«Платон если не идёт искать темы для очередной статьи, то читает или пишет роман о своей жизни. Как-то отвез написанное в перепечатку и слышу: - Рублей двести надо будет машинистке отдать. А меж тем за последние два месяца давал мне только по сто пятьдесят, так что снова буду тянуть до своей зарплаты. Да-а, на его нерегулярные заработки за выступления по области и редкие публикации в газете жить нелегко, вот и накаляются и его нервы, и мои. ... Пришел, и прямо от порога услышала: - А я теперь... нештатником числюсь в «Рабочем». Выпорхнула из кухни: - Да ты что!? - вытерла руки о фартук, чтобы всплеснуть ими, улыбнулась: - Радость-то какая! Может, и в штат возьмут? - Нештатником-то взяли, а вот в штат не возбмут, - погасил мою улыбку: -. Ну, что им Горбачев* и гласность! В белых тапочках видеть хотели, так что нечего пока ожидать от этих коммуняк. - Ну что ж, с худой овцы хоть шерсти клок, - попыталась народной мудростью утешить себя и вновь испечённого нештатника. ... Всего несколько дней муж был улыбчив, но вот опять… Да, понимаю, крепко кусают его коммунисты из-за его «непослушных» статей, но иногда не хватает ни выдержки, ни сил сносить его срывы. Тогда он пришел на обед, я старалась пододвинуть всё вовремя, а он ел и молчал. Вошла дочка: - Чего меня то не пригласили? – бросила, шутливо. - Может, я тоже хочу есть. И тут Платон... И мелькнуло же, не зацепился б за свою любимую тему! Но зацепился: - Да-а, чего ж её-то не пригласила? – И сразу стал развивать свой вопрос до «глубоких обобщений»: - Не приучила семью всем вместе садиться за стол… - Платон, - хотела притормозить его нарастающее раздражение: - собрать семью за столом можно при условии, если ритм жизни всех совпадает, а у нас... Один - на работе, другой - в институте… - Не в этом дело, - прервал, раздражаясь: - просто ты никогда не хотела этого делать. - Пожевал, проглотил: - Да в вашей крестьянской породе вообще не имели привычки вместе обедать и ели, когда хотели. - Ну да, - попробовала заступиться за «крестьянскую породу»: - кто - в поле, кто – в извозе, в сарае, на огороде… Только по праздникам вместе и садились за стол… - Ха-а, - хмыкнул, - «садились»… Дочка бросилась спасать меня: - Па, ну когда маме собирать всех вместе и обслуживать? Вот ты сидишь, ешь, тебе надо всё подать, убрать, а кто ж это сделает, если не она? - Ты, дочка, не объясняй этого папе, он всё равно не поймет, - вроде как поблагодарила её и обернулась к нему: - Если все еще мечтаешь о завтраках и обедах всей семьей, то для этого, я думаю, тебе надо нанять экономку... или как они там, в вашей дворянской породе назывались? Вот тогда бы она всё приготовила, поставила на стол, позвонила в колокольчик, а мы пришли бы и сели… если б я не на работе была, сын в институте... И тут он вдруг подскочил, схватил со стола нашу самую красивую чашку и со словами: «До каких пор!» хватил об пол. Я застыла над раковиной, дочка склонилась над тарелкой, а он… Он вылетел в коридор, кинулся к обувной полке и уже затряс над головой ботинком: - Развратила семью! Распустила детей! Я в испуге вскинула правую руку, осенила его крестом… но тут же, мелькнуло: не запустил бы в мой крест ботинком! Но нет, не запустил… лишь блеснули его посветлевшие глаза со сбившимися очками, хлопнула дверь. Ушёл... А мы с дочкой закрылись в спальне, сидели на кровати, она плакала, закрыв лицо руками, плечики ее вздрагивали, а я уговаривала: - Ну брось, не плач. Ты же знаешь, что он может