ИГРЫ С МИНУВШИМ Гл. 21 Напитать собою ближних

1987

Если Платон не ходит за материалом для очередной статьи, то читает или пишет роман о своей жизни, а как-то отвез написанное в перепечатку и слышу:
- Рублей двести надо будет машинистке отдать…
А между тем за последние два месяца давал мне только по сто пятьдесят, так что снова буду тянуть до своей зарплаты… Да-а, на его нерегулярные заработки за выступления по области и редкие публикации в газете жить нелегко, вот и накаляются и его нервы, и мои.
…Пришел, и прямо от порога услышала:
- А я теперь нештатник в «Рабочем». 
Выпорхнула из кухни:
- Да ты что!?
И вытерла руки о фартук, чтобы всплеснуть ими:
- Радость-то какая...
- Нештатником-то взяли, - погасил улыбку: - а вот в штат не захотели. Ну, что им Горбачев* и гласность! В белых тапочках видеть её хотели, так что нечего пока ожидать от этих коммуняк.
- Ну что ж, с худой овцы - хоть шерсти клок, - попыталась народной мудростью утешить вновь испечённого нештатника… да и себя.
…Всего несколько дней муж был улыбчив, но вот - опять… Да, понимаю! Крепко кусают его коммунисты из-за его «не тем духом» наполненных статей, но всё чаще не хватает выдержки сносить его срывы.
Тогда он пришел на обед... Старалась пододвинуть ему тарелки вовремя, а он ел и молчал. Вошла дочка, бросила, шутливо:
- Чего меня то не пригласили? Может, я тоже хочу есть.
И тут Платон... И мелькнуло же: «Не зацепился б за свою любимую тему!»
- Да-а, чего ж её-то не пригласила? – Зацепился!.. и сразу стал развивать её до «глубоких обобщений»: - Не приучила семью всем вместе садиться за стол…
- Платон, - хотела притормозить его нарастающее раздражение: - собрать семью за столом можно при условии, если ритм жизни всех совпадает, а у нас: один - на работе, другой - в институте…
- Не в этом дело… - прервал, раздражаясь: - Просто ты никогда не хотела этого делать. - Пожевал, проглоти: - Да в вашей крестьянской породе вообще не имели привычки вместе обедать, ели, когда хотели.
- Ну да, - попробовала заступиться за «крестьянскую породу»: - Кто - в поле, кто – в извозе, в сарае, на огороде… Только по праздникам вместе и садились за стол…
- Ха-а, - хмыкнул: - «садились»…
Бросилась дочка мне на выручку:   
- Па, ну когда маме собирать всех вместе и обслуживать? Вот ты сидишь, ешь, тебе надо всё подать, убрать, а кто ж это сделает, если ни она?
А я вроде как поблагодарила её:
- Ты, дочка, не объясняй этого папе, он всё равно не поймет.
И обернулась к нему:
- Платон, если все еще мечтаешь о завтраках-обедах всей семьей, то для этого, я думаю, тебе надо нанять экономку... или как они там, в вашей дворянской породе, назывались? Вот тогда бы она всё приготовила, поставила на стол, позвонила в колокольчик, а мы пришли и сели…если бы все дома были.
И тут он вдруг подскочил, схватил со стола нашу самую красивую чашку и со словами: «До каких пор!» хватил ею об пол. Я застыла над раковиной, дочка склонилась над тарелкой, а он… Он вылетел в коридор, кинулся к обувной полке и уже затряс над головой ботинками:
- Развратила семью! Распустила детей!
В испуге я вскинула правую руку, осенила его крестом и тут же, мелькнуло: «Не запустил бы в мой крест ботинком!» Но нет, не запустил. Лишь блеснули его посветлевшие глаза со сбившимися очками, и он хлопнул дверью. Ушёл… А мы с дочкой закрылись в спальне, сидели на ее кровати, она, закрыв лицо руками, плакала, плечики ее вздрагивали, а я уговаривала:
- Ну, брось, не плач. Ты же знаешь, что он может вот так... Обойдется, опомнится, одумается, извинится…
Но не тут-то было. Вдруг дверь в нашу комнату распахнулась… возвратился!.. и он прокричал:
- Ну не будьте вы такими!.. Разве так можно?
