стала совсем старенькая. Любимый внук Валера почти не появлялся, поэтому неудивительно, что за помощью она обратилась к Павлу. Ей вдруг ясно представилось, что она долго не протянет, приснился какой-то сон, который она любила пересказывать всем подряд. Короче, суть была в том, что хочет она «перед смертью» повидаться со своей старинной подругой. Баба Марина обрадовалась, пригласила их в гости. Жила она теперь вместе с Таниной семьей, завещав на нее квартиру.
Увидеть Таню! Чтобы она поняла: он давно не ребенок... Догадалась, что у него мужские мысли и... У него были самые красивые девушки на их курсе, но почему-то он так и не сумел перерасти эту детскую мечту...
Доехали они с трудом. Старушки долго обнимались и вздыхали в коридоре. Таня широко улыбалась ему:
─ Павлик! Какой же ты стал! Взрослый. Даже не могу поверить, что это ты... Хотя вижу, что ты... ─ она засмеялась и поцеловала его в щеку.
Он только смущенно улыбался в ответ, глядел на нее исподтишка. Ну что это такое?! Почему он стесняется? В жизни не стеснялся ни одной девчонки... Когда она отвернулась от него, Павлу удалось ее немножко рассмотреть. Она была совершенно такая же, стройная, с короткой стрижкой, пятнадцать лет как будто прошли для нее совершенно незаметно. Он почувствовал, как сердце у него бешено заколотилось.
Прошли в комнату. Старухи долго устраивались на диване, пока Она хлопотала на кухне и таскала на стол тарелки. Из кресла с любопытством таращилась девчушка лет восьми ─ Ее дочка. Вышел и муж, к разочарованию Павла, очень даже приятный и симпатичный человек. Они поговорили с ним, и Сергей рассказал о своей фирме, заинтересовался профессией, которую получил Павел, ему нужен был хороший программист. В общем, они начинали симпатизировать друг другу, и Павлу показалось, что Тане это очень приятно.
За столом он продолжал незаметно рассматривать ее и обнаружил несколько тонких морщинок вокруг глаз. С некоторым страхом Павел ждал, что разговор может свернуть на Валерку, но бабушки увлеклись обсуждением последних нововведений министра здравоохранения, а Таня, как и когда-то, к радости Павлика, ничего не спрашивала о Брате.
Потом все вдруг дружно переключились на Павла, заставив его краснеть, чего с ним давно уже не случалось.
─ Гляди, Маруся, на нашего жениха. Вот повезет же кому-нибудь!
─ А ты еще у нас не собираешься жениться, Пашка? ─ засмеялась Она.
─ Не-е, ─ он быстро, так же, как в детстве, замотал головой, вызвав смех у всех за столом.
─ Правильно, Павлик, не женись, ─ сказала Она, ─ рано тебе еще. Жаль отдавать тебя в плохие руки.
Все шло как-то не так, как ему виделось в мечтах. Таня явно считала себя взрослой тетенькой, снисходительно обращалась к нему и, кажется, видела в нем только молокососа- верзилу, в голове которого одни только пиво да компьютеры.
Павлика так и подмывало рассказать ей про свой шахматный разряд, продемонстрировать интеллект. Она и не догадывалась, какая большая часть его внутреннего мира была заложена именно Ею, какое влияние оказала Она на его характер, увлечения и душевные склонности.
Ее муж вовремя начал разговор о программировании, здесь Павел мог показать свои способности. Но для нее, кажется, тема была неинтересной, она только радовалась, что Сережа хочет помочь Паше с работой.
И тут Баба Марина начала:
─ А помните, как Павлик был в Танечку влюблен? Как хвостик за ней ходил, везде за ребятами бегал?
Вот уж совершенно некстати! Таня, тонко уловив его недовольство, улыбнулась чуть грустно и перевела разговор на другую тему. Позвала дочурку и стала выспрашивать у гостей, похожа ли она на нее. Наверное, он слишком быстро ответил «нет», так что девчушка даже надулась ─ ей хотелось быть похожей на маму. В самом деле, в девочке ничего не было от Тани, по крайней мере, от той, которую он помнил. Вылитый папа. Темноволосая, шустренькая, кареглазая...
Уезжали шумно, бабушки уже пятый раз начинали прощаться заново, проливая слезы. С выражением снисходительного терпения он сидел в кухне на табуретке. Таня вышла к нему, и его сердце замерло. Он догадался, о чем она хочет спросить... «Только не спрашивай, ну, пожалуйста, пусть ты не хочешь о нем спрашивать...»
Она замялась, словно чувствуя его сопротивление. Спросила другое:
─ Ну что, Павлик, сильно я изменилась?
─ Не-а... Совсем не изменилась.
─ Но ведь ты врешь, ей-Богу, скажи честно, как старый друг.
Он удивился ─ он говорил абсолютно честно.
─ Ладно... ─ она как-то поникла.
«Не спросит», ─ радостно подумал он.
И вдруг сказал, неожиданно для самого себя:
─ Ты и сейчас такая же, как на той фотке, в сарафане...
Она по-настоящему испугалась:
─ На какой... в сарафане?.. Когда ты это видел, где?
─ Да буквально недавно. Может, неделю назад...
Она молчала.
─ У Валерки в бумажнике лежит, ─ он встал и, стараясь не глядеть на нее, попросил:
─ Слушай, у тебя всегда хорошие книжки были... Дай мне что-нибудь почитать такое... для души.
─ Я даже не знаю, что будет тебе интересно, ─ пробормотала она, все еще находясь в своих мыслях.
─ То, что интересно тебе, я думаю.
Тогда она посмотрела на него вдумчиво, сказала «ладно, сейчас», и вышла из кухни. Бабушки уже напрощались, и Баба Дуся, наклонившись и тяжело дыша, пыталась обуться без его помощи.
─ Ну что такое! Позвать не могла?! ─ возмутился он, усаживая ее на банкетку, которую принес Сережа.
Таня вышла из комнаты, и протянула ему книжку:
─ Вот, моя любимая.
─ Тут какой-то листок внутри.
Она замотала головой:
─ Нет, нет, оставь, это тебе.
Дома он развернул тетрадный листочек в клеточку, на котором ее почти детским почерком было написано стихотворение, датированное пятнадцатью годами назад:
СОЛНЫШКУ
Мальчик, милый, нежный, ты забудешь
Детскую привязанность свою.
Вырастешь, и девушку полюбишь,
И, конечно, скажешь ей: «Люблю».
Но как мне не скажешь, не сумеешь!
Искренность дитя досталась мне,
Никому так больше не поверишь
И оставишь все в наивном сне.
Никого не обовьешь руками
За свою ничтожную вину!
Вырастешь, не вспомнишь, как же звали
Звездочку заветную твою...
«Глупая ты, Танька», ─ подумал он. У него была первая любовь. Единственная и неповторимая.
