КОРН Глава 1 Часть 2

Часть 2

Кожей плеча Бронислав почувствовал, как когти птицы сдавили сильнее. Олег, настороженно вслушивается в гамму разнообразных звуков, ища шум незнакомца. Лапы дергаются в порывах отправиться в засаду; Олег не замечает бледный полуовал лица, украдкой высунувшийся из-за ствола дерева в дюжине шагов от дуба.
– Подойди, – повелел Бронислав.
Полуовал уменьшился до четвертушки, оставив лишь перепуганный глаз над подушечками пальцев, жмущихся к коре.
– Мы все равно тебя видим, – констатировал юноша, стараясь смягчить интонацию.
Безрезультатно. Гость и не думает покидать укрытие. Видно, что любое резкое движение спугнет, и он зайкой метнется обратной дорогой.
– Бронислав, – наставительно обратился Леший, – Почему бы тебе не попробовать улыбнуться?
– Это оттолкнет.
– Отчего же?!
– Меня бы улыбка незнакомцев насторожила. Я бы подумал, что меня заманивают в ловушку.
– Все-то ты спутал. Улыбка кажет добрую душу. Я ж не молвлю скалиться лукаво – улыбнись от сердца. Ну, испытай.
Бронислав выдохнул, прислушался к внутренним течениям в душе, что-то нащупал, – вроде как добродушие, – и растянул губы. Гость испуганно икнул, и дал бы деру, не засмейся Леший звонким хохотом.
– Ну что ты морды строишь? – смахнул слезу Леший. – Вот уж не чаял, что с простой улыбкой может быть туго, ха-ха!
Ворон тоже заливается смехом:
– Ты прав Бронислав! Улыбка настораживает! Твоя – так и вовсе портки отягощает.
– Надеюсь, ты сдержался и не испачкал мне футболку, – буркнул юноша.
– Конечно, нет. Я ж привыкший.
– Иди к нам, – поманил рукой Леший. – Пускай страшён, но мо́лодец, правда, очень добрый. Доброта велика, да шибко скрытная, неотесанная.
– Может хватит выставлять меня на посмешище? – осведомился Бронислав.
– Все не так, юноша, – заверил старец. – Ну же, смелей. Не обидим.
Сумерки стремительно опускаются с небес, сень дуба почти скрыла силуэты людей. Все же гость, коим оказался восьмилетний мальчик с давно не знавшими ножниц волосами цвета пшеницы, подошел к Говоруну, не отрывая напуганного взгляда от дуба. Филин перекрутил шею, чтобы увидеть подступающего со спины мальчика, затем повернулся к хозяину. Прейдя в нормальное положение, голова совы будто опустилась в паз, Говорун ухнул и упорхнул в темноту костлявых крон, махами широких крыльев взметнув с земли сор. Песчинка попала в глаз гостя, он принялся тереть веко кулачком, становясь похожим на плаксивого ребенка.
Бронислав подумал о том, сколь сильно вид мальчишки должен подкупать умилением. Опекун насторожился.
– Надо бы огонек разжечь, – намекнул Леший. – Зябко. Отчего бы косточкам не прогреться?
Юноша скосил глаза на старца, сильно недовольный подозрительным поведением, молчаливо встал. Ворон перелетел на корень, с которого поднялся друг, но тот не согласился становиться жердью для птахи, нагнулся к почве и вжался в рыхлую канавку. Попорхав, Олег приютился на плече Лешего; как бы то ни было, про засаду опекун запамятовал
Бронислав прошелся по краю поляны, набирая хворост. Больших поленьев брать не стал – долгие посиделки не входят в планы. Костер скорее так, дань традиции. В противоположной стороне поляны гость занялся тем же, что и юноша; без поддержки особых умений проку мало от глаз, шарящих в потемках, тем не менее, порыв внести свою лепту выглядел мило. Бронислав понял, что его рассуждения зашли в тупик: что диктует ему неприязнь к мальчику? Паранойя ли, чутье ли? Должно быть, Поход наложил свой негативный отпечаток. Может лживы опасения, да только небезопасное это дело – быть бракованным в городе.
