Создатель

Мой Создатель - один из лучших людей на свете.
Самый лучший. Когда я закончу свою историю, вы поймете, отчего это так. А пока слушайте...
Мой Создатель еще и очень талантлив, хотя сам до конца не отдает себе в этом отчет. А жаль. Ведь он мог бы жить в роскоши, красиво и достойно своего дара. А не снимать маленькую двухкомнатную квартирку в одном из старых петербургских домов. Квартирка эта расположена под самой крышей, и осенью и весной, когда начинаются сильные дожди, через прохудившуюся кровлю в прихожую льется вода.
Но Создатель просто ставит на пол медный таз и уходит в свою мастерскую. Он словно не замечает этих бытовых мелочей и жизненных неурядиц.
Снаружи, на входной двери квартиры висит небольшая металлическая табличка с витиеватой надписью:

"В.С. Томашевский. Художник-оформитель.
Прием и изготовление в кратчайшие сроки любых заказов"

Я знаю, что он работает декоратором в одном из Петербургских театров. Но также выполняет частные заказы на дому. Заказчики приходят разные. Но чаще это любители различной скульптуры, кукол. Помню, как одна пришедшая вечером полная дама в наброшенной на глаза черной вуали, попросила изготовить фигурку ее умершей собачки - пекинеса.
А высокий худощавый господин средних лет, пришедший двумя днями позже, заказал небольшую фигуру мраморного ангела, стоявшего на коленях и в молитвенной скорби сложившего на груди руки. Ангел предназначался на могилу жены худощавого господина. Недавно она скончалась от чахотки. Этот ангел какое-то время стоял в комнате рядом со мной. И, честно говоря, мне было не по себе от его печального лица.
Я бросала на него понимающие и немного испуганные взгляды. Разумеется, когда Создатель не мог меня видеть. Но Ангел оставался неприступен и безмолвен. Да и что взять с обычного куска мрамора, пусть даже отмеченного даром Творца?
Куски глины, гипса, мрамора, фарфора...
Неужели и я была такой? Когда-то была. Сейчас мне в это не верится. Ведь я могу чувствовать, могу любить. А в моей груди бьется то, сильное и живое, что люди называют... человеческим сердцем. Но обо всем по порядку.
Я помню тот хмурый осенний день, когда впервые почувствовала к себе прикосновение рук Создателя, а потом открыла глаза и...
Точнее, он дотронулся до моих век, и темнота, которой я была окружена до того, отступила, рассеялась. Создатель склонился ко мне, и тогда я впервые увидела его лицо. Худощавое, с впалыми щеками и живыми серыми глазами. Прядь темных волос упала на глаза, и он откинул ее легким артистичным движением. Затем отошел от меня на несколько шагов, и осмотрел пристальным, оценивающим взглядом.

- Вот ты и вернулась ко мне, Мари, - проговорил он тихо, одними губами.
но я расслышала. И удивилась этому. Еще более удивилась я тому, что могу видеть все и понимать его слова. А он продолжал говорить что-то еще, не отрывая от меня взгляда. Затем вышел из комнаты и вернулся, бережно неся в руках какой-то предмет. Он подошел и надел его мне на шею. Это оказалось ожерелье из розового жемчуга. Он провел ладонью по моей щеке, вглядываясь мне в лицо. Затем нагнулся, взял мою руку в свою и поцеловал. И я опять услышала это имя:
- Мари.

Большие часы, стоявшие в углу мастерской, пробили два раза.
- Пора идти, -  с легкой грустью в голосе сказал Создатель.
- Не скучай без меня, Мари, - серьезно произнес он, глядя мне в глаза.
Затем развернулся и покинул комнату.
Я слышала звуки, доносившиеся из прихожей. Он надевал ботинки и пальто. Затем хлопнула входная дверь и заскрежетал ключ, закрывающий входную дверь. Я осталась в квартире одна.
Не считая заготовок из мрамора и гипса, хаотично расставленных в мастерской. Я почувствовала слабое стеснение в груди и попыталась пошевелиться. Но у меня это не получилось. Я продолжала стоять в углу комнаты ровно и неподвижно, а на моей красивой белой шее перламутрово блестел розовый жемчуг. Напротив, на стене, висело большое зеркало в тяжелой витой оправе. Я видела свое отражение - невысокая стройная девушка, одетая в темно-зеленое бархатное платье. Немного бледная, с тонкими чертами лица, резко очерченными бровями, большими темными глазами и черными волнистыми волосами, собранными наверх, в изящную прическу, украшенную серебристой лентой. Я слегка вздохнула, но грудь моя при этом оставалась неподвижной. Рядом с зеркалом висел отрывной календарь. Я напрягла зрение и прочитала сегодняшнюю дату - 17 сентября 1912-го года. День моего рождения.

