средней толщины, картонные папки. На обложке верхней каллиграфическим почерком было выведено:
"Листратов Олег Владимирович. 12.04.1966 - 01.03.2007 г-да. Русский. Женат. Образование среднее. Военнообязанный." Ближайшее окружение состояло из единственного человека, Бурмистрова Владислава Никандровича, родившегося в 1964 году, украинца, женатого, военнообязанного, имеющего высшее образование, причём два раза. Закончил в 1990 году сельскохозяйственный институт по специальности агроном-механик и филиал Академии госслужбы при Президенте РФ в городе Сыктывкаре в 2001 году по специальности "Управление предприятиями государственной собственности и кадровый менеджмент". Управляющий, значит.
Я раскрыл папку клиента. О. В. Листратов, запечатлённый в полный рост рядом с серебристым минивэном корейского производства оказался мужчиной упитанным и вполне довольным собой. Про таких нынче говорят : "жизнь удалась". Начав свою трудовую биографию учеником слесаря в ПМК-325 "Строймелиорации" господин Листратов завершал её владельцем сети магазинов, торгующих продуктами питания и промышленными товарами, двух оптовых баз, дома отдыха на черноморском побережье Кавказа, бывшей собственности советских профсоюзов, квартиры в Сочи, приличного земельного участка в Тверской губернии, семикомнатной двухуровневой квартиры в престижном доме, в которой и проживал с супругой и двумя детьми, и миллионных счетов в рублях и иностранной валюте в российских и зарубежных банках. В том числе и в оффшоре на Каймановых островах.
-Обрати внимание на его коммерческого директора, - сказал шеф.
-Бурмистров, - я отодвинул дело Листратова.
-Бурмистров, - подтвердил шеф. - работает с Листратовым с девяносто шестого. До этого он был инженером по технике безопасности в унитарном предприятии ЖКХ. Предложил Листратову организовать совместный бизнес. Кафе, если я не ошибаюсь. Листратов предложение принял, но с условием, что кафе останется за ним, за Листратовым. А Бурмистрова он берет на работу, директором и по-совместительству, менеджером-экспедитором. Бурмистров не сразу, но согласился. Листратов платил ему, как обычному наемному работнику, плюс небольшой процент с выручки. Бурмистров терпел, однако в двухтысячи первом году решился уйти. В районной администрации появилась неплохая вакансия. Но, к этому моменту, Листратов уже почти полностью зависел от Бурмистрова. Практически вся текущая деятельность замыкалась на Владиславе Никандровиче, Листратов же осуществлял "общее руководство" и стриг купоны. Поэтому он сделал Бурмистрова фактическим партнером. Бурмистров распоряжапся деньгами, создавал новые предприятия, заключал договоры, работал с поставщиками. Понятно, что его благосостояние резко пошло в гору. При этом он считался малообеспеченным, получал жилищные субсидии, а его дети бесплатно питались в школьной столовой. Представь себе такого малообеспеченного гражданина, проживающего в частном доме, двухэтажном коттедже, в кирпичном исполнении, носящего золотое кольцо с бриллиантами, золотые часы и разъезжающего на мерседесовском джипе. Правда, от льгот пришлось отказаться, когда Бурмистров стал частным предпринимателем. Он открыл парикмахерский салон. Называется - "Грация". Заведение так себе, едва держиться на плаву, но сам Бурмистров в целом процветает.
-Впечатляет, шеф. Завидная карьера и счастливая судьба.
-Погоди восхищаться. Слушай дальше. С месяц назад между Листратовым и Бурмистровым состоялся приватный разговор. Бурмистров просил официально оформленного партнерства и пропорционального увеличения доли в бизнесе.
-Листратов, естественно, ему отказал.
-Он же не враг самому себе. С какой стати Листратов должен добровольно делиться с тем, кто на него и так работает?
-Например, из чувства признательности. Искреннего и глубокого.
-Сам придумал, или подсказал кто? - спросил недоверчиво шеф.
-Где? - я покрутил головой. - Исключительно сам.
-Понятно. - сказал шеф. - Шутишь.
-Куда мне, - грустно сказал я. - С начальством шутить, карьере вредить. И что Бурмистров?
-Бурмистров... Бурмистров... Пригорюнился наш коммерческий директор, сел и начал думать. Думал, думал и совсем ничего не придумал, кроме как уморить хозяина и прибрать его дело к своим ручкам... шаловливым. Связался с серьезными людьми, нанял мокродела-химика, специалиста по ядам и через шестнадцать минут, сорок семь секунд господин Листратов навсегда исчезнет с того света и появится на нашем. Там, - начальник пристукнул каблуком, - такой прыти от Бурмистрова не ожидали. Начудил наш компаньон... Ошиблись аналитики, фрейдисты-психологи... Клятвенно заявляли, что накладок быть не может, что Бурмистров на убийство не решится, а он взял, и подписался. Листратов грешник не бог весть какой, цена таким целковый за дюжину в базарный день, и заменить его особых проблем не составляет, но тут важен прецедент. Возможность избежать заслуженного наказания всегда приводила Самого в неописуемую ярость. Тем более, когда кандидат уже включен в годовой отчет. Однако, в данном, конкретном случае, у Него, - шеф опять пристукнул каблуком, - полностью связаны руки. Не надо было ошибаться. Впрочем и там, - шеф возвёл очи горе, - по моим сведениям.., полученным из надежных источников, тоже не испытывают особой радости по поводу происходящего, ибо Листратов совсем не агнец божий, но возникшая перспектива досадить конкурентам приветствуется и негласно одобрена на самом верху. Вопрос большой политики. Престиж, репутация и всё такое прочее. Поэтому разрешение возникшей коллизии возложено Самим на нас. Действовать надо быстро, напористо, не задумываясь о последствиях... и невзирая на лица. Основная задача: любыми способами восстановить паритет. В средствах не стесняться. Работать, так сказать, на опережение. Времени на разработку легенды у тебя не остается. Придется импровизировать на ходу. Я подключу технический отдел, они обеспечат твою переброску и снабдят по необходимости документами и доказательствами в интерактивном режиме. Сверим часы. 15.23. У тебя в запасе четыре минуты и двадцать две, нет, девятнадцать секунд. С этого момента и до прибытия в точку отсчёта ход времени заморожен. Свободен.
...Пока я был в кабинете шефа, изречения Екклезиаста оперативно сменили на псалмы Давида. Теперь вместо цитаты о суде и неправде я прочёл следующее: "Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов
