- Всё, Петрович, пора мне…
Серёжка подтянул лямки рюкзака, примерился, вновь подтянул. Оглянулся на Петровича. Тот сидел за столом и продолжал подписывать конверты.
- Петрович, опоздаю!
- Не опоздаешь. – Тот, покончив с писаниной, запечатывал конверты. – Пять часов ещё до поезда. А тебе топать – от силы часа два-три… Сиди. Чай ещё попьём…
- Да некогда мне с тобой чаи распивать! – в сердцах отозвался Сергей, но рюкзак сбросил. – Меня море ждёт, а ты здесь… С письмами со своими… Раньше, что ли, написать не мог? – Серёжка недовольно бурчал, а сам и чайник на плиту поставил, и сухари из стола достал, и сигарету закурил. – Столько время впереди было – нет! В последний момент всё!..
- Мне одну ложку сахара, - не оборачиваясь, подал голос Петрович.
- Да знаю я, знаю…
Сергею не сиделось. Отпуск, первый в жизни, уже десять часов, как наступил, а он всё ещё здесь, на метеостанции! С этим, старым ворчуном… И, ведь, понятно же: так же сидел бы сейчас на вокзале в ожидании поезда, пялился бы в замызганный пол да выходил каждые пять минут курить… Нет! Не терпелось! Пусть – пол, пусть - курево до тошноты!.. Но не здесь, не на метеостанции уже душа, а на югах, в песочке греется.
- Я – всё!.. – Петрович тяжело повернулся вместе с табуретом. – На, держи! – протянул перетянутую резинкой стопку писем. – Серёж, только я тебя опять прошу: отправь из Анапы, не забудь.
- Ну, сколько повторять можно?! Сделаю, обещал же… НА чай, - протянул он кружку.
Петрович принял её в ладони, погрел пальцы.
- Обещать-то обещал, а там винишка примешь , да девочки в юбчонках… Забудешь обо всём.
Серёжка не ответил. Смолил сердито в сторону.
Скрипнула дверь, и в неё втиснулся станционный пёс Дружок. Уселся рядом с Сергеем, отвернулся безразлично к окну.
- И, Серёж, не забудь про Беляева. Зайди. Я тебе, вот, здесь всё записал: адрес, как звать, телефон. Но это уже ближе к отъезду. Познакомишься заодно. Он долго со мной работал, лет пять. Правильный мужик.
Сергей и письма, и записку положил под рюкзачный клапан и опять – молча и сердито – уставился в угол.
Петрович тяжело вздохнул.
- Ладно. Вижу – не терпится… Иди, Серёж… С Богом. Счастливо тебе.
Обнялись, пожали руки.
- Бывай, Петрович, не грусти. Через месяц вино пробовать будем, а не «казёнку» твою. Бывай.
Сергей, двадцатитрехлетний метеоролог, слегка сгорбившись под тяжестью рюкзака, зашагал по тропинке. Рядом, провожая его, семенил Дружок.
Скрылись в ущелье.
Петрович перекрестил напарника вслед и вернулся в избушку. Чай в кружке до сих пор парил. Отхлебнул, ещё разок. Закурил.
Месяц… Взглянул на пыльный, с паутиной по левому краю календарь. Долго как ждать – то… А, может, и оказия какая–нибудь случится, раньше весточка придёт… Ладно, чего гадать…Дизелёк, давай, смотри. Со вчерашнего уже барахлит.
Залпом допил чай и вышел наружу. Дружок уже вернулся. Сидел у порога и что – то яростно вычесывал лапой из шерсти.
ГЛАВА 1
- Ну, и как тебе у нас? Понравилось? – Беляев, высоченный дородный бородач лет тридцати пяти, подлил в рюмки, придвинул Сергею блюдо с шашлыками. – Ты ешь, ешь! А, может, тебе винишко под мясо, а? Я-то больше водочку уважаю, но – кому как… Винца?
Сергей отрицательно замотал головой. Говорить не мог: рот был полон сочного ароматного мяса. Не то, что ответить – прожеваться не мог. С трудом проглотил вкуснятину, поднял рюмку.
-Давай! Будем! За Алексея Петровича давай!
Они выпили, потянулись к зелени.
- Как он там? Жив - здоров?
- Да ну его! – отмахнулся Сергей. – Как нянька, честное слово! Опекает, опекает, как наседка. А так-то – здоров! Закалённый мужик.
