Запомнился этот эпизод из прошлой жизни то ли своей несуразицей, то ли нелепостью, то ли ещё бог весть почему.
Произошло это событие осенью конца восьмидесятых годов. Она на севере приходит крайне рано. В середине августа на дачах ночью подмерзают грунтовые растения; под утро в тени строений матово серебрится на траве иней.
Многие помнят то время, время скорых перемен и томительного ожидания; коллапс политической системы; полный раздрай во внутренних и внешних отношениях.
По мановению невидимой руки исчезли из продажи отечественные продукты и товары; повсеместно карточная система на товары первой необходимости и талоны на спиртное.
Казалось бы, такие драконовские меры должны были заставить оскудеть ежедневный рацион питания и праздничных застолий. Вышло всё наоборот: природа не терпит пустоты. Взамен отечественных товаров на прилавки магазинов хлынул из-за границы, благодаря первым росткам торгового международного бизнеса огромный ассортимент товаров и продуктов с яркими красочными этикетками и интригующей надписью латиницей «Made in …».
Цены либеральностью не отличались, не кичились оригинальностью и просто каждый день уверенно ползли вверх.
Запомнилось то необыкновенное время, возможно, потому, что в автобусной толкотне и давке – тогда и подумать никто не мог, что появятся частные маршруты – с милой девицей двадцати лет, Настасьей Гелатовой, студенткой четвёртого курса факультета иняза, изучающей французский и немецкий языки.
Было лето, и было душно. В автобусе пассажиры плотно утрамбованы. Я и одна интересная девушка оказались лицом к лицу. Водитель резко давит на тормоз. Людская масса качнулась вперёд, назад. Кто-то кричит «Не дрова везёшь!» водителю, кто-то тихо вспоминает всех его родственников. Будучи в общем строю в проходе, качнулись я и она. Девушка рефлекторно делает шаг и каблуком острой шпильки наступает мне на ногу, острая боль пронзает мою ступню. Я ей сказал, улыбаясь, что это весьма оригинальный способ знакомства, но ноге больно; она ойкнула, сбивчиво извинилась, пунцовея на глазах. Ответил ей, что, пустяки, до свадьбы заживёт, представился – Дмитрий – и предложил выйти на следующей остановке и прогуляться по свежему воздуху до места жительства.
Оказалось, она жила с родителями в том же районе Седьмой столовой, где снимал комнату в общежитии и я.
Вот так ненавязчиво завязались наши отношения. Встречи, прогулки, кино, поцелуи.
Незаметно пролетело лето, роняя в обморок простуженные жарой дни и отрезвляя звёздной прохладой ночи.
Признаюсь, Настасьей был очарован. В каждом жесте, повороте головы было естественное, не напускное изящество; в нежном, приглушённом голосе флёр и энигматичность.
Не было в Насте яркой, броской, сбивающей с ног красоты; она была у неё особенная, об этом догадался после разрыва отношений, смертоносная, лишённая жалости и сострадания.
Пока же я ни о чём таком не догадывался. И не думал. Списывал странности в поведении и суждениях на юношеский максимализм и студенческий вольный дух.
Осень подкралась тихо и незаметно. За одну тёмную и долгую сентябрьскую ночь листва на деревьях покрылась позолотой и багрянцем, будто художник-шалунишка, балуясь, уверенными быстрыми мазками вольной кистью окрасил их в другие тона.
Висел в прозрачном воздухе еле слышимый звон колоколов, сострадающих лету в его невыплаканной печали и летела прозрачная паутина, блестя на свету. Бабье лето…
В одно сентябрьское утро, собираясь на занятия, изредка Настасья оставалась у меня, заявила, что maman и papa (ударение на последний слог!) приглашают меня, как будущего зятя на праздничный ужин в наступающее воскресенье. Не услышав ответной реакции, Настя в одних джинсах приблизилась ко мне и, щурясь, спросила:
- Есть возражения?
С трудом я удержался на ногах, вообще-то, сидел удобно в кресле; стойко перенёс порыв и напор слов, не чувствуя интуитивно никакой опасности ответил согласием. Настасья победно улыбнулась. Наклонилась. Грудь соском приятно скользнула по лицу, поцеловала в макушку.
- Думаю, ты не можешь им не понравиться.
Молчу. Думаю, она позабыла, что это не первое моё посещение её дома.
- Раз уж понравился мне.
Продолжаю молчать. Наблюдаю за ней. Она повторно целует в макушку, шепчет, что, решил поиграть со мной в молчанку. Я губами ловлю сосок и играюсь с ним языком. Она неохотно отстранилась. Игриво погрозила пальцем, дескать, не балуй, иначе какие будут занятия. Продолжатся ночные забавы.
Наконец, за ней захлопнулась дверь. И сразу же раздаётся стук. Забыла, что, думаю; нет, оказался сосед. Поинтересовался, снова эта б** Настя приходила, невзлюбил он её с первых минут, впрочем, она отвечала тем же. Высказался сосед в её сторону, глядите-ка, какая соска заплыла в нашу лагуну, детка, на дуде играть умеешь; она за словом в карман не полезла и отрезала, спрячь свою дудку подальше, пока не сломали. Не мудрено предугадать, как наше слово отзовётся. Посетовал, качая головой, ветреная она, намаешься с ней, Димка, б** буду, и предложил выпить.
- С утра? – удивился я.
