Память – удивительная штука! Мой старинный друг Николай как-то предложил-посоветовал: напиши о Притыке. Было же время золотое, беззаботное! Все были живы, все были здоровы, никто не задумывался о завтрашнем дне – и казалось, что и солнышко будет светить вечно, и травка не пожелтеет, и листочки не опадут, да и молодость не закончится никогда и вообще… Он уехал к себе домой, а я сел за стол и вдруг понял: ничего не получается, хоть плачь! Действительно странно: все помню буквально до деталей – а в одну картинку никак не складывается! Отложил ручку и бумагу до следующего дня. Назавтра опять сел – и опять ничего! Чертовщина какая-то! Потом опять садился, опять пытался, но… И вот что такое случай! Сегодня по ТВ услышал песню Эдуарда Хиля (откуда они, киношники, её только откопали?): « Это было недавно, это было давно…» - и сразу заискрило! Есть контакт! Поехали!
…от Коломны, старинного русского города, расположенного на середине пути между Москвой и Рязанью, до Притыки надо добираться по одной из красивейших рек Подмосковья – Оке на катере. Прибрежные виды – дух захватывает: правый, по ходу катера, берег – пологий, ничем не приметный, зато левый, поросший высоченными берёзами, резко вздымается (лучше - вздыбается) ввысь, и уже там, по самому верху, скрытые, но угадываемые за теми же берёзами – деревенские дома. Обычные, деревянные, одноэтажные, какие-то именно по-д о м а ш н е м у (впрочем, тогда даже такого термина –«новые русские», ещё и не существовало) уютные домики. А внизу, по берегу, покрытому средних размеров галькой –родники. Много родников, и все в ряд, друг от друга метрах в десяти, не дальше. Сейчас, с высоты прожитых лет, вдруг подумалось: столько родников не могут быть рядом с п л о х о й деревней и п л о х и м и людьми. НЕ положено так. Противоестественно.
Итак, притыкская пристань. Высадились, нагрузились нашим туристическим скарбом - и пошагали. Идём через деревню, то есть, по самой верхотуре. Дома ( я уже говорил) – типичные деревенские: одноэтажные, деревянные, с симпатичными наличниками, окружённые деревянным штакетником. Здесь ещё нет сегодняшних кирпичных дач-«замков», которые сегодня усиленными темпами воздвигают нынешние безмозглые богатеи, у которых с эстетическим вкусом нет никаких проблем, потому что его просто НЕТ. Так что пока (увы, пока!) всё здесь тихо, мило, именно по-русски-деревенски.
Проходим выкрашенный синей краской деревянный магазинчик. Всё тоже очень скромненько, но эта скромность обманчива, потому что этот «маг» - царство Агнессы Павловны, и сюда с утра до ночи тянутся не столько сами деревенские, сколько многочисленные дачники и обитатели многочисленных туристических баз. Идут, в основном, за спиртным – и посему Агнесса Павловна процветает. Хорошая женщина! Всё понимающая! Забубённых пьянчужек откровенно презирает, зато людей серьёзных, решивших расслабиться – с полным к ним на то уважением. Дипломатия!
Нам затариваться спиртным не надо (у нас уже есть), так что шагаем мимо Агнессы. Выходим на околицу, пересекаем по узкому мосточку глубокий овраг, поднимаемся на бугор, на самом темечке которого в гордом одиночестве растёт высоченная берёза – и вот она захватывающая дух и умиротворяющая душу панорама: на другом конце спускающегося под ноги поля виднеются белоснежные ворота пионерского лагеря «Ленинец», чуть ближе к нам угадывается асфальтированная дорожка, идущая из леса, со стороны турбазовских домиков к речному берегу и обсаженная молоденькими берёзками. По дорожке неторопливо прогуливаются туда-сюда турбазовские отдыхающие. Торопиться здесь не принято –да и куда торопиться-то? Одно слово, отдых! Отдохнём и мы, но ненадолго. Ну, что, отдохнули? Теперь глубокий вдох – и пошли дальше.