***

- Томашевский, ты определенно сошел с ума, - господин с рыжими усами, одетый в клетчатый пиджак, как-то нервно хохотнул, разглядывая меня.
В руках он вертел бокал с вином. Он вгляделся в мое лицо, и глаза его слегка расширились, а одна бровь приподнялась.
- Да ведь это же Мария Шубина, - пробормотал он. - Как живая... Господи...
- Да, - с гордостью кивнул Создатель, дотронувшись до рукава моего платья.
А я ощутила, как по моему телу пробежала какая-то теплая живительная волна.
- И что же... - продолжал рыжеволосый, обернувшись к Создателю. - Ты сделал ее на заказ... или как?
- Нет, - Создатель покачал головой и улыбнулся. - Она останется здесь. Я сделал ее для себя. Моя Мари.
- Да ты точно свихнулся, - присвистнул его собеседник, допивая содержимое бокала.
Он покачал головой, опять пробежавшись по мне взглядом, отчего я почувствовала смущение и раздражение.
- Послушай, Владимир, - продолжал рыжеволосый. - Твоя Мари уж два года, как уехала, оставив тебя. Укатила за границу с этим поляком... как же его? Запамятовал...- он щелкнул пальцами, усиленно напрягая память.
- Не важно, Константин, - резко оборвал его Создатель, направляясь к выходу из мастерской. - Пойдем, погреемся у камина. И прошу тебя, давай больше не будем об этом.
- Ну, как скажешь... - пробурчал Константин, следуя за ним. - Как скажешь.
На пороге он обернулся и еще раз бросил на меня пронзительный взгляд, от которого мне стало холодно.
- Вылитая Мари, - прошептал он. - Как живая, да. Все-таки, Томашевский - ты гений.

***

Кроме друзей в маленькой квартире Создателя бывали и женщины. И всякий раз я чувствовала уколы ревности. Одну из этих женщин я запомнила особенно хорошо.
Разбитная девица с резким смехом и копной пышных каштановых волос. Одета она всегда была как-то вызывающе вульгарно.
Декольте ее было украшено большой атласной розой кремового цвета, а на левой руке красовался тяжелый браслет с какими-то камешками. Похоже, обычными стекляшками.
Создатель называл ее Софьей. Когда дверь мастерской была приоткрыта, в большом овальном зеркале частично отражалась прихожая. И Софья, посещавшая маленькую квартиру пару раз в неделю. Я видела, как еще в прихожей она развязно обнимала Создателя за шею, а он ее - за талию. Затем они шли к нему в комнату.
А я оставалась на одном месте, безмолвная и неподвижная. А грудь непрерывно кололи острые иголочки...
Спустя время в том же самом зеркале я видела уходившую Софью. Как она подкрашивала губы и прятала в сумочку какие-то бумажки, предварительно хрустко повертев их в ярко наманикюренных пальцах. После она чмокала Создателя в губы, и они расставались.

Но бывали и другие дни... Когда Создатель никого не принимал. Даже клиентов. Он не отвечал на звонки, не открывал дверь. И, порой, мне становилось страшно.
Однажды, с самого утра и до позднего вечера он не выходил из своей комнаты, и я уже начала беспокоиться. Но что могла сделать я? Неподвижная, закованная в плен тела, которое было для меня и тюрьмой, и пыткой. Порой, я его ненавидела...
Итак, напольные часы, стоявшие в углу, пробили полночь. И в этот самый миг дверь мастерской приоткрылась и в нее нетвердой походкой вошел Создатель.
Он подошел ко мне и дотронулся до моей руки. Я видела, что он был очень пьян и с трудом держался на ногах.