Леший и Ворон безмолвно наблюдали, как строился шалашиком хворост; Бронислав укладывает основание костра из сухих и ломких веток елки, на которых держатся коричневые иголки, так хорошо разгорающиеся. Мальчик нерешительно подступил, держа в руках собранные веточки, вопросительно посмотрел на юношу. Тот одобрительно кивнул. Гость положил хворост поверх шалашика и отшагнул, уже не так сильно чураясь незнакомцев. Леший умильно наблюдает, как протянулась тонюсенькая нить уз, начавшая связывать юношу и будущего ученика.
Опущенная рука Бронислава согнулась в локте, выставляя длань с поджатыми пальцами, словно придерживая незримый бокал. Постепенно, хрусталь бокала стал видимым, на его грани появился тусклый блик пасмурного ночного неба. И вот уже стало очевидным, что не бокал на ладони, а сфера. Гость решил, что ему показывают фокус. Думать так он продолжил, когда в центре сферы вспыхнул необычный огонек; пламень, словно тянущийся язычок запаленной свечи, стал растекаться внутри, будто акварельная краска в воде. Очень скоро сфера заполнилась оранжевой желтизной, превращаясь в шар удивительной и невиданной красоты: огонь внутри и горит, и при этом растекается.
Пальцы ребенка зачарованно потянулись к диковинке и резко отдернулись, прижавшись к животу. Чтобы любопытство не пересилило, – теплый ли шарик? – левая ладонь нарыла правую; голова вытянулась, как у птенца. Теплый свет озаряет изумленное лицо мальчика и высвечивает склоненный лик сурового юноши. Бронислав опустился на колено, подложил сферу в основание шалашика и поднялся, продолжая направлять центр ладони на творение волшебства. Отстранившись на безопасную дистанцию высоты роста, он выпустил огонь из прозрачной клетки: пламя зафырчало, яро раздувая вспыхнувшие угли – по воле мага, сфера прохудилась во многих местах, и из дырочек выметнулись трехсантиметровые огненные фонтанчики. Хворост занялся тут же, влага сучьев протяжно запищала, стремительно выпариваясь и постреливая лопающейся корой.
Прожорливая трескотня костра ласкает слух, танец огонечков радует око, иссушает березовые ветки, запахом балуя ноздри, которые так и норовят тянуть лесной воздух с костровым ароматом. Столб дыма ровен – быть завтра хорошей погоде.
Бронислав вернулся под сень дуба; корень пробился из земли.
– Вы фокусники? – восхищенно прошептал мальчишка.
Бронислав хмыкнул, тем не менее, ухмыльнулся по-доброму; его тронул неподдельный восторг ребенка. Жаль, что у взрослых горожан была бы совсем иная реакция. Да, глаза бы распахнулись широко, но не от восхищения.
– Нет, – ответил Олег с плеча Лешего. – Фокусники лишь изображают волшебство. А мы – настоящие волшебники.
Пораженный взгляд мальчика метнулся на старца, но увидев, что ни губы, ни борода не шевелятся, – зато двигается клюв птицы, – гость сделал невозможное – удивился еще больше. Он замер с распахнутым ртом, но лицо не бледнеет, а наливается румянцем, и в глазах засверкали искорки, отчего стал похожим на самого простодушного ребенка на свете, который впервые очутился на цирковом представлении.
– И ты тоже волшебник, – с теплом сказал Леший.
– Я-а?! – совершенно по-детски протянул тот.
– Да, ты. Посмотри на свои руки.
Мальчик резво выставил руки, ожидая очередного трюка от волшебников – может на руке окажется шелковый красный платочек?! Но нет. Увидел то, что замечал прежде: в свете костра видны крохотные белые перышки птенца, проросшие по всей длине внешней стороны локтя. Мальчик сильно расстроился, радость разом поблекла на посеревшем лице. Перышки – недобрый знак. Из-за них, родители посадили сына под домашний арест, перестали с ним разговаривать, а затем и вовсе бросили одного в квартире.
– Не печалься, – успокоил Леший, – это у тебя от волнения. Когда волшба непокорна, она является сама от сильных тревог. Тебе пришлось бежать сквозь темный лес, да к страшным дядькам. Вот ты и испужался. Не кручинься, оное пройдет само. Главное, не подливать масла в огонь.
