щеке, хлопнул его по спине, Берт сделал то же самое.
- Чем занят? – спросил Бертуччо.
- Представляешь, до жути захотел жаренных куриных наггетсов, - объяснял Арсений, ставя сковородку на плиту и наливая подсолнечное масло. – И ресторан был близко, и домой можно было доехать, и еще что-нибудь придумать, но не поверишь – захотел поджарить сам, и не стал терпеть дорогу до Туманного. Вот и заехал. – Арсений стал выкладывать замороженные полуфабрикаты на шипящую сковородку. – А ты, смотрю, пиццей баловался? А сам-то чего здесь?
- Ты надолго? – спросил Бертуччо, застыв в дверях.
- Да перекушу, и поеду, - пожал плечами Арсений. – А ты что делаешь?
- А зачем переоделся тогда?
- Ты в своем уме? Мне что, жарить это все, – он указал на скворчащую сковородку, – в своем костюме от Армани?
Арсений суетился около плиты в широких серых джинсах и зеленой футболке, убрав волосы в низкий хвост. Вернее, не суетился, а колдовал, делая все точно и не спеша, словно танцевал танец, или изображал какую-то сложную пантомиму с очень глубоким смыслом.
Красиво, подумал Бертуччо, как всегда. Его отвлек телефонный звонок. Он взял трубку и чем дольше слушал своего собеседника, тем больше хмурился.
- Я сейчас приеду, - сказал он и повесил трубку.
- Что за проблемы? – Арсений поднял голову, ища в шкафчике специи.
- Да вот, занялся бизнесом на дурную голову, теперь расхлебываю, - пожаловался брат. - Надо ехать. Пристрелю пару придурков, тройку-другую идиотов сдам в клинику, и вернусь. Я ненадолго.
Арсений кивнул.
- Слушай, Арс, - вдруг вспомнил Берт, - хотел тебя спросить: как ты теперь относишься к Свете? – и замер, в ожидании ответа.
- Я ее ненавижу, - пожал широкими плечами мужчина.
- То есть, если я стану за ней ухаживать, то….
- То я тебя убью, - Арсений резко повернулся к брату и холодными серыми глазами пронзил его насквозь, до мурашек.
- Понял, - тот усмехнулся. – Ни себе, ни людям. Больше вопросов нет.
Он хотел еще что-то сказать, но только хлопнул по косяку двери и вышел в прихожую. Тихо оделся и, взяв свои ключи, вышел из квартиры.
Ни один мужчина к ней не прикоснется, подумал Арсений, подходя к музыкальному центру. Так что, брат, прости, для тебя ничего не жалко, но… я поклялся сам себе. И он врубил на всю громкость Бон Джови. Настроение было странное, непонятное ему самому, какая-то тревога, и тоска неизвестного происхождения. Хотя, нет, он лукавит, он знает, чем это навеяно, откуда дует этот северный ветер смуты и беспокойства. Скоро все решится, скоро все встанет на свои места и его обет будет выполнен. И можно будет вздохнуть полной грудью и зажить нормальной жизнью. Если он выживет.
Он вскинул вверх руку, согнув колено и отстукивая ритм музыки пяткой согнутой ноги, имитируя фирменный жест Фредди Меркьюри. Потом согнулся, сгруппировался, и сделал роскошный выпад в сторону. Он танцевал красивый странный танец, смесь стилей и направлений. Делал странные приставные шаги, помогал себе руками, ломал ритм, меняя стиль, но все это было настолько красиво и захватывающе, что Света, замершая в дверях, не смела даже дышать, чтобы не спугнуть мужчину. Так язычники поклонялись богу солнца, так шаманы вызывали дождь, так Ромео изливал свою любовь к Джульетте, так танцор фламенко покорял свою возлюбленную, так…
