Он пристально посмотрел на меня. Какая-то мысль глубокой грустью выразилась во взгляде. Очень смутившись, я решил, что невольно задел своими словами сокровенное. Но лицо его, вдруг, необычайно ожило, он печально улыбнулся и заговорил.
- Как вы хорошо до этого заметили: чтобы учиться на ошибках, надо их еще и признавать за собой. Я же докончу мысль. Мало их признавать, хорошо бы к тому иметь твердую уверенность, определяя, где в вашей жизни случается ошибка, на которой бы стоило поучиться. Ваш покорный слуга совершил их великое множество в своей молодости; мало того, из огромного самолюбия, не признал ни одну, за что потом тяжело поплатился. Банальная история. Вам, верно, будет скучно.
Я красноречиво молчал, решительно готовый всюду следовать за мыслью собеседника. Он снова печально улыбнулся и продолжил.
- С детства я уразумел, что некоторые воззрения людей окружавших меня, касаемые вопросов религии, образования, государства - самых насущных и фундаментальных, никак не справедливы и к действительному положению вещей имеют отношение сугубо фантастического характера. Удивительно было притом наблюдать, как рьяно защищают люди свои ложные положения, с каким самозабвением они доказывают то, до чего с практической стороны им и дела нет. Никто не может потерпеть другого мнения; вы замечали, как фанатичны становятся приверженцы популярных взглядов, когда кто-то высказывается им наперекор? Вся эта агрессивность, верно, от недостатка ума...
Освободившись от заблуждений толпы, разрешите так выразиться, я стал искать что-то свое, что-то способное упорядочить мою жизнь, принести умиротворение. Это были университетские годы, самые беспутные годы. Страшно вспомнить, какими идеями порой я загорался, какие ужасные мысли бродили в моей голове. Но ничто так и не осело окончательно: я все отбрасывал, как неугодное. Руководствуясь Сократовским - "я знаю, что ничего не знаю", я был фактически неуловим для всякого рода предрассудков, суеверий, заблуждений. Но кто я был? Человек, практически, без убеждений - представляете себе? Да, это, действительно, необычно, необычайно... Особенно, если учесть юношеский максимализм, не терпящий никакой неопределенности в чем бы то ни было. Ни принципов, ни идеалов, ни авторитетов - ничего. Но поверьте, я искал... Считаете, что это была моя ошибка? Нет, она случилась дальше.
Моя бескомпромиссная уверенность в себе сильно злила товарищей по учебе. Они считали меня самодовольным, лицемерным глупцом. И отчасти, скажу, были правы. Каждый день я испытывал на себе их насмешки. Учителя тоже не любили меня. Решительно, я был повсеместный изгой, что, правда, меня мало волновало. Однажды случилось то, что должно было: броня не выдержала.
Наш учитель философии пользовался расположением среди учащихся за свою толерантность. Он говорил - неважно каких убеждений человек, лишь бы он был честен. Но я не понимал, как это вообще может быть: как можно оставаться честным, принимая любые взгляды. И знаете, однажды, посреди занятий, когда он в очередной раз долго, пространно рассуждал на эту тему, я не выдержал. Праведный гнев поднялся во мне, и я высказался. Как я говорил, как выглядело мое лицо, как звучал голос. В тот момент я казался себе праведником, готовым идти до конца. Но все так смеялись, так смеялись... Должно быть, со стороны это выглядело комично... Мне стыдно вспоминать до сих пор, хотя я и твердо знаю, что был прав. Ах, этот ложный стыд перед общим мнением... Они засмеяли меня, а учитель со снисходительной улыбкой, словно какому-то умственно отсталому, начал разъяснять очевидные вещи, нарочито упрощенным языком. Они просто издевались, все... После этого случая я сделался очень мрачным человеком, но все еще продолжал считать себя правым. Правда во мне больше не было той энергии, не было и решительности... Время шло, я больше не мог отвергать с той душевной силой, как раньше, все, что казалось мне несправедливым. Скоро я сделался человеком твердых, непреклонных убеждений. Я защищал их с той же решительностью, с какой раньше отвергал все, что было мне не по душе...