вот так... Обойдется, опомнится, одумается, извинится… Но не тут-то было. Вдруг дверь в нашу комнату распахнулась и он прокричал: - Ну не будьте вы такими!.. Разве так можно? Кричал и еще что-то, а у меня лишь одно крутилось в голове: «Господи, хотя бы не запустил чем!» И снова началась пытка, - днями ни с кем не разговаривал, а я всё надеялась: вот-вот подойдет!.. вот-вот извинится, а он… И сегодня подошла сама: - Может, понял, что разговаривать в таком тоне с женой и дочкой нельзя? Нет, только усугубил: - Вы… вместе с сотрудничками «Рабочего» втоптали меня в грязь, я никогда вам этого не прощу. Так значит - за «сотрудничков»!.. и в который раз расплатились мы. ... После записи передачи села в свое любимое кресло: ох, хоть б несколько минут побыть одной!.. Но влетел собкор Володя Гугля, - он, де, подал заявление о выезде за рубеж: «Хуже там не будет... надо искать себя в жизни... только один раз живём... лучше там быть рабочим бензоколонки, чем здесь - журналистом». Слушала его, поддакивала, сочувствовала, согласно кивала головой… А когда ехала троллейбусом домой, подсела жена оператора Жени Сорокина и всю дорогу!.. перед моими глазами мелькала её сухая маленькая ручка, скрипел, шипел голос и на щеке иногда ощущала я брызги её слюны, - она проклинала Женьку, а я... Прижатая к стеклу… прижатая не только её боком, но и ненавистью, смотрела в окно и мне до слёз было жалко и её, и Женьку, и Гуглю, и вот эти, мелькающие за стёклами троллейбуса, исхлестанные снегом с дождём деревца... И Платона, и себя. ... В Карачев. В поезде всё болела и болела голова, поэтому до дома шла медленно, глубоко вдыхая, - может, свежий воздух поможет? Нет, не помог. А в хате холодно, сыро, серо. Присела на кровать, сунула руки в рукава. - Давай электрогрелку включу, - предложила мама. - Да нет, лучше бы печку… Стоит рядом брат, расспрашивает о новостях, - конечно, скучно ему здесь! – а я, как на грех!.. ни-че-го не могу вспомнить. Ну, нет новостей, нет! Наконец, он затапливает печку. Отогреваюсь, оживаю, чуть отступает головная боль, и понемногу начинаю подметать, мыть посуду, пол. В хате становится тепло, чистенько, - жить уже и здесь можно. Теперь строгаю замороженного кролика, что привезла с собой, чищу лук, чеснок, начинаю крутить мясо. Нет, не крутит мясорубка. Витька вынимает ножи, идет точить в коридор. Приносит, вставляет, намеревается крутить. - Да нет, я сама, - взглядываю на его руки, хочу опередить. Усмехается: - Да ты не думай... - догадывается: – Я их мыл... это они от угля черные. И вот уже - его, когда-то от замкнувшей электропроводки изуродованный палец, заталкивает в мясорубку кусочки мяса. Теперь пеку котлеты. Рядом крутится в грязнущем свитере его пятилетний сын Максон: - И почему вы с Глебом всегда такие чистые? - вдруг слышу. Сварилась и картошка. И уже мама тянется за котлетой к сковородке. - Ма, ну что ты… Сейчас подам с картошечкой, на тарелочке. - Да я уж и так привыкла, - ест с ладони. А рядом Макс тоже уплетает котлету и, поглядывая на меня, все приговаривает: - Вкусно! Как вкусно! А через какое-то время опять слышу: - Ба, дай еще одну! Ну вот, в хате чисто, тепло, пахнет котлетами, мама сидит на кровати, попивает чай с пирожными: - Спасибо тебе, спасибо, - приговаривает: - ОбрАзила нас, накормила... А мне уже надо к автобусу. И опять: ох, как же больно уезжать от них! Но там, в большом городе, – тоже родные. ... На «Амаркорд» Феллини*… Поэзия, мечта, блуждание в