- Когда же, как не с утра, - возразил сосед и добавил, - кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро, то тут сто грамм…
Я продолжаю:
- … то там сто грамм…
И в унисон:
- … на то оно и утро!
Ну, мы и выпили. Крепко. Одной бутылкой дело не закончилось. Сходили за второй, взяли сразу и третью, чтоб лишний раз не отвлекаться.
Как уснул, не помню. Пробуждение было тяжёлым. В голове гул. В комнате табачный дым коромыслом; в нос бьёт тугой аромат свежего перегара. Открыл окно проветрить комнату и обнаружил на подоконнике записку от Настасьи – когда написать успела? – с точной инструкцией, как одеться, во сколько придти, без опозданий, что купить papa, maman и, собственно, ей. Как я догадался, до воскресенья мы не увидимся.
Послеобеденное время потратил на покупки. Не забывайте, конец восьмидесятых, ларьков и киосков с товарами, плюнуть негде, попадешь обязательно. Обошёл не один десяток торговых точек, сравнивая цены. Выбирал, более бюджетные. Итак, Настиному papa купил бутылку водки «Rasputin», ту, где он моргает глазом на этикетке; maman – яичный ликёр «Advokaat» и коробку шоколадных конфет. Для Настасьи, как в мультике, лучшим подарком был я, но и, следуя логике последовательности, купил упаковку баночного немецкого тёмного пива «Rostoker»; от тёмного пива Настасья тащилась, закусывая его батончиками «Snickers». Водку, коньяки и вино принципиально игнорировала.
Торжественный приём по случаю моего прихода, читай завуалированного сватовства, совпал с празднованием дня города. Я вынарядился в новый костюм-тройку из тёмно-коричневой шерсти с тонкими чередующимися полосками зелёного и белого цветов. Белая рубашка, в тон костюма галстук; и старые, проверенные на качество временем и шероховатостью городских тротуаров и дорог туфли «Salamander».
Без одной минуты до означенного времени стоял у двери. Перевёл дыхание, сказался спешный подъём на пятый этаж и естественное волнение.
Звоню. Открывают. Сразу. Выходит, ждали. Встретила Настасьина maman. С улыбкой. Она всегда была добра ко мне. Прямо у порога, не дав проронить ни звука, ни слова, удивительно нежно щебеча, ох, Дима, мальчик мой хороший, целует в обе щеки, затем в лоб контрольным поцелуем и тащит – да-да, тащит! – в зал.
В зале раздаю подарки. Papa цокает языком, угодил, и показывает своего «Rasputin»; maman, продолжает охать и ахать, принимает ликёр, конфеты, млея от удовольствия; на цветы ноль внимания, просит papa поставить их в вазу посреди стола. Настасья сухо чмокнула, спросила сухо же, а почему пиво тёплое; papa ей заметил, что она несправедлива. Несу пиво на кухню, иду вслед за Настасьей; там с ней поцеловались взасос, она языком весь рот обшарила; наркотики искала, что ли?
Первая часть приёма закончилась и перешли ко второй. Сели за стол. Maman постаралась, видимо, точно спали и видели меня зятем: курица, фаршированная рисом и грибами, чолнт-фиш из чира, в волованах исходил паром ароматнейший жульен из шампиньонов, голубцы, печеночный торт, три вида салатов и четвёртый, слоёный, индивидуально в высоких красивых креманках.
Уже молчу о вошедших в обыденную жизнь финской салями «Viking», бельгийском беконе польского производства и прочих вкусностях, доселе недоступных и неизвестных. В глубокой хрустальной вазе фрукты: бананы, киви, мандарины.
Сервировка на высоте! Тарелки фаянсовые, вилки-ножи мельхиоровые, хрусталь.
Сидим. Papa разлил по рюмкам водку; maman – ликёр; Настя наполнила бокал пивом. Наблюдаю, papa пристально смотрит на maman, она под его взглядом сконфузилась.
- Димочка, совсем забыла. У нас сегодня… - застывает на полуслове, её красивые, как у Настасьи, пепельно-небесные, обворожительные глаза горят огнём и сияют, - … деликатес!
Исчезает из-за стола. И, торжественно неся в руках покрытую льняной салфеткой вазочку, возвращается к столу. Ставит вазочку. Ни с того, ни с чего, papa и Настасья зааплодировали, скандируя в полный голос «Ба-бам! Ба-бам! Ба-бам!»
Maman медленно и величественно, взявшись двумя пальцами за салфетку, поднимает вверх.
- Крабовые палочки!!!
Месяц спустя после описываемых событий, меня направили в длительную командировку в северные районы; по возвращении, уехал в отпуск.
С Настасьей увидеться не удалось, поговорили по телефону.
Собственно – всё.
Настасья окончила институт. Познакомилась с австрийским инженером-строителем, его фирма строила в республике Национальный Медицинский Центр. Вышла за него замуж. Сейчас живёт на родине мужа. У них трое сыновей; как мне стало недавно известно, среднего сына назвали Дмитрием по её настоянию.
Как вы понимаете, праздник в мою честь был последней нашей встречей.
И сейчас, когда мне в магазине попадаются на глаза крабовые палочки, я вспоминаю тот праздничный обед и интригующие слова Настасьиной maman:
- У нас сегодня деликатес… Крабовые палочки!!!
Лето 2013г. – весна 2014г.
