Раюшка (продолжение)

      ,..Ох, люты зимы в Северо-Восточном Казахстане! Тридцать градусов с ветром, от которого и тулуп не укроет — обычное дело. А Южин прикатил в модном пальтишке на рыбьем меху да шапке-финке, которая, кроме маковки, ничего не прикрывала. Пока добрался от аэропорта до центра, заколел. Думал, до весны не отогреется. Но увидел в отделе Раюшку — вспотел. Сразу в жар бросило.
      Она сидела у окошка на фоне разрисованного морозом стекла, тоненькая, в облегающем черном свитерке, с рассыпавшимися по плечам, спине и груди крупными, неправдоподобно пышными волнами каштановых волос. Это было, как наваждение какое-то. Волосы струились и переливались. Отдельных прядей не было. Волосы текли нескончаемым сплошным потоком и при каждом повороте головы меняли свою форму и очертания, отчего у Южина родилось ощущение, будто волосы живут сами по себе, отдельной, собственной жизнью. Из окошка падал ровный холодный свет, и они, попадая в него, искрились жаром солнечного света, тогда, как те, что были в тени, оставались прежними. От этого казалось, будто само солнце притаилось в ее волосах, и лучи его время от времени пробиваются наружу.
Вот тогда-то Южину и стало жарко и захотелось прикоснуться к этому чуду, увидеть лицо, что скрывали волосы.
      — А это наша Раечка Газиева, — представил ее сопровождавший Южина главный художник.

      Сквозь поток волос глянул на Южина миндалевидный азиатский глаз и тут же пропал, прикрытый хлынувшим каштановым водопадом.
И больше Южин ничего не помнил. Его знакомили с кем-то, о чем-то спрашивали, он что-то отвечал... Но мысли его и сам он весь были там, у окошка, возле этого дивного существа с чудесным именем — Раечка Газиева.
Всякое случалось у них за эти годы. Длинна человеческая жизнь и, конечно же, не бывает она сплошным праздником. Праздники редки. Даже самые счастливые семьи вряд ли могут похвастать, что прожили хотя бы год без размолвок и ссор. Особенно поначалу. И, видимо, это закономерно. Как бы ни были вы близки друг другу, все равно возникнут моменты, когда мнение одного не совпадает с мнением другого, случайное раздражение невольно выплеснется наружу, неосторожное слово причинит боль. И далеко ли тут до скандала? Пусть не скандала, а простой размолвки. Это тоже немало.
Поначалу у Южина с Раей так и бывало, пока они оба не научились беречь друг друга, уступать друг другу. И Южин был бесконечно благодарен Раюшке, которая первая умела погасить готовую вот-вот начаться ссору, мягко, со всем ей присущим тактом, сменить опасную тему, или же, даже если ей самой это многого стоило, терпеливо продолжать разговор в прежнем тоне, а то и просто не заметить какую-то колкость Южина

      Южину потом всегда было очень стыдно за себя. И когда он зарывался лицом в ее волосы, чтобы скрыть этот стыд, и просил прощения, она просто отвечала ему:
      — Алешенька, ну зачем ты об этом? Я и думать забыла.-
И от этого стыд у Южина разгорался еще больше. В такие моменты он готов был сквозь землю провалиться.
      И только спустя годы он смог до конца понять и по-настоящему оценить поведение Раи, которая в тот трудный начальный период их совместной жизни, руководствуясь мудростью ли своей, хотя откуда в девятнадцатилетней девчонке взяться этой мудрости! — врожденным ли женским чутьем своим, сумела сохранить семью. Да, именно сохранить, потому что нередко бывали случаи, когда благополучие их обоих висело на волоске.
Всякое случалось у них за эти годы. Случалось и скоро забывалось. Но один случай Южин все-таки ни простить себе, ни забыть никак не мог. Знал, что до смерти его помнить будет.

