У него была первая любовь. Единственная и неповторимая. Сколько он себя помнил, столько любил.
Их дачи разделял невысокий забор. Ему как раз исполнилось три с половиной года, и Баба Дуся впервые согласилась остаться с внуком одна. В тот же день Павлик вырвался от нее и бочком, неуклюже, как он тогда бегал, но достаточно шустро рванул к калитке.
Запретная зона «за калитку не ходить», страшно притягивала его. Мир за забором казался огромным и полным неизведанных тайн. Дедушки поставили у общего забора большую, деревянную лавочку, чтобы жены-подружки могли отдохнуть, посудачить после огородных работ. Баба Дуся едва успела нагнать беглеца у этой лавочки.
Но Павлик и сам уже остановился, будто ему скомандовали «замри». Он увидел Ее. Она держала на коленках пластмассовую куклу. Вокруг были и другие девчонки, но Павлик глядел только на Нее. Ее длинные русые волосы, собранные в конский хвост, порядком растрепались. На Тане были светлый халатик, сандалии и постоянно спускающиеся гольфы, которые она ежеминутно подтягивала. Она тоже увидала его.
─ Ой, какой хороший! Баба Дуся, это Павлик, да? ─ в Таниных глазах сиял восторг.
Она подошла, присела на корточки, и, нежно взяв его ручку, прошептала с придыханием:
─ Ма-а-ленький... Баб Дусь, а можно, я с ним погуляю?
─ Ой, Танечка, я боюсь... Он у нас знаешь, какой бойкий, еще убежит от тебя, заиграетесь…
Идея спокойно сварить суп соблазняла Бабу Дусю, да было страшновато.
─ Ну, бабочка-Дусечка, честное слово, я его никуда от себя не отпущу!
Вот так все и началось. Она была старше на девять лет и, наверное, из тех девочек, которые с детства испытывают материнский инстинкт, обожают малышей, мечтая о братишке вместо неживых кукол.
Баба Дуся была довольна. Теперь она не бегала к забору каждые пять минут и успевала переделать любые дела, быстро убедившись, что Тане можно доверять. Девочка оказалась очень ответственной. И ей никогда не надоедало играть с Павликом, в отличие от взрослых, которые только и мечтают, чтобы к ним не приставали.
Старший брат Павлика, к примеру, вовсе не жаждал общения. Слишком велика была разница, и Валерка успел привыкнуть к роли единственного ребенка в семье. А тут вдруг: «Не обижай маленького» или «Помог бы чем!» Павлик его раздражал. Ну что такое младший брат, пеленки и машинки, если тебе тринадцать лет?
Таня же вкладывала в малыша душу. «Няня», ─ звал он ее тогда, даже не догадываясь о смысле слова, а просто переделав имя «Таня». Она занималась с ним, играла в его любимых солдатиков, превращенных ею в простых человечков. Для человечков строились домики из песка, а потом и надежные жилища из старых обувных коробок. А еще Таня попросила свою маму привезти из Москвы старые кубики с буквами, потому что они играли в школу. Так что к концу лета Павлик уже знал весь алфавит. Игра с ним развлекала Таню не меньше, чем его самого.
Но иногда Таня убегала гулять с ребятами, а он сидел у себя на террасе и пытался представить, что означают эти запретные для него «напруд» или «кбакам». В компании «энергетиков», как называлась их часть дачного поселка, брат быстро стал заводилой. Еще бы, на целый год старше остальных! Проситься с ними было бесполезно, да Баба Дуся ни за что и не отпустила бы его с Валеркой. Правда, и с Няней дальше общей скамейки его тоже не отпускали, все-таки слишком он был еще маленький.
Когда в конце лета Павлика собрались увозить домой, с ним случилась настоящая истерика, он кричал: «Хочу с Няней», брыкался и раздавал тумаки. Брат мрачно смотрел на него, а когда мать совсем выбилась из сил, просто схватил поперек, как бревно, и запихнул в «Запорожец». Таню спрятали от него на террасе, где она молча проливала слезы.