- Чего, до сих пор у родника купается?
- А то! – Серёжка снова впился зубами в мясо. – Комиссия по осени приезжала. Лужи замерзли, а он их в шортиках встречает, представляешь?! Во! А ты говоришь…
- Ну, давай ещё по одной…
Хорошо сиделось им на веранде. Неестественно черное небо с мерцающими звёздами. Желтый абажур над головой. Теплый, будто осязаемый воздух, наполненный дурманом чего-то цветущего, незнакомого. Горячий шашлык. Холодная водка. И, главное – разговор о родном и знакомом им обоим. Только одного из них это «родное и знакомое» ожидало через несколько дней. А другого, скорее всего, уже не ожидало. И это вот – невозможность повторить или вернуться в любимое прошлое - это накладывало какую-то грусть и тоску в слова бородача.
- Эх, напрасно ты, Серёга, сразу мне не позвонил! – с сожалением и даже, кажется, легкой обидой проговорил Беляев. – Чего жильё снимать? Жил бы да жил у меня. И море рядом… Порассказывал бы, как вы там… Снится часто… хорошие времена были…
Он вздохнул.
- А вы… а ты чего уехал?
- Да-а… Влюбился… Потом женился… Детишки, тоси-боси…
- Скучно, наверное, было?
- Это человек бывает скучный. А работа скучной не бывает. Где бы не жил.
Сергей улыбнулся:
- Это я уже слышал. От Петровича.
Беляев тоже улыбнулся.
- А чего ты хоч ешь?! Через одну бурсу прошли!
- Эт точно! Учитель только у нас, кажись, немного не в себе: бурчит и бурчит. Все не по нему. И, ведь, хитрован, не напрямую, а как-то так подойдёт… Как оплёванный стоишь, как дурак. И чего, думаешь, прямо не скажет?! Нет, намёками надо…
- Дурак ты, Серега, - устало сказал Александр. Сергей недоуменно уставился на него пьяненькими глазами.
- Чего ты?.. Это почему я дурак?
Беляев покрутил головой, будто давил воротник рубашки, пододвинул тому пепельницу.
- У тебя сейчас пепел упадёт.
Сергей перевёл взгляд на свою руку с сигаретой, стряхнул пепел.
- Чего это я дурак? Объясни! – И он со стулом придвинулся к Беляеву. – Меня дураком ещё никто не называл! – В голосе его проявилась обида и вызов.
Александр невесело усмехнулся.
- Брось. Не заморачивайся. Давай, выпьем лучше…
- Нет! Ты сначала мне объясни: на хрена ты меня обозвал? – Сергей всё-таки поднял рюмку и выпил. Скривился, потянулся за зеленью. - Я тебя что: обидел, что ли? А ты – сразу «дурак»! Объясни!
Беляев тяжело вздохнул.
- Серёжа, как тебе мои хоромы?
- Да подожди ты, Саш! Не увиливай! «Хоромы»… Нормальные у тебя хоромы! Шикарные! Ты мне про «дурака» ответь!
- Так это не мои хоромы. Это Петровича дом. – И Саша выпил свою рюмку.
- О, как… - только и произнёс Сергей, откинувшись в изумлении на спинку стула. – О, как… - И уже внимательно огляделся вокруг. И снова сказал: - О, как…
- Чего заокал? – усмехнулся Саня. – Моё это сейчас, моё. Махнулись с Петровичем жильём. Не глядя.
- Да ты что?! А у тебя что, тоже дом был?
- Ага. Пятиэтажный. А на втором этаже – моя клетуха. Двенадцать метров плюс кухня. И все удобства совмещенные. На 58-й параллели.
На веранду выглянула Светлана, жена Беляева.
- Ребята, вам где постелить? На веранде, может?..
- Свет, да я сам постелю. Брось, вон, бельё… Сами постелим.
- Ладно, сейчас…
- Он бы и от моей квартиры отказался, - продолжил Сашка. - Но вдруг, говорит, друзья приедут? Или самому перекантоваться надо будет?.. Человеку без угла нельзя! Даже если его туда не манит.
- Так, это он… домище этот - на однокомнатную?.. На твою поменял?.. А зачем? – Сергей ничего не мог понять. Да ещё хмель этот в голове… Во! Закусить надо! Мясом! Как его Саня замечательно приготовил!