      ...Трудно сказать, с чего тогда все началось. Да те¬перь это уже и неважно. В тот злосчастный вечер они были приглашены на день рождения к друзьям. Оба они давно ждали этого дня, готовились к нему, вместе долго выбирали подарок. И все кончилось бы, как всегда, благополучно, не окажись в компании Владьки Коновалова, который полушутя, полусерьезно упорно ухаживал за Раей, не считая нужным скрывать это от Южина. Вначале Южин потихоньку посмеивался про себя: давай, мол, давай, голубчик. Но потом это стало его раздражать, а затем и сердить. При виде Владьки у него портилось настроение. И однажды Южин поймал себя на мысли:

      — Стоп, парень. А ведь ты ревнуешь! А почему? — он попытался разобраться в этом. — Ведь Рая повода тебе не давала. Ведет она себя с ним, как и со всеми другими. Чего ж беситься? Ну ухаживает он за ней. Что из этого? Значит, нравится. Так это хорошо, что твоя жена еще кому-то нравится. Это хорошо, что на нее внимание обращают. Значит, стоит она внимания. Оставь в покое этого лоботряса, забудь про него! — так успокаивал себя Южин, но настроение все равно было безнадежно испорчено.

      Вот и в тот вечер: как только увидел он Владьку, внутри все перевернулось. Внешне Южин ни чем себя не выдал, но почувствовал, что на душе кошки заскреб-лись.
      — Успокойся, дурень. Не порть настроение ни себе,ни людям.
      — Что с тобой, Алеша? — все-таки заметила неладное Рая.
      — Ничего, малыш. Все в порядке, — и они прошли в комнату. Удивительно хороша была Раюшка в этот вечер. Свои волосы она забрала вверх и заколола шпильками, отчего голова ее в свете зажженной люстры стала похожей на расцветший одуванчик. Бледно-оранжевое
платье тонко подчеркивало ее стройную женственную фигурку. Изнутри же она вся светилась неподдельной радостью, потому что всегда все делала искренне и от души.
      — Никакой семейственности! — заявил хозяин дома,когда они за столом хотели устроиться рядом. — Вы, что,друг другу дома не надоели?-
      — Не надоели, — улыбнулась Рая и попыталась остаться возле мужа. Но именинник все же повел ее к другому концу стола, где рядом с ней тут же пристроился Владька.
      — А, пусть, — решил про себя Южин. — Не буду обращать внимания.

      И все шло, вроде бы, прекрасно. Он шутил, смешил компанию, играл на гитаре, что-то пел. Но, нет-нет, да и поглядывал на противоположный конец стола, а как там Рая с Владькой? В общем, Южин ревновал. Ревновал самым форменным образом, хотя себе в этом никак не хотел признаваться. Во время танцев он вышел на балкон покурить, а вернувшись, увидел их танцующими. Владька одной рукой обнимал Раю за талию, а другой уверенно выдергивал шпильки из ее прически, от чего волосы ее падали, падали, падали. И главное, Южин видел, что жене это нравится. Она довольно смеялась и даже помогала Владьке, подставляя ему то одну сторону головы, то другую. Когда Южин увидел все это, то понял, что дошел до ручки. И если все это не прекратится само собой, он сам прекратит это безобразие.

      Конечно же ничего не прекратилось. Все как танце¬вали, так и продолжали танец, а взбешенный Южин, чтобы не видеть всего, ушел в другую комнату к столу. И надо же такому случиться, не пьющий, в общем-то, Южин опрокинул одну за одной две полные рюмки и, ошалев уже не только от ревности, но и от выпитой водки, направился прямо к танцующим. Ловко пробрался он сквозь толпу гостей и оказался прямо перед женой и Владькой.
      — Ты чего это?! — грубо схватил он жену за руку.Рая удивленно обернулась, увидела Южина таким, тревожно улыбнулась:
      — Что случилось, Алеша? Что с тобой?
      — Со мной?! Я спрашиваю, ты чего?!

