всегда есть конец, как дно у колодца. А добро – оно безгранично, как безгранична бездна неба или океана. Зло – оно приносит радость отдельным людям, а остальным - горе. Добро – оно повседневно, его не все замечают, а зло – ярко, и поэтому приносит больше огорчений.
- Твоими устами говорит Тенгри.
Василий смущенно улыбнулся:
- Я делаю то, что требует моя вера. До встречи, Важдай. Мне пора…
Василий сел на коня, а Важдай и северяне долго смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду.
* * *
Василий подъехал к дому Ксантоса, когда солнце уже пыталось спрятаться за горизонт. У коновязи было пусто, если не считать немого, который стоял, понурив голову и держа в руках свой колоду. Василий сделал вывод, что у Ксантоса никого нет. Он привязал своего коня и вдруг услышал низкий хриплый голос:
- Если хочешь жить, то ночью не спи.
От неожиданности Василий не сразу даже сообразил, что сказано все это было по-славянски. Он обернулся. Все так же смотря в землю, седой добавил:
- К тебе придут. – Немой, медленно переставляя ноги, пошел прочь.
Ксантос вроде бы и обрадовался Василию, но его бегающие глаза и дрожащий голос выдавали какой-то испуг.
- Приехал? Может покушаешь? У меня есть запеченное мясо и творог. Есть еще финики и вино.
Василий покачал головой:
- Я ничего не хочу. Я много дней не слезал с коня и хочу только спать.
- Пойдем, я провожу тебя в твою комнату.
Комната, в которую Ксантос привел Василия, находилась в самом конце коридора. Прямо напротив двери в комнате находилось одно маленькое окно, в которое не пролез бы даже ребенок. Под стать окну также мала была и комната. В ней едва размещалась одна широкая лавка, на которой можно было спать, и небольшой стол. Василий усмехнулся. Из этой комнаты можно выбраться только одним путем: через длинный коридор. Но и попасть в комнату можно только также.
Как только Ксантос ушел, Василий закрыл на щеколду дверь и достал из своего мешка четыре бамбуковые палки, каждая длиной с локоть руки. На концах палок находились металлические зажимы, при помощи которых одна палка вставлялась в другую. Так Василий собрал одну длинную. Затем к концу палки прикрепил металлическую планку, к концам которой прикрепил обоюдоострые лезвия. Получилось что-то наподобие трезубца. Василий приготовил меч, сел на пол рядом с дверью и стал ждать.
Ночь прошла тихо, но как только чуть начало светать, за дверью раздался дрожащий голос Ксантоса:
- Василий, открой. Там что-то с твоим конем.
Василий тихо поднялся на ноги и, не подходя к двери, древком трезубца нажал на щеколду. Едва послышался звук открывающейся щеколды, как в окно влетела стрела и воткнулась в дверь. Сразу же после этого дверь открылась и в комнату кто-то ввалился. Василий молча рубанул мечом, раздался хрип, и ему под ноги упал труп. В темноту раскрытой двери на уровне пояса Василий резко ткнул трезубцем и почувствовал на конце тяжесть обмякшего тела.
Переступая через поверженных, Василий коленом ноги задел еще кого-то. И сразу же раздался визг Ксантоса:
- Не убивай.
Оттолкнув его ногой, Василий двинулся дальше по коридору и увидел на фоне открытой двери силуэт еще одного нападавшего. Все это было похоже на рассказ отца, когда Людоту из дома на улицу выманивали сарацины.
«Со мной это не пройдет. – Подумал Василий. – Сейчас я вам покажу, что такое обученный воин».
Резко бросившись вперед, он снизу вверх ударил стоявшего в дверях. Не видя никого в темноте коридора, противник замертво упал после этого удара. Василий выбежал из дома и сумерках разглядел стоявших перед ним с обнаженными мечами троих хазар, а за ними - с приготовившимся стрелять из лука Ганукея и Феликса. Он не стал ждать нападения, а сам бросился на врагов. Василий наносил удары мечом, отмахивался трезубцем с острыми лезвиями, и все время двигался, двигался, двигался… Он бросался то в одну сторону, то в другую, то припадал к земле, а затем прыгал вверх, да так высоко, что от земли отрывался почти что на целый человеческий рост.
Ганукей пытался прицелиться из лука в этого на первый взгляд хаотично двигающего воина, но ничего не получалось: Василий раз за разом оказывался вне зоны прицела.
- Шайтан, настоящий шайтан. – Зло цедил сквозь зубы Ганукей.
А уже тем временем один из хазар, поверженный трезубцем, оказался на земле. Другой – раненый в руку, отбросил щит и перехватил меч в здоровую руку. Из-за угла вышел бывший «немой» с оглоблей в руках и сзади ударил одного из хазар, а Василий окончательно добил раненого.
Ганукей, уже не боясь попасть в своих воинов, наконец-то пустил стрелу, но стрела пролетела выше опять припавшего к земле Василия, а затем бросившегося в сторону Ганукея и Феликса. Доставать новую стрелу было уже некогда, и хазарин и ромей скрылись за углом дома.