По плавно спускающейся дороге, на которой песок приятно пружинит под ногами, проходим мимо спортивной турбазы «Спартак», потом, без всякой границы – мимо «Солнечной поляны», пересекаем вышеназванную асфальтовую дорожку, огибаем турбазовско-лагерский стадион, и по дуге выходим к окскому берегу, где на воде стоит дебаркадер. А вот и тропинка, по которой нам нужно пройти ещё с полкилометра. Там начинаются туристические стоянки, там нам нужно выбрать свободную, и мы очень надеемся, что наша прошлогодняя не занята. Эта стоянка очень удобна, и внизу, у самого берега набьют несколько родников.
Но не буду забегать вперёд. Да, именно отсюда, от парадных ворот «Ленинца» лес подступает к реке почти вплотную, оставляя между собой и водой свободную от деревьев полосу метров в двадцать, по середине которой между известковых валунов бежит узкая, на одного человека в ширину, тропинка. Лес же тянется до самого коломзаводского пионерского лагеря «Лесная сказка». Дальше – чудесная речка Осётр, которая начинается за много километров отсюда, где-то в Тульской области, а впадает в Оку именно здесь, у «Лесной сказки». За Осетром – широченное поле, за полем – гора, на которой растут невысокие ёлки и высокие кусты можжевельника, дальше –цемзаводская турбаза, а там уже рукой подать до цемзаводского же карьера, кабээмовской «заречки», Полян и Щурова. Это уже Коломна, город в котором летом так скучно и душно, а отличие от здешних притыкских мест, которые по сравнению с тем же прочно зацементированным Щуровом котируются на уровне райских кущ. Вот на одну из полян в этих кущах мы и нацелились. И наши надежды оправдываются: стоянка действительно не занята, а кто первый- тот и хозяин. Ура! Приземляемся! Распаковываемся!
Глава 1. Мы обустраиваемся.
Я не сказал, что нас приехало трое – я, Серёга и Никола. Хотя, нет, четверо: Коля привёз с собой Катю. Катя – это не то, что вы сейчас подумали, а Кэти, московская сторожевая. Кстати, кто не знает: эту собачью породу вывели по специальному приказу Лаврения Палыча Берии в каких то сороковых-пятидесятых годах для охраны ГУЛАГовских лагерей. То ли из-за того, что ГУЛАГ давно канул в небытие, то ли в силу глубоко личных особенностей своего характера, но Кэти если чем и могла испугать, то единственно лишь своими мощными габаритами. На самом же деле это было премилейшее существо, относившееся и ко мне, и к Серёге с откровенной симпатией, а её всегда добродушные глаза вызывали скорее желание почесать у неё за ушами, нежели вытянуться по стойке «смирно».
Итак, очутившись, наконец, на месте, мы, чуть передохнув, занялись благоустройством пристанища, которое на ближайшие пару недель становилось нашим родным домом. Я пошёл рвать траву. Нет, это не из-за нелюбви к местной фауне, а по причине сугубо прозаической: трава была нужна, чтобы подстелить её под полог палатки, потому что спать всё-таки приятнее на чём-то мягком, чем на фактически голой земле. Серёга занялся заготовлением дров для костра и последующим приготовлением первой, а значит, праздничной трапезы на новом месте. Никола начал распаковывать рюкзаки и разворачивать палатку. Кэти оказалась самой умной: она в этой человеческой суетливости участвовать не стала (всё правильно, не царское это дело), поэтому начала зарываться в землю и через полчаса вырыла персональную яму-лежбище, которая своими размерами напоминала окоп почти полного профиля и этим самым вызывала уважение и желание внимательно смотреть себе под ноги, потому что провела она эти фортификационные работы, как нарочно, прямо на натоптанной тропинке, вероятно, в расчёте на то, что в этот окоп будут сваливаться те таинственные потенциальные враги, которые попытаются проникнуть на нашу теперь занокнную территорию.
Я вспомнил: во время тех притыкских походов, когда шёл дождь, мне почему-то очень нравилось откинуть полог входа в палатку, усесться там, буквально в сантиметрах от дождя и смотреть на мокрые деревья и кусты. Смотреть на дождь через квартирное окон –это совершенно другое, а вот в таком «палаточном» глядении-смотрении был какой-то особый кайф. Ведь протяни даже не руку, а палец – и вот они, капли, уже облизывают его, щекочут кожу, застревают в мелких складках. Ерунда, конечно, но… Может, это и называется единением с природой, возвращением давно забытого, запрятанного куда-то глубоко-глубоко в подкорку ощущения какого-то первобытного состояния (чем палатка не пещера?)?
С уважением.