      — Старик! Да ты никак назюзюкался? — весело вмешался Владька, не понимая всей ситуации. — Когда такое было? Братцы! —   обратился он ко всем. — Да он назюзюкался. Вот чудо-то.-
      - Я?! Я назюзюкался! А ты, не назюзюкался?! Ты не назюзюкался?! — Южин еще соображал, что теряет нить мысли, что язык его заплетается и несет всякий вздор. — Ты, значит, трезвый, а я назюзюкался, — продолжал он бормотать одно и то же.
      — Алеша, мне больно.
      — Что?! — Южин обернулся к Рае.
      - Мне больно. Ты больно сжал мне руку.
      — Ах, вам больно?! — Южин почему-то перешел на"вы". — Вам, значит, больно, а мне нет?! — "Господи, какой вздор я несу", —мелькнуло у него в голове. Но, остановиться он уже не мог. — Мне, значит, приятно, вы с этим... с этим... с как его... с Владькой, — он, наконец, вспомнил, как того зовут. — Господи, какой стыд! — но это прозвучало внутри, а язык молол совсем другое:
      — Вы, значит, ему шпильки... шпилечки... волосысвои... патлы по плечам... Вам он, значит, комплиментики, а вы ему шпилечки...
      — Успокойся, Алексей, — пытался урезонить его Владька. — Люди смотрят. Чего ты и ее, и себя позоришь? -
      — Я позорю?! Я позорю?! — сорвался на крик Южин.
      — Лешенька, милый, пойдем, пойдем скорее! Домамне все доскажешь.
      — Дома?! — уперся Южин. — А у меня от друзей секретов нет! Пусть все знают, как ты патлы свои перед этим..., когда я тут! Пусть все знают, что у меня жена...—                        -        Алеша, не надо!! — отчаянно крикнула Рая.
       Но слово уже сорвалось с его пьяного языка. Грязное, гнусное слово упало в полную тишину, потому что кто-то успел и музыку выключить.

      Все будто обалдели. Южин же мгновенно протрезвел и тоже стоял столбом, опустив голову. Но вот он поднял глаза на Раю. И то, что он увидел, поразило его. Невыносимая мука читалась на ее лице, а глаза смотрели на Южина с ужасом, стыдом, болью и обидой, огромной незаслуженной обидой.
      — Господи, что я делаю? — Южин двинулся было к ней.
      — Стой, Алеша! Стой, не подходи! Остановись, говорю! — И столько силы было в ее голосе, что Южин невольно остановился. Рая же быстро вышла из комнаты, через секунду вернулась, накрутила на одну руку свои волосы, а другой, в которой неизвестно откуда оказались большие портняжные ножницы, раз за разом начала кромсать пряди, пока не отхватила волосы по самые плечи. Все это было настолько дико и неожиданно, что никто и
ахнуть не успел, не то, чтобы помешать ей. Все молчали потрясенные. И в повисшей тишине прозвучал громкий Владькин голос.
      — Подонок. Да ты и ногтя ее не стоишь.
      — Замолчите, Владя. Вы тоже в этой истории не посторонний, —Рая повернулась к мужу. — Пойдем домой. Я жду тебя внизу, — и вышла из квартиры ни на кого не глядя.

      Стоит ли говорить о том, что было после. Много воды утекло, пока все снова встало на свои места, и прежние их отношения вернулись в семью. Но до сих пор Южин до конца не понимал Раиного поступка. Что это было? Жест отчаяния или единственная в той ситуации возможность доказать свою невиновность перед Южиным, или же, наоборот, наказание самой себе за то, что чуть-чуть позволила переступить за какую-то невидимую черту дозволенного в отношениях с другим мужчиной.  
      Они никогда не возвращались в разговорах к тому шосчастному вечеру. Но, как бы то ни было, все последующие годы Южин не переставая носил в себе вину перед женой за случившееся тогда, и знал, что вина эта останется с ним навеки.

      — Гражданин, говорите. Абонент на линии.
      — Алло! Алло! Раюшка, ты меня слышишь?!
      — Слышу, миленький, слышу!
      — Это я, Алексей. Я тебе из Москвы звоню! Я полуил назначение! Девушка, что там за гудки какие-то? Раюшка, ты меня слышишь?! Я получил назначение!
      — Слышу, Алешенька, слышу!
      — На двоих назначение! На тебя и на меня! Да что ж это такое, девушка?! Связь пропала. Алло! Алло! Раюшка, ты здесь?! Ты меня слышишь?! Я говорю, назначение на двоих!
      — Слышу, Алексей, слышу. Не волнуйся.-

      — Ты не передумала со мной ехать?!