Мальчик доверился словам старца, кивнул и опустил руки.
– Как тебя величать? – спросил Леший.
Ворон подумал, что мальчик не поймет вопроса, – кто выражается в наше время таким языком? – но не успел перевести на современный лад, как мальчик дал ответ:
– Серафим.
– Здравствуй, Серафим. Меня звать Леший. На плече у меня – Ворон. Так, Ворон?
Птица с благодарностью закивала.
– А юношу, сурового снаружи, аки шишка еловая, но мягкого внутри, аки зайка пушистый…
– Ха-ха-ха! – Олег закатился во все горло, замахал крыльями, чтобы не упасть со смеху, глядя на насупившегося друга.
– … Брониславом кличут. Будь гостем у нашего костерка, Серафим.
Причин веселья мальчик не понял, но витающий задор заразил и его, заставляя ладошкой спрятать улыбку. Ворон угомонился не сразу, повторив несколько раз, «аки зайка пушистый» прыская новым смешком и жалуясь на Лешего:
– Ой уморил!..
Дабы предотвратить эстафету насмешек, юноша пригрозил Олегу кулаком. Но тот, чувствуя покровительство Лешего, лишь раздразнился от угрозы:
– Да, он такой… В свободное от сворачивания голов время, он любит танцевать балет.
Заливистый смех оборвался, когда юноша поднялся и стал пощелкивать костяшками кулаков, чем напугал не только Серафима, но и Ворона. Леший прислушался на миг и сказал:
– О, Топтыга идет.
– С определением «идет» можно поспорить, – поправил Олег, кивнул влево. – Серафим, отойди в сторонку.
Мальчик незамедлительно исполнил указание, тревожно вслушиваясь, но не улавливая причин беспокойства. До поры.

Сначала мальчик подумал, что навстречу несется поезд, равномерно выбивая колесами дрожь из земли. Вибрация пришла вместе с шорохом кустов, через которые неслась эта громада. Сердце мальчика затрепетало – шум и тряска неуклонно возрастают. Окажись Серафим в одиночку на ночной поляне – непременно полез бы на дерево. Но спрятавшись за спиной старца, почувствовал большую безопасность. В темноте заполянья трещат сучья, уже слышно фыркающее дыхание с подревыванием… Серафим вцепился в одеяние старца; тот спокойно положил широкую ладонь на мальчишечью голову, взъерошил копну волос.
Недовольно вздохнув, Бронислав выступил на четыре шага вперед; подобрав на коленях джинсовую ткань штанин, чуть присел, словно вратарь перед пенальти. Прямо напортив него разверзлись в сторону молодые и гибкие орешники, раздвинутые мохнатой тушей, выметнувшейся из сумрака. Из-под массивных задних лап взметаются комья земли, здоровущие передние вытягиваются, рывками приближая хищника. Зверь мчит очертя голову, несется прямиком на Бронислава.
Топот оборвался; медведь, – что и не медведь вовсе, а медведище, – распростав объятья, кинулся на юношу. Клыкастая пасть раззявлена, широченные лапы заканчиваются вросшими тесаками когтищ, что сдвигаются к плечам человека.
Юноша молниеносно нырнул под летящую громадину, ухватился за шкуру на груди и пузе, поднатужился, словно штангист, с прямыми руками разогнул колени, чуть приподнимая траекторию полета медведя, и, зарычав страшнее зверя, усилил инерцию рывка, метнув мохнатую тушу над головой. Угол падения был скорректирован броском – живой снаряд упал значительно левее дуба, приземлился неуклюже, покатился кубарем. Распластавшись на земле, Топтыга обиженно заревел.
Жилы и синие коренья вен вздулись на руках Бронислава, стали пульсировать. В прохладном воздухе обозначился пар, взвившийся от футболки. Серафим только теперь заметил, что юноша одет совсем не по погоде; холод ночи задувает под весеннюю курточку мальчишки, а ладоши так и тянутся к огню.
Бронислав подошел к зверю, почесал