немножко, и унесёт она их туда, туда... Но чего-то не хватало.
– Слушай, а больше нет? – спросил Рыжий.
– Не в этом дело, - сказал Тузиков. – Это ж только горючее. А теперь надо сильно захотеть!
– Но я ж хочу, хочу! – запротестовал Рыжий.
– Нет, не так надо хотеть! Надо ощутить, что по-иному быть не может, что если сейчас не вознесёшься, то всё, писдец! Полный писдец!
– Ну как же так захотеть? – с болью выкрикнул Рыжий. – Вот как тебе это тогда удалось?
– Мне? Ха! Ты что ж, не помнишь, как со мной это было? Как меня Зидоров распинал? За то, что я люблю его?
Неловкая пауза обрушилась на беседку. Все посмотрели на Зидорова.
– Чёрт с тобой, давай и меня тоже! – отчаянно выкрикнул Рыжий.
– И меня давай, - печально проговорил Григорич.
Пётр Петрович кашлянул.
– И тебя? – зло спросил Зидоров.
– Знаешь, лучше я тебе подсоблю, – неуверенно ответил тот. – Самому тебе не справиться. А я уж как-нибудь в другой раз...
– Ну как знаешь. Тогда посидите тут, пока за инструментом схожу. И чтоб мне тут без баловства!
Сжав губы, Зидоров встал из-за стола. Испуганная лампа снова дёрнулась и заплясала. Выйдя из беседки, он оглянулся. Все были неподвижны, словно попали в стоп-кадр, по которому судорожно бегает луч света. Зидоров двинулся дальше. Казалось, с каждым шагом он проваливался всё глубже в землю.
Тузиков поднял к лицу ладони.
– Эх, – сказал он, – уже ж почти зажили.
