бросали вызов обществу и судьбе. Человек, выделившийся из толпы, сумевший выработать высокий интеллект, твердые нравственные критерии, эстетическое чувство, был и остается, в определенной степени, в европейском сознании, героем, моделью для подражания.
Недаром элитой европейских наций всегда считались философы, писатели, художники, они представляли высшую человеческую породу, аристократию страны, которая была предметом уважения и обожания толпы, и была для нее образцом, пускай и недостижимым.
В глазах американцев философы, писатели, художники, люди творческих профессий никогда не были выразителями возможностей личности. Творческая личность оценивается лишь в критериях бизнеса. Чем выше гонорары художника, актера, писателя, тем выше его ценность. Героем Америки всегда был человек, создающий материальные богатства. Личность же строит внутреннее богатство, богатство духа.
Отстаивая свое право на уникальность, на свое видение мира, на свои убеждения, на свои вкусы, личность находится в постоянном конфликте с другими. Эти конфликты и есть движущая сила общества. Но экономическое общество нуждается в человеке лишь как в детали общего механизма системы, в которой, для того чтобы многочисленные компоненты легко притирались друг к другу, они должны быть стандартны и взаимозаменяемы. Личность же уникальна, конфликтна, непредсказуема и мешает экономическому процессу. Яркие личности — мина замедленного действия, которая взрывается неизбежной конфронтацией.
«Европейская идеология личности, противостоящей внешним влияниям, не так уж хороша, как это может показаться на первый взгляд», пишет автор книги «Europe in blood»», «Когда американец попадает в компанию европейцев, он сталкивается с непривычной и дискомфортной атмосферой, конфронтацией всех со всеми. Каждый яростно, до последней капли крови, защищает свою позицию, это война всех против всех. Каждый оттачивает свою индивидуальность, свою уникальную личность в непрекращающейся борьбе с другими. Атмосфера всеобщего антагонизма и конфронтации не может привести к конструктивному решению конкретной проблемы, для каждого победа над мнением другого важнее делового компромисса.»
В бизнесе главная цель решение конкретных проблем в процессе конфликта деловых интересов, а они решаются компромиссом. Конфликты гасит система ритуалов, стандарты поведения вынуждают каждого действовать внутри твердо обозначенных рамок. Жизнь по правилам вырабатывает качество, которое так удивляет иностранцев в американцах, уверенность в себе. Принимая решения в рамках общепринятых клише, американец бессознательно следует общепринятым ритуалам, и поэтому ошибок не боится. Будучи таким как все, он неуязвим, и это делает его таким уверенным в себе.
Ритуал, бессознательный автоматизм, отключает сознание и вынуждает человека делать даже то, что противоречит его личным интересам. В фильме режиссера Формана «Пролетая над гнездом кукушки» медсестра, вводя дозу транквилизатора в вену пациента, нарушающего правила «нормального поведения» и приговоренного медиками к лоботомии, ломает его сопротивление одной фразой: «Вы мешаете спать другим». Прививаемые с детства ритуалы становятся рефлекторными, человек действует и думает по заданной обществом программе, не подвергая ее критике или анализу.
Любое общество, вне зависимости от уровня цивилизованности, во все времена стремилось упорядочить стихию внутреннего мира человека, сузить его до приемлемой обществом нормы. Достоевский говорил: «Широк человек, слишком широк, я бы сузил».
«Человека приходится, ради его же пользы, либо дрессировать, либо просвещать», писал Лев Толстой и призывал к «опрощению». В его время этот новый, упрощенный человек только начал появляться в России, но не стал еще распространенным социальным типом.
В Америке он появился намного раньше. Александр Герцен называл этот человеческий тип мещанином: «Все правильно в американском джентльмене, он всегда корректен, скромен и бесцветен... ...но если отнять у него его дело, то вне дела ему нет никакой цены. ...увидев личностные, индивидуальные качества в другом человеке, мещанин может только возмутиться их присутствием. Для мещанства все черты индивидуальности должны быть сглажены...»
Герцен видел в человеке «Дела» мещанина, чья бесцветность и безликость возникает из его мировоззрения, он видит только материальный мир и, растворяясь в нем, утрачивает индивидуальные черты. Тургенев, Гончаров, Чернышевский, однако, видели в материалистическом мировоззрении ту силу, которая способную встряхнуть «застойное болото русской жизни». Рахметов отправился в Северо-Американские Штаты учиться делать «Дело». Для Базарова, «Дело», оперирование лягушек, более ценно, чем вся культура мира, потому что оперирование лягушек это лепта в строительство рациональной, материалистической цивилизации, а духовной жизни не существует - это выдумка попов.
