| «Изображение» |  |
Она уже вымахала за два метра, обогнала меня в росте, а мы всё еще зовем ее ласково-уменьшительно: «Сосенка». Она росла на обочине трассы, за кюветом, на болотистой почве, среди сотен таких же сосенок-ростков, появившись на свет трепетным стебельком из случайно занесенного зернышка расклеванной птицами шишки. Не завидна у нее была судьба: расти на болотине, в зыбких грунтах, раскачиваясь на ветру и поглощая килограммы вредных выбросов из проходящего рядом шоссе. Она изо всех сил тянулась бы к солнцу, и выросла тонким, хилым деревцем в окружении таких же точно чахлых и хилых сосенок-сестер, в отчаянной борьбе с ними за солнечный лучик и глоток чистого воздуха. Может, она и дожила бы до своего совершеннолетия и стала стройным высоким деревом, но, скорее всего, так и осталась бы чахлым прутиком на болоте. И очень вероятно, что в один прекрасный деть пала бы под топором беспощадного дорожника, или была раздавлена грубым сапожищем грибника.
На ее счастье, мимо проезжал я. Остановился, достал лопату и выкопал нежное и хрупкое растение, привез на свой дачный участок и там ее посадил. Она долго и болезненно приживалась на новом месте, ведь пересадил я ее варварски, с нарушениями всех мыслимых и немыслимых агротехнических норм и законов, и мы всей семьей ходили за ней, как за хворой бабой. И сколько же радости было, когда весной Сосенка наша распрямилась, зазеленела и выкинула первые «свечки»!
Когда деревце немного окрепло, мы решили его облагородить, сформировать крону, руководствуясь найденным в дебрях интернета загадочным японским словом "бонсай". В начале июня, когда сосенкины "свечки" (побеги) уже вот-вот готовы были раскрыть свои иголки, мы тщательно оборвали эти побеги, то есть, скрутили каждый пополам. Можно было, конечно, и проще и быстрее - ножницами, но где-то услышалось, что надо именно скручивать руками. Пришлось изрядно таки попотеть, а как было больно самим, вроде бы от нас отрывали эти побеги, но зато - сколько же было радости, когда "свечки" раскрылись, и деревце наше превратилось в пушистую куколку. А на следующий год!.. А через год!..
И сегодня она радостно колышет ветками, наслаждаясь жизнью на открытой поляне, на свежем и чистом воздухе, под щедрыми солнечными лучами, в окружении неги и тепла, как солнечного, так и нашего душевного. Не надо никуда тянуться, не надо ни с кем бороться, не надо бояться топора дровосека. Живет моя Сосенка и радуется жизни, и радует нас. Зимой собираемся встретить с ней Новый год. Нарядим в игрушки, повесим гирлянды, и будем водить вокруг нее хороводы. И она будет глядеть на нас, и радоваться вместе с нами. Она обязательно будет радоваться, ведь нам так хорошо вместе.
Долгими вечерами, когда за окном пасмурно и неуютно, и льет противный холодный дождь, и даже в окно смотреть не хочется, а не то, что выходить на улицу в этакую-то мокреть – я ловлю себя на мысли, что скучаю без моей Сосенки. Все хорошо в моей жизни, все – ладно, светло и тепло, и даже уютно, а вот чего-то не хватает. Никто не качается на ветру, не встречает меня призывно трепетным колыханием густых зеленых веток… И я сажусь в машину и еду к моей Сосенке. Еду через этот ужасный, грохочущий железом город, кляня все на свете, продираюсь сквозь жуткие пробки и заторы, а потом еще и по шоссе сто сорок верст… Не могу не ехать, я знаю, что она ждет, и я не могу обмануть ее ожидания. Я взбираюсь на нашу горку, подхожу к Сосенке, и она раскрывает навстречу мне свои колючие объятья. Я обнимаю ее пахнущий свежей хвоей стан. Здравствуй, милая… |