25. Предписание
Вечером в ресторане, вопреки Машкиным ожиданиям, никакого веселья не было. Большинство наших распределили по разным дырам и медвежьим углам, впрочем, так бывает всегда. А кто попал в хорошее место, тихо помалкивал. Были и такие, как я, которые еще не вскрывали конверт. Все очень быстро напились, пьяные обнимались и плакали. Приглашенные мамы, жены и подруги не вмешивались, а сидели молча. Я как-то очень быстро опьянел и очухался только утром дома.
Рядом на постели сидела заплаканная Машка и держала в руках мое предписание. У меня трещала голова после вчерашнего, и я не придал значения ее слезам. А зря. Она с плачем прочитала: Главком приказывал мне через месяц явиться в штаб Приволжско-Уральского военного округа в Самару (тогда город Куйбышев). А там, в ПУрВО, согласно Машкиному рейтингу, вообще ни одного порядочного места нет! Даже «придворная» эскадрилья на аэродроме Кряж – тоже дыра. Район промышленно-бандитский, квартир нет. Но и эта дыра – блатное место! Про остальные даже сказать нечего – голая степь, запыленные маленькие городки и Богом забытые аэродромы. И вертолеты, вертолеты... В общем, полная безнадега. Было еще одно относительно неплохое место – Вагинск. Там находилось училище летчиков военной авиации, но мне не хотелось из одного училища попадать в другое.
Послушав послание Главкома, я плюхнулся головой обратно на подушку и закрыл глаза. И без того отвратительное настроение испортилось окончательно. Неудачное распределение меня как-то не взволновало, есть места и похуже, меня угнетала другая мысль – что делать с Машкой?
У нас хоть и была договоренность на этот счет, но красавица надеется на другое! Да и какие здесь могут быть договоренности? Она же любит меня, во всяком случае, говорит об этом, и верит, что я ее не брошу! А мне что делать? Взять ее с собой? И быть по жизни рогоносцем? Она же не изменится. Если до выпуска у нее была цель, и она держала себя в руках то сейчас цель достигнута, и руки у нее развязаны. И еще, у нее стали появляться крайне неприятные стальные нотки в голосе, так, глядишь, она скоро из меня и подкаблучника сделает. Заманчивая перспектива: подкаблучник-рогоносец! Она отличная подруга, но не жена, и сейчас нам с ней не по пути. Пора расходиться. Совсем. Навсегда.
Три года – это достаточный срок, чтобы понять все. Ты красивая и веселая, в меру легкомысленная и остроумная, с тобой всегда интересно и приятно. Когда ты идешь, все смотрят на тебя и завидуют мне, но ты должна остаться здесь, в прошлом. Попробуй еще попытать счастья. Есть целое училище курсантов, в нем полно твоих поклонников, я сразу, навскидку, два десятка назову. Выберешь себе наиболее подходящего под твои высокие требования. Вот из него и сделаешь рогоносца-подкаблучника! Поверь, такие сами найдутся! Сами будут проситься в петлю, ты им только намекни.
А любить их совсем не обязательно. Теперь ты уже опытная, знаешь, что делать. Найдешь себе курсанта из местных, дурачка с богатыми родителями, окрутишь, а потом будешь ему рога наставлять. Поверь, он будет только рад такому раскладу, еще гордиться этим будет! Это ты меня боялась и любила. А он-то что? Его ни любить, ни бояться не надо. Это он пусть боится. Запугивай его почаще, что уйдешь к другому, и он будет весь в твоей власти. Тем более, у него будет много конкурентов, ты же красивая, умная, мечта многих. Ты только подай знак, и тут драка за тебя начнется. Выберешь победителя и будешь из него веревки вить!
