Я всё-таки съем свой последний «Биг-Мак»

  Я весьма смутно представляю себе, что это за блюдо – легендарный «Биг-Мак», с которым сейчас яростно воюют и российские политики, и столь же легендарный Роспотребнадзор. Он уже вывел на чистую воду немало врагов наших желудков. Дело в том, что мне ни разу так и не довелось побывать ни в одном из бесчисленных ресторанов «Макдоналдс». Ни в России. Ни за кордоном. Даже в пресловутой Америке, которая эти самые «Биг-Маки» придумала, не угораздило. Но, тем не менее, печалюсь. Ибо уходит в прошлое, становясь историей, ещё один мощный пласт моей жизни, мира, частью которого были и эти «Макдоналдсы».
  В Москве закрыты сразу три ресторана. Придушил их Роспотребнадзор. Уверяет, что временно. Для работы над ошибками. Но это славное ведомство своё дело знает.
  Среди репрессированных и старейший российский «Макдоналдс» - один из символов перестройки. В январе 1990 года, ещё во времена СССР, он начал кормить московский люд. Расположился заморский ресторан в самом центре столицы на Пушкинской площади, через которую проходит и главная улица города. И такого навидался.
  Ведь в те годы у москвичей было модно гулять по Тверской. Ради удобства новых поколений не буду употреблять старые добрые советские названия. Сейчас они уже мало кому что-то говорят. Однако некоторые устаревшие слова постараюсь объяснить.
  А гуляли тогда, надо сказать, оригинально. Народ грудился где-нибудь на Садовом кольце. Когда набиралось тысяч сто, то все выстраивались в колонны и топали до Триумфальной площади, а там и сворачивали к Кремлю. Такой променад называется «демонстрацией». Запомните, что демонстрация – это когда люди организованно идут по улице и что-нибудь кричат. Демонстрации эти бывают двух видов: «за» и «против». Первые что-то поддерживают. Например, власть. Той это нравится, и она выставляет демонстрантам духовые