Однако отношение российского общества к этому социальному типу было противоречивым. С одной стороны, он нес идеи Прогресса, в которых Россия нуждалась, чтобы стать частью цивилизованного мира. С другой стороны, симпатий он не вызывал, так как был лишен тех качеств, которые выше всего ценились в русской культуре, искренности, спонтанной эмоциональности, яркости личностных качеств. «Новые люди», Базаров, Рахметов, Штольц как личности были бесцветны, одномерны, лишены объема.
Объемной личностью был другой характер русской литературы, Обломов. Штольц предлагает ему свою программу жизни, в которой, для того чтобы сделать Дело, нужно постоянно приспосабливаться к мнениям, вкусам «нужных людей». Обломов же хочет сохранить себя, сохранить свой внутренний мир, свои убеждения, свои симпатии и антипатии, вкусы и предпочтения. Обломов в новой, наступающей цивилизации Дела, «лишний человек». В советское время «обломовщина» стала понятием отрицательным, новому времени требовался человек изменяющий внешний мир.
Герои советской литературы, убежденные коммунисты, были прямыми потомками Базарова, Рахметова, Штольца, и в них явно проглядывали все те же черты. Это был новый тип российского мещанина, правда, новым в нем было лишь одно качество, агрессивность в достижении цели, во всем остальном он был выходцем из гоголевского Миргорода.
Советский чиновник в «Зависти» Юрия Олёши, «поющий в туалете», персонажи пьес Маяковского «Баня» и «Клоп», Ильфа и Петрова, Зощенко, герой «Собачьего сердца» Булгакова, все они персонифицировали новый социальный тип, первобытное, примитивное существо, вооруженное самой передовой идеологией.
Простой человек получил статус Гегемона, хозяина жизни. Быть простым человеком стало обязательным для всех слоев населения, от рабочих до лидеров страны. В отличие от американского «минимального человека», советский мещанин не превратился ни в человека дела, ни в бесцветного, но цивилизованного индивида, он стал частью безликой толпы, «революционной массы».
«Единица? Единица вздор, единица ноль!», провозглашал глашатай индустриальной революции Владимир Маяковский.
Россия, с ее традицией насилия над личностью, вечной нищетой, аморфными формами общественной жизни и презрения к нормам и ритуалам, смогла создать только «совка». Советский минимум был на несколько порядков ниже минимума, которого требовал Запад, с его огромным арсеналом экономических, организационных. психологических методов воспитания.
«Общество, используя многочисленные рычаги, мягко и незаметно создает человека готового подчиниться любому приказу, в какой бы закамуфлированной форме он бы ни подавался, в человека, которым можно управлять без внешнего давления, в человека, который бы, тем не менее, считал себя свободным, действуя так, как требует от него экономика», Эрих Фромм.
Тот факт, что экономическое общество нивелирует и уничтожает личность, был очевиден уже в начале создания нового порядка жизни, и об этой опасности предупреждали многие.
Генри Торо, защитник прав личности на свободное творческое выражение, простодушно напоминал: «Главными продуктами общества должны быть не рабы-исполнители, а люди, эти редкие плоды, именуемые героями, святыми, поэтами и философами.»
Джеймс Труслоу Адамс в своей книге «Американский эпос»: «Если мы будем рассматривать человека только как работника и потребителя, тогда придется согласиться, что чем более безжалостным будет бизнес, тем лучше. Но если мы будем видеть в каждом человеческое существо, тогда нам нужно будет вмешаться и направить бизнес таким образом, чтобы он служил расцвету человека как личности».
Голоса Генри Торо и Адамса звучат из наивного, далекого, забытого прошлого. Экономическое, массовое общество видит в человеке прежде всего работника, личность ему не нужна, в нем человек лишь часть массы. Воспитание личности не является его целью, из личности не получается хороший работник или покупатель ширпотреба.
Если индивид сопротивляется общепринятым нормам, стремится сохранить свою личность, свой внутренний мир и наполнить жизнь иными ценностями, вне материальными, то этим он