Кричал и еще что-то, а у меня лишь одно крутилось в голове: «Господи, хотя бы не запустил чем!»
И снова началась пытка. Днями он ни с кем не разговаривал, а я всё надеялась: вот-вот подойдет!.. вот-вот извинится, а он… И сегодня подошла сама:
- Может, понял, что разговаривать в таком тоне с нами нельзя?
Нет, только усугубил:
- Вы… вместе с сотрудничками «Рабочего» втоптали меня в грязь. Я никогда вам этого не прощу.
Значит, за «сотрудничков», - и в который раз! - расплатились мы?
… После записи передачи вошла в кабинет, села в свое любимое кресло: «Ох, хотя бы несколько минут побыть одной!» Но влетел Володя Гугля: он подал заявление о выезде за рубеж!.. «Хуже там не будет... надо искать себя в жизни... только один раз живём... лучше там быть рабочим бензоколонки, чем здесь собкором. Слушала его, поддакивала, сочувствовала, согласно кивала головой… А когда ехала троллейбусом домой, подсела жена оператора Жени Сорочкина и всю дорогу!.. перед моим лицом мелькала её сухая, маленькая ручка, скрипел, шипел голосок, на щеке я ощущала брызги её слюны, - проклинала Женьку, - и, прижатая к стеклу… прижатая не только её боком, но и ненавистью, смотрела в окно и мне до слёз было жалко и её, и Женьку, Гуглю… и мелькающие за стёклами троллейбуса исхлестанные снегом с дождём деревца… и Платона, и себя.
… И снова - в Карачев. В поезде всё болела и болела голова, поэтому до дома шла медленно, глубоко вдыхая, - а вдруг свежий воздух поможет? Нет, не помог.
А в хате холодно, сыро, серо. Присела на кровать, сунула руки в рукава. Подошла мама, посмотрела на меня, сочувственно покачала головой:
- Давай электрогрелку включу. 
- Да нет… Лучше бы печку затопит. 
Стоит рядом брат, расспрашивает о новостях, - скучно ему здесь, конечно! – а я, как на грех!.. ни-че-го не могу вспомнить. Ну, нет новостей, нет!
Наконец, он затапливает печку. Отогреваюсь, оживаю, чуть отступает головная боль, и понемногу начинаю подметать, мыть пол, посуду. В хате становится тепло, чистенько, - жить уже и здесь можно. Теперь строгаю замороженного кролика, что привезла с собой, чищу лук, чеснок, начинаю крутить мясо. Нет, не крутит мясорубка. Витька вынимает ножи, идет точить в коридор. Приносит, вставляет, намеревается крутить.
- Да нет, я сама, - хочу опередить его.
Усмехается:
- Да ты не думай, - догадывается: – Руки я мыл, это они от угля такие черные.
И вот уже - его, когда-то от замкнувшей электропроводки изуродованный палец, заталкивает в мясорубку кусочки мяса...
Теперь пеку котлеты. Рядом крутится в грязнущем свитере пятилетний племянник Максони в друг слышу:
- И почему вы с Глебом всегда такие чистые?
Сварилась и картошка. И уже мама тянется к сковородке за котлетой.
- Ма, ну что ты… Сейчас подам с картошечкой, на тарелочке.
- Да я уж и так привыкла, - ест с ладони.
А рядом Макс тоже уплетает котлету и, поглядывая на меня, все приговаривает:
- Вкусно. Как вкусно!
Ну вот, в хате чисто, тепло, пахнет котлетами, мама сидит на кровати, попивает чай с пирожными, приговаривает:
- Спасибо тебе, спасибо. ОбрАзила нас, накормила... Спасибо.
А мне уже надо на автовокзал идти. И опять: «Ох, как же больно от них уезжать! Но там, в Брянске, тоже мои родные».
… На «Амаркорд» Феллини*. Поэзия, мечта, блуждание в тумане...
И домой - через Судок, сквозь туманную сырость оврага. И воздух - настой из трав… и Феллини… и улицы словно чужие.
А дома - Максимилиан Волошин*:
                Всё бытие случайно и мгновенно.
                Явленья жизни – беглый эпизод
                Между двумя безмерностями смерти.
                Сознанье – вспышка молнии в ночи,
                Черта аэролита в атмосфере,
                Пролёт сквозь пламя вздутого костра
                Случайной птицы, вырванной из бури
                            И вновь нырнувшей в снежную метель…
… Накануне Нового года мои начальники взяли меня под ручки, повели: отметим, мол, «тринадцатые зарплаты». Да нет, знала: не «тринадцатые» приглашают отмечать, а будут уговаривать и дальше вести «Десятый канал». И сидела в их уютненьком кабинете, пила ликер, потом коньяк… И не хотелось их, таких улыбчивых, огорчать, что ещё думаю: тащить ли опять эту ношу? Потому поблагодарила, встала:
- Эфир же прямой... А вдруг что случится?
И ушла в аппаратную. А там Миша, видеоинженер, протянул полстакана сухого вина:
- Ну, пожа-алуйста, Галина Семеновна! Ведь совсем скоро Новый год! 
И улыбнулся солнечно. Разве можно было отказаться? И такой хмель во мне заиграл легкий, устойчивый! Мелькали разноцветьем мониторы, успокаивающе шумела аппаратура, а мы с Мишей говорили, перебивая друг друга о Гессе*, о космосе, о душе. Каким умным парнем оказался! И почему сразу спросил об «Игре в бисер», о Коктебеле, о Волошине? Оказывается, и он поднимался к его могиле, стоял над плитой. Вот ведь как неожиданно раскрывается человек! Ходил рядом очкастый, не очень-то заметный инженер-электроник, а душа оказалась такой понятной, близкой!
Уже в двенадцатом часу ехала домой и думала: «А, может, остаться на «десятом»? 
Да, хлопотно, трудно. И домой каждый день возвращаюсь в двенадцатом. Но ведь интереснее, чем делать забубенные передачи на втором? Пожалуй, скажу завтра моим ласковым начальникам, что остаюсь. 
… Обычно, когда все улягутся, приходят мои сладкие мгновенья: «Наконец-то никому не нужна и свободна!» А вчера, когда все уснули, укрывшись плетом и надев наушники, до часа ночи смотрела концерт Пласидо Доминго*… Вот в такие минуты и возникает аура благости. И собственная маленькая жизнь покажется нужной не только тем, кто рядом, но и тому, кто где-то ТАМ, в неизвестной нам Вечности. Но как же стремительно тают эти мгновения! И хорошо, если входишь в привычное незаметно, но чаще...
Чаще надо сделать усилие, чтобы очнуться.
… Проснулась, вошла на кухню... Мои сиамские близнецы, то бишь сиамские коты еще дремлют на диванчике, свернувшись калачиками, но амбре!.. И сразу решила: стреляйте в меня, режьте на части, а оставаться на кухне, снова жарить картошку, крошить салат для моих милых деток не-бу-ду! Нервы даже за ночь не успокоились из-за них!
Вчера-то… Вырвалась я на наш «земельный надел» только часа в три, – пока завтрак, обед приготовила, пока пирог с яблоками испекла… И так-то хорошо там работалось! Подгребла засохшие сорняки, посидела у костерка, высадила тюльпаны, побродила под березами, а когда ехала домой, думалось: «Как же здорово, что у нас есть этот клочок земли! Вот сейчас приеду домой, ополоснусь под душем и сяду смотреть веселую передачу «Белый попугай»… И приехала, и почти ополоснулась, когда услышала  голос дочки:
- Ты посуду за собой никогда не моешь! И в туалете опять плохо за собой смыл!
А сын что-то раздражённо прокричал ей из зала. 
- Дети, не ругайтесь! - пропела из ванной:
Нет, будто и не услышали. Оделась, вышла:
- Сейчас же прекратите! - уже прикрикнула и я.
Нет, ноль внимания. Ну, и сорвалась... В