Меня же местные два раза пытались избить из-за тебя! Помнишь, ты мне стесанные локти лечила? Это я не с забора упал, это меня по асфальту за ноги тащили. А перелом носа на третьем курсе? Думаешь, я на парашютных прыжках в воздухе столкнулся? Нет, это местные тоже мечтали о тебе и устраняли меня как конкурента. Слабаки – вчетвером на одного, и только нос сломали! Они неудачники, поэтому ты была со мной, а не с ними. Я тогда тебе этого не рассказывал, чтобы ты не сильно собой гордилась, мне хватило твоей гордости от расцарапанной тобой же спины. Сломанный нос, сломанная нога, два ребра, три пальца на ногах и два на руках, левая кисть, вывихи и растяжения я уже не считаю. Вся рожа и спина в шрамах – не много ли? И это за три года жизни с тобой! Да тут на пятерых хватит!
Машка почувствовала мои колебания, зарыдала в голос, набросилась на меня и стала бить мне в грудь кулачками. Я пытался ее успокоить, но она убирала мои руки, потом бессильно упала на меня и затихла, только всхлипывала и сотрясалась в беззвучных рыданиях.
Если бы Машка не истерила и не впадала в панику, если бы у меня не раскалывалась голова, то, возможно, все было бы по-другому – поехала бы она со мной в Вагинск, а потом, через три года – на Чкаловскую. Но тогда все случилось, как случилось.
Я обозлился, резко и довольно грубо оттолкнул Машку и встал. Она на мгновение замолчала, а потом снова стала реветь еще сильнее. Пройдя на кухню, я сказал своей маме, которая пила чай:
– Собирайся, мы уезжаем!
Хорошо, что Машкиных родителей не было, а то у меня был бы еще один крайне неприятный разговор. Быстро собравшись и подхватив свои вещи, я направился к выходу. Приоткрыл дверь и задержался, может, Машка захочет попрощаться? Нет, она продолжала рыдать! Я крикнул ей, что уже ухожу, но она не ответила, а только рыдала. Плохо я с ней расстаюсь. Очень плохо. Так нельзя. Я еще раз крикнул ей – нет ответа. Ну и Бог с тобой! Я вышел и закрыл дверь. Мне было тошно, я был злой и на себя, и на Машку. Получается, что я ее бросил, нет, не бросил, а вышвырнул!
Сев в такси, мы с мамой поехали в гостиницу. Заселившись, я лег спать, а маму отправил на вокзал за билетами в Москву. Пора уже уезжать из этого Луганска. Хватит, все это должно остаться в прошлом! Всему хорошему и нехорошему приходит конец, вот он и пришел, и нечего тянуть, нужно завязывать и уезжать. Билеты были только на следующий день. Вечером я спустился в ресторан, где застал своих мужиков. Мы попили пивка, поболтали и я рассказал про Машку. Откровенно говоря, я надеялся на их поддержку, но они неодобрительно посмотрели на меня и продолжили говорить о чем-то своем. Я расстроился еще больше, бросил пить пиво и поднялся в номер.
А утром чемодан, вокзал, Россия, то есть Москва. Как пел мой друг Монах – прощай Луганск, сегодня еду я домой! Мы так торопились, что оказались на перроне на полчаса раньше, чем надо, поезда еще не было. Присев на чемодан, я закурил и стал бесцельно разглядывать вокзал. Вдруг что-то привлекло мое внимание, я присмотрелся – точно, она! Одетая в белое платье, Машка скромно стояла около вокзала! Пришла проводить мужа. Верная жена. Все надеешься? Нет, Машенька, ничего у нас больше не будет. Ничего! Это все, конец.
Я сделал вид, что не заметил ее, и отвернулся. Подлость, конечно, но не звать же ее! Одно мое малейшее движение, и она уже будет висеть у меня на шее, покрывая лицо поцелуями. Этого допускать нельзя. Тут как раз подали поезд, и я сразу зашел в вагон. Спрятался! Я, который всегда был для Машки образцом настоящего мужика, спрятался от нее, хрупкой девушки, в вагоне! Позор! Мне стало противно от самого себя, я сел в купе и тупо уставился невидящим взглядом в окно. Мне было бесконечно жаль несчастную Машу, но ничего менять я не собирался. Вагончик тронется, перрон останется... Все, Маша, ты теперь не моя! Не поминай лихом! Прощальный гудок локомотива поставил точку в наших отношениях.