Беляев пожал плечами.
- Не знаю. Может, пожалел меня. У меня уже двое ребятишек было…
- Ни хрена себе жалость! Он что, на всю голову больной?! Полжизни безбедно жить можно!
- Да, - согласился Сашка. Встал, начал стелить постели.
- Сань, а у него, у самого-то семья была? А то странно: не старый мужик ещё, а какой год бобылём на станции отирается. И даже в отпуск никуда не ездит! – Серёжка с удовольствием наполнил стаканы. – Эх, хорошее винишко у тебя! У нас в магАзинах бодяга какая-то, а не вино… Я ему говорю: «Чего сиднем сидишь? Съезди куда-нибудь, развейся…» Он же даже в город не спускается! Если что-то надо – или я приношу, или друзья забрасывают. А у него, гляди-ка – домище на море был! Чудеса!
- Серёж, а что, бывает кто у вас? – Александр натянул наволочки на подушки, взбил их, бросил на диван. Огляделся. Увидел полную окурков пепельницу, вытряхнул в ведро и вновь уселся за стол.
- Славка приходит. Ребятишек из класса через перевал в каникулах таскает. Ну, попутно и к нам… Раза два в год друзья Петровича прикатывают. Порыбачить, по горам полазить. Саш, а мы же баню закончили! – оживился, вспомнив, Сергей. – Раздевалку вагонкой обшили! И ступени к самой запруде выложили!
- Да ты что! – равнодушно изумился Беляев. – Красота. Сам-то паришься?
- Научился! Никогда баню не любил, а здесь за уши не вытащишь!
- Обустраиваетесь, значит… - Александр бездумно катал по тарелке огурец, но смотрел куда-то в сторону, в окно со звездной темнотой. – А Петровичу пишет кто-нибудь?
- Не-а, - удрученно протянул Сергей, будто не писали именно ему. – Я, когда в прошлом году устроился на станцию, один лишь раз видел, что ему почта пришла. То – олстая такая пачка! – показал он пальцами. – На год читать хватит! – хихикнул он некстати.
Хозяин мельком взглянул на него и вновь уставился в окно.
- А тебя он просил письма отправить? – спросил он глухо. – Отсюда, из этого города?..
Сергей перестал жеваться, уставился на Сашку.
- А ты откуда знаешь? Я, как только сюда прикатил, сразу сбросил… А то, думаю, забуду потом. Ты - то откуда знаешь, Саш?
- Ты адреса смотрел на конвертах?
- А как же! – Он смутился. – А что, нельзя было?
- И что, не удивился?
- Как не удивился?! Это ж наш, станционный адрес! А отправления адрес – твой, оказывается! Я ещё подумал: чудит старый! Сам себе пишет! Иль конверты, что ли, со штемпелями коллекционирует? Коллекционирует, да?.. – с какой-то надеждой сунулся он к Александру.
- Коллекционирует… Ты ешь давай, а то запьянеешь раньше времени.
- Да я ем… - отмахнулся тот. Любопытство распирало его. – А зачем, Саш? Я понимаю: марки… А конверты?.. Я тебя еще, кстати, спросить хотел: ты за домик-то много доплачивал? Не-е, если не хочешь – не говори, - выставил он ладошки перед грудью. – Интересно просто…
- Много, - ответил Александр. – «Ничего» называется. До сих пор расплачиваюсь. Бери стакан.
Г Л А В А 2
Метеостанцию установили ещё в далёком семидесятом году, поздней весной.
Бревенчатая избушка для персонала на три комнатушки: общая, радиорубка, спальня; дизель – генератор, дощатый склад. Чуть повыше, на небольшом плато – аппаратура и оборудование.
Забрасывали всё – и лесоматериалы, и цемент с песком, и бочки с соляркой, и оборудование – все-все-все – вертолётами, благо, военные не скупились на технику: район входил в сферу их внимания.
Через неделю станция выдала первые результаты.
Территория вокруг ещё долго напоминала захламленную стройплощадку. Но проклюнулась трава, деревья покрылись листвой, сошел снег – и запахло обустроенным жильем.
Разные времена видала станция на своём веку. Процветала, когда это требовалось воякам, беременела различной диковинной аппаратурой, раздувала штат, отстраивалась, становилась полигонной площадкой для стажеров.
Хирела в тяжкие девяностые, когда