- Мари... - прошептал он.
А затем опустился на колени и, прижавшись лицом к моему платью, взял меня за руку. Я ощутила прикосновение его губ к своей ладони.
Боже мой... моя голова закружилась, и на мгновение я почувствовала, что теряю сознание. Кукла, падающая в обморок. Смешно, не правда ли? А затем произошло что-то и вовсе странное. Мою грудь слева кольнуло вдруг что-то непонятное. Да так сильно и больно, что я чуть не вскрикнула. Но губы мои оставались, конечно же, неподвижными и безмолвными. Между тем, как в груди разливался какой-то странный обжигающий жар. Затем, там что-то толкнулось. Я застыла в ужасе...
Затем толкнулось еще раз... и еще... я почувствовала, как слева, во мне что-то глухо и ритмично бьется. Господи Боже мой... Это было живое сердце.

А Создатель уже встал с колен и, покачиваясь, побрел из мастерской. На меня он не смотрел, даже не обернулся. А мне отчаянно хотелось подбежать к нему, обнять, утешить. Любимый мой. Увы, чертово неподвижное тело не давало сделать мне и шагу. Даже малейшего движения, даже движение ресниц было мне не подвластно. Но сердце продолжало биться внутри неживой плоти.

***

Календарь, висевший в мастерской, сменял один листок за другим. Время шло. И я уже привыкла к тому, что во мне бьется живое сердце. И живет любовь к самому прекрасному человеку на свете. К тому, кто меня создал. Он называл меня Мари. И я привыкла к этому имени. И полюбила его. Оно стало частью меня. И я старалась не думать, что где-то в далекой Польше его носит другая женщина. Что Создатель любит ее, живую Мари. А я - лишь ее подобие. Разве я могла думать об этом?
Конечно же нет.
"Он любит меня. Только меня одну", - часто шептала я ночью, стоя в одиночестве в мастерской, залитой лунным светом.

И все-таки этот день пришел. Это было спустя пять месяцев. Я запомнила его очень хорошо.
Было уже довольно поздно, когда в дверь мастерской прозвучал нетерпеливый звонок.
Я посмотрела на календарь.
Было 18-е февраля. Последний зимний месяц в Петербурге оказался очень вьюжным, и женщина, переступившая порог небольшой квартирки, была вся занесена снегом. Она поднесла к лицу руку, затянутую в черную перчатку и сняла с головы шляпку с темной вуалью. Она стряхивала с нее снег, улыбаясь при этом как-то смущенно и растерянно. А Создатель прижал руку к груди и проговорил охрипшим от волнения голосом.
- Мари... Господи, это ты.
- Это я, Владимир, - ответила женщина, продолжая стряхивать снег. - Мне больше не к кому пойти здесь, в Петербурге. Но если я стесняю тебя, то я уйду.
- Нет, нет, что ты! - воскликнул он. - Проходи!
Он сделал приглашающий жест в глубь квартиры.
А в его голосе я расслышала неподдельную радость.
- Проходи, Мари! Правда, у меня немного прохладно. Но сейчас добавлю дров и поставлю чайник. Ты будешь чай?
- Да... наверное, - как-то нерешительно произнесла женщина, оглядываясь.
Она сжала руки на груди, словно все еще продолжала мерзнуть. Затем, прошла в комнату Создателя, и дверь за ними закрылась.

Через час она, уже освоившись в квартире, зашла в мастерскую, держа в руках зажженную свечу. Создатель шел за ней следом.
- О... а ты все такой же, Владимир, - улыбнулась Мари. - И все такой же беспорядок и хаос. И повсюду эта глина и гипс.
Он как-то растерянно и смущенно улыбнулся ей в ответ.
- А это что? - вопросила Мари, подходя ко мне. Она поднесла свечу к самому моему лицу и вздрогнула.
- Господи... - проговорила она изменившимся голосом. - Это же... это же я. Ты сумасшедший, Владимир! - она нахмурила брови и