На этом история не закончилась. Я попал в город под названием Вагинск. Голодающее Поволжье. Грязный, пыльный, забытый всеми спившийся городишко, застроенный покосившимися избушками. Единственной достопримечательностью его было сгоревшее еще в шестидесятых здание театра, которое с тех пор не восстанавливали. Ну, и, конечно, училище летчиков (как мы тогда говорили, «леДчиков» – лед развозят), в те времена очень блатное. Вообще, чудное название для населенного пункта – Вагинск. Назван в честь местного революционера по фамилии Вагин, старое название было ничем не лучше – Пустогрязев! Горожане гордо величали себя так: вагинец и вагинка, делая ударение на второй слог! Да... умом Россию не понять!
Я как глянул на местных «красавиц», так сразу понял – Машка здесь была бы не просто первой красавицей, а недостижимым идеалом красоты! Если красивые и гордые казачки с радостью дружили и встречались с курсантами, то местные страшилочки сами липли на военных, как пчелы на мед, но после луганских на них нельзя было смотреть без слез. Я, правда, нашел одну, не то чтоб красивую, но симпатичную, будущую Мисс Вагинск, но встречался с ней недолго – у нее была только одна извилина, и та ниже пояса.
Примерно через полгода приходит ко мне письмо из Луганского суда – Машка со мной уже развелась, и теперь я холостой. Как я потом узнал – это родители настояли на разводе, сама она была категорически против. Меня это известие никак не взволновало, я и так считал себя холостым. Тем более, штамп о заключении брака у меня был в курсантском военном билете, который я сдал перед выпуском, а в удостоверении личности офицера ничего не было. Само свидетельство о браке всегда было у Машки. Но суд сделал для Машки еще одну неожиданную услугу – она узнала мой адрес! И письма от нее снова пошли косяком! Машка писала, как живет, чем занимается, кого видела, что слышала, короче обычный женский треп. Отвечать я не торопился, да и что ей писать? Не про любовь же? Машка писала в обычном для себя режиме – одно-два письма в день, с учетом луганско-мариупольских у меня скопилось несколько сотен ее писем. Я их почему-то не сжег, а привез в Вагинск. Они так и лежали, разложенные в хронологическом порядке и заботливо перевязанные разноцветными ленточками! На многих конвертах игривой Машкиной рукой были нарисованы разноцветные сердечки и пронзающие их стрелы Купидона.
Теперь Машка действовала осторожно, про любовь ничего не писала, ко мне не просилась, ни в чем меня не обвиняла, только иногда, вскользь упоминала, что одиноко ей, особенно по ночам. Я знал, к чему она клонит, поэтому тоже писал ни о чем. Так как все прошлое лето и осень она занималась исключительно мной, то не поступила в институт. Теперь она закончила курсы стенографии и умудрилась устроиться на работу в облисполком (теперь это областная администрация). Я за нее был спокоен, на такой работе красивая и умная девушка сможет устроить свою личную жизнь, как захочет. Но ей это было не нужно, она писала, что Луганск ей надоел, и она готова уехать куда угодно. Только позвать некому... Я пугал ее ужасами вагинской жизни, но она не унималась. И вдруг письма от нее прекратились. Как обрубило! Ну нет, так нет, не велика потеря.
Я уже начал забывать ее, но вдруг через полгода, пришло письмо. Когда я читал его, чувствовал, как Машка рыдает, и видел ее прекрасные глаза, покрасневшие от слез. Она заливалась слезами, и слезы отпечатались на письме. Бедная девочка писала, что очень любит меня, но отчаялась ждать и просит разрешения выйти замуж, но если я против, она будет ждать, сколько нужно. Маша спрашивала разрешения выйти замуж – у меня! Неужели она на самом деле до сих пор меня любит?
Несчастная девочка! Она еще целый год меня