Но Павлик не забыл ее, как умеют забывать маленькие дети. Он мог без конца рассказывать о Тане воспитательнице в детском саду и даже абсолютно посторонним людям, потому что родители уже просто не могли этого слышать.
И он дождался! Следующим июнем окрепший серьезный бутуз сидел в машине, окруженный свертками с вещами и игрушками, и ехал к Бабе Дусе НА ВСЕ ЛЕТО! Рядом сидел злой Валерка. От надежды вольготно провести каникулы не осталось и следа после того, как отец ознакомился с последней страницей его дневника. Кажется, брату предстояло заниматься какой-то «титатикой».
Однако и Павлика ждало разочарование ─ Таню привезли только в середине лета, а до этого она целый месяц провела в пионерском лагере. Она была рада, очень, и все-таки не успевала уделять ему столько времени, как в прошлом году. Ребята устроили шалаш на поляне в кроне двух огромных, стоящих рядом деревьев, и постоянно были заняты необыкновенно интересной игрой в разбойников. Павлика с ними не отпускали, так что слезы практически не высыхали. А потом дико повезло! После клятвенных Таниных заверений о полной безопасности и ответственности, он был отпущен на поляну! С Таней! Он уже научился правильно произносить ее имя, потому что Валерка начал было дразнить соседку «нянькой».
Правда, в шалаше Ей пришлось выдержать нелегкий бой ─ Брат, непререкаемый авторитет среди энергетиков, сразу заявил: «Мелюзгу не берем!» Остальные поддержали - маленьким не место среди разбойников. Павлика ждало изгнание, но вдруг Она сказала: «Раз так, я тоже тогда не играю». «Ну и уходи!» ─ раздались голоса.
Павлик даже задрожал от страха ─ мысль, что Ее могут прогнать из-за него, показалась ему ужасной. Он, помнится, даже приготовился к драке, сжал свои маленькие кулачки, и ему казалось, что вид у него просто устрашающий. Все смотрели на Валерку, ожидая командирского решения. И тут Валерка почему-то сдался. «Ладно, ребят, он не помешает. Будет у нас дозорным, врагов высматривать». В этот день Павлик возвращался домой переполненный гордостью. Он ─ дозорный! Нужный человек в шайке!
И это лето пролетело слишком быстро. И следующее тоже... Он рос, и его больше не прогоняли из компании. Брат стал относиться к нему снисходительнее, и у них даже завелись общие тайны: Павлик не выдал отцу сломанного, взятого без спросу мопеда, а Брат втихомолку брал Павлика на пруд.
Днем, когда компания не собиралась, Павлик постоянно торчал у Нее. Даже когда Таня не играла с ним, он все равно не уходил. Павлик совершенно не мешал ей. Она любила читать в тенечке, стоя на скамейке коленями и опираясь локтями на большой деревянный стол. Тогда он сидел напротив, рычал, изображая грузовик, и катал из одного конца стола в другой железный самосвал, набитый игрушками...
...В очередное лето что-то неуловимо изменилось, и Павлик сразу почувствовал опасность. Ему исполнилось семь с половиной, и он превратился из крепкого бутуза в худенького мальчика с острыми лопатками и постоянно саднящими от новых царапин коленками. Был уже конец июля, а Она только приехала на дачу после выпускных и вступительных экзаменов.
Брат тоже сдавал экзамены у себя в институте, где уже отбарабанил первый курс, и заявился всего на пару недель раньше Нее. Впрочем, эти две недели Валерка почти не показывался на участке. Павлик только слышал по ночам, как Баба Дуся охает, держась за сердце. Она не спала, поджидая, когда внук вернется домой. Где-то у баков ребята собирались с мопедами, курили, включая переносной магнитофон, а однажды от Валерки даже пахнуло спиртным. Баба Дуся явно не справлялась с ситуацией, и основным ее аргументом было: «Вот расскажу отцу». Но, очевидно, Брат знал, что не расскажет. Баба Дуся всегда была к нему чересчур снисходительна, «первый внук ─ последняя любовь», как шутила мама.
В первый же день Таниного приезда Павлик уже гордо сидел с ней на общей скамейке и, пыхтя, выполнял задание ─ вырезал фигурки из специальной книжки. Они собирались устроить бумажный театр. Таня, не растерявшая за эти годы любовь к педагогике, пыталась сложить из картона сложную конструкцию сцены и одновременно объясняла, почему, чтобы стать актером, он обязательно должен научиться выговаривать букву «л», которая больше походила у него на «в».
Стройненькая, невысокая, такая взрослая и серьезная, она казалась ему эталоном красоты. Волосы больше не торчали у нее конским хвостом, а были коротко пострижены, что придавало ей особенно милый вид.
И тут калитка резко хлопнула, и из нее вывалился Брат с новым гоночным велосипедом. Валерка явно куда-то намылился. Однако, увидев их, он прислонил велик к забору и подошел, ухмыляясь. Она подняла голову и бросила «привет» таким нарочито равнодушным голосом, что Павлик даже решил посмотреть на нее. Брат довольно развязно поинтересовался, чем это они занимаются. Таня ответила что-то ехидное. Между ними происходил странный разговор, совершенно ни о чем, однако через минуту Она уже улыбалась, а Брат, наоборот, постепенно мрачнел и переминался с ноги на ногу.
Павлику это совершенно надоело. Он хотел играть в театр. Он начал дергать Таню за рукав, сначала потихоньку, потом сильнее. Она не сказала «отстань», она никогда так не говорила ему, а просто посмотрела, нет, не раздраженно, скорее виновато, но после этого он перестал ее дергать и сидел, исподлобья глядя на досадную помеху в виде родного Брата. Наконец Валерка ушел, и они снова взялись за работу. Но Павлик с удивлением заметил, что Она не сразу отвечает ему на вопросы, а ножницы почему-то режут криво.
Остаток дня прошел как обычно, театр был доделан, и вечером Баба Дуся с Бабой Мариной собрались посмотреть представление на большом столе соседского участка. Однако каково было общее удивление, когда они увидели у калитки Валерку, заявившего, что тоже желает приобщиться к искусству. Баба Дуся не верила своим глазам: ведь на поляне у баков уже раздавалась музыка…
Павлик был очень горд ─ столько публики, и Брат увидит, какой он хороший артист. Представление прошло на ура. Баба Дуся засобиралась домой и взяла Павлика за руку ─ пора было ужинать. Оглядываясь у калитки, Павлик увидел, что Брат не спешит уходить, а о чем-то разговаривает с Ней, небрежно опершись на перила. Обида обожгла Павлика: «А он! Пусть он тоже идет!» Баба Дуся сильно дернула его за руку: «А ну пошли, говорят. Ишь, какой стал!»
С этого момента его любовь вступила в горчайшую стадию. Почти все дни напролет Она проводила не с ним, а с Братом. Баба Дуся была просто счастлива ─ Валерка больше не шлялся с компанией по ночам. Теперь она точно знала: если его нет дома, значит, он сидит на общей скамейке с Таней. Таня была ответственная девочка, она могла доверить ей и старшего внука тоже.
Нет, Таня не забыла про Павлика, старалась поиграть и почитать с ним, но этого было так мало! Она ускользала от него, Ее крал этот вредный, противный Валерка. Стоило ему появиться, и Она поневоле старалась быстрее закончить чтение и, погладив Павлика по светлым волосам, смотрела на него все тем же извиняющимся взглядом. Правда иногда, к неудовольствию Брата, она брала Павлика на озеро. Это были счастливые моменты! Они забегали с ней в воду, брызгались, а потом Таня терла его лохматым полотенцем и закутывала, смеясь. А Валерка смотрел на них слегка недовольный, но с невольной улыбкой. И Павлик чувствовал себя в эту минуту