Забежавший за дом Василий уже их не увидел и с сожалением вернулся.
- Ты ловко обращаешься с мечом. – Промолвил седой. – Я слышал, как о тебе рассказывали хазары и этот ромей. А теперь я еще и увидел.
- А ты, я смотрю, с легкостью обращаешься с оглоблей. Так старик не может. Зачем притворяешься?
- Могут продать и увезти отсюда на край света, мне так далеко не хочется. Давно бы хозяин продал, но никто не покупает, так как думают, что я старик, а мне нет еще и тридцати лет.
Стало уже почти светло, и Василий по-новому взглянул на раба. Перед ним стоял уже не сгорбленный старик, а стройный мужчина с широко распрямившимися плечами, но совершенно седой головой.
Из дома показался Ксантос. Он упал на колени и протянул руки:
- Прости, не убивай... Меня заставили... Пощади... Я выкуп дам...
- Что ты можешь дать, пес смердячий?
С появившейся надеждой на сохранение жизни Ксантос, передвигая колени, подполз к Василию:
- Проси чего хочешь, но только не убивай.
- Червивая твоя душа! Таких и убивать противно. - Василий убрал в ножны свой меч. - Говоришь, что я могу что хочешь просить?
- Да, да! Проси чего хочешь.
- Хорошо. Тысячу солидов. - Василий еле сдержал улыбку.
У Ксантоса округлились глаза, и он жалостливо простонал:
- Но у меня нет таких денег.
- А сколько есть? - Василий искоса взглянул на седого раба, который с презрением на лице смотрел на этот торг, не понимая, что над Ксантосом просто издеваются.
У Ксантоса после такого щекотливого вопроса, касающегося его денег, шаловливо начали бегать глаза, смотря то в одну, то в другую сторону и выдавая его волнение.
- Ладно, успокойся. Не нужны мне твои деньги. - После этих слов Василия Ксантос глубоко вздохнул, но в то же время выражение страха опять появилось на его лице. - Отдашь мне своего раба и катись отсюда на все четыре стороны.
- Хорошо, бери. - Ксантос вскочил на ноги и начал кивать головой. - Он теперь твой. Покушать не желаете? Я денег не возьму. Это угощение от чистого сердца.
- Не надо ничего. - Встрял в разговор седой.
Ксантос, непривычный к тому, что бывший его раб заговорил, испуганно на него взглянул и убрался прочь.
- Еще добавит что-нибудь в еду. - Пояснил седой. - Таким подлым людям человека отравить - раз плюнуть.
- Думаешь сможет?
- Этот сможет. - Утвердительно кивнул седой.
- Вот ты и остался без хозяина. Считай, что теперь твой хозяин я, можно сказать - перешел по наследству... И первое, что я хочу сделать, - это отпустить тебя на волю. Давай сейчас твою колоду собьем.
- Зачем сбивать? От нее просто освободиться. - Седой согнулся, поколдовал с обручами на ногах, и они расстегнулись.
- Зачем же ты ее таскал?
- По ночам я ее снимал, а чтоб никто не догадался, что ее можно снять, приходилось днем ее таскать.
- Значит это ты был ночью, когда я освобождал полон?
- Я.
- Ты же из славян. А почему с нами не пошёл?
- Не верил я, что у тебя получится от погони избавиться. Но и не помочь тебе ночью я не мог. Ты помоги лучше мне от обруча на шее избавиться.
Василий достал нож, и стал им ковыряться в замке обруча. Его рука с надетым на запястье браслетом оказалось напротив глаз бывшего раба.
- Откуда он у тебя? – Седой крепко вцепился своими руками в плечи Василия, и от нетерпения они у него дрожали. – Скажи, это браслет Деяна? Ведь это он его сделал?
Василий опешил от всех этих вопросов и, медленно произнося слова, ответил:
- Не-ет. Этот браслет сделал мой дед.
- Твой дед? – У разочарованного этим ответом седого ослабла хватка рук.
Василия осенила догадка, и он медленно вынул из ножен, спрятанных под рубашкой на груди, другой нож и поднес его к глазам седого. На клинке блеснуло изображение девушки с распущенными волосами, протянувшая руки навстречу солнцу.
- Русава! – Ахнул седой и медленно и осторожно, как самую хрупкую вещь, попытался взять этот нож.
- А ты – Станята! – Улыбнулся Василий и передал ему клинок.
Седой дернулся:
- Ты кто? Меня уже давно никто так не называл.
- Этот браслет сделал мой дед – отец моей матери. А браслет Деяна находится у моего отца, который выковал этот кинжал.
- Ты – сын Людоты? – Прошептал Станята и с надеждой в голосе, что утвердительно ответят на его вопрос, спросил: - И он… жив?
- Да. – Ответил Василий. – Он часто вспоминает тебя.
Станята откинул голову назад, закрыл глаза и прикусил губы. Василий смотрел на него и видел, как из-под закрытых веками глаз вытекла одинокая капля слезы. Наконец он открыл глаза:
- Я хочу его видеть.
- Я жду корабль, и мы можем поплыть на нем вместе.