тумане... И домой – над туманной сыростью судка... и воздух - настой из трав… и почти сельские хатки убегающей улицы там, на дне оврага... А дома – Волошин*: Всё бытие случайно и мгновенно. Явленья жизни – беглый эпизод Между двумя безмерностями смерти. Сознанье – вспышка молнии в ночи, Черта аэролита в атмосфере, Пролёт сквозь пламя вздутого костра Случайной птицы, вырванной из бури И вновь нырнувшей в снежную метель… ... Начальники взяли меня под ручки, повели, - отметим, мол, тринадцатые зарплаты. Да нет, знала: не тринадцатые приглашают отмечать, а будут уговаривать и дальше вести «Десятый канал». И сидела в их уютненьком кабинете, и пила ликер... и не хотелось их, таких улыбчивых, огорчать, что ещё думаю: тащить ли опять эту ношу? Потом поблагодарила, встала: - Эфир же прямой... А вдруг что случится? И ушла в аппаратную. А там Миша, видеоинженер, протянул полстакана сухого вина, улыбнулся солнечно: - Ну, пожа-алуйста! Разве можно было отказаться? И такой хмель заиграл в голове легкий и устойчивый!.. Мелькали разноцветьем мониторы, успокаивающе шумела аппаратура, а мы с Мишей говорили, перебивая друг друга о Гессе, о космосе, о душе. Каким умным парнем оказался! Сразу спросил об «Игре в бисер», о Коктебеле, Волошине? Оказывается, и он поднимался к его могиле, стоял над плитой... Вот ведь как неожиданно раскрывается человек! Ходил рядом незаметный очкастый инженер-электроник, а душа оказалась такой понятной и близкой! Уже в двенадцатом часу ехала домой и думала: а, может, остаться на «десятом»? Да, хлопотно, трудно, и домой каждый день возвращаюсь в двенадцатом, но ведь интереснее, чем на втором канале делать забубенные передачи. Пожалуй, завтра скажу моим ласковым начальникам: хорошо, остаюсь. ... Обычно, когда все улягутся, приходят мои сладкие мгновенья: наконец-то никому не нужна, наконец-то свободна! И вчера, забившись в угол дивана, нацепив наушники, до часа ночи смотрела концерт Пласидо Доминго*… В такие минуты и возникает аура благости. И собственная маленькая жизнь вдруг покажется нужной не только тем, кто рядом, но и тому, кто где-то ТАМ, в неизвестной нам Вечности. Но как же стремительно тают эти мгновения! И хорошо, если входишь в привычное незаметно, но чаще... Чаще надо сделать усилие, чтобы очнуться безболезненно. ... Проснулась, вошла на кухню... Мои сиамские близнецы, то бишь сиамские коты еще дремлют на диванчике, свернувшись калачиками, но амбре!.. И сразу решила: стреляйте в меня из пистолета, режьте на части, а оставаться на кухне, снова жарить картошку, крошить салат для моих милых деток не-бу-ду! Нервы даже за ночь не успокоились. И всё - из-за них! Вчера вырвалась на наш «земельный надел» только часа в три, – пока завтрак, обед приготовила, пока пирог с яблоками испекла... И как же хорошо там работалось! Подгребла засохшие сорняки, посидела у костерка, высадила тюльпаны, побродила под березами, а когда ехала домой, думалось: как же здорово, что у нас есть этот клочок земли, на котором можно отвести душу, успокоить нервы! Вот и тепеь, умиротворённая им, приеду домой, ополоснусь под душем и сяду смотреть веселую передачу «Белый попугай»… И приехала, и ополоснулась... почти, когда вдруг услышала голос дочки: - Ты посуду за собой никогда не моешь. Лентяй!.. А в туалете опять за собой плохо смыл! Сын прокричал ей что-то из зала. - Дети, не ругайтесь! - пропела из ванной. Нет, будто не услышали. Оделась, вышла: - Сейчас же прекратите! - уже прикрикнула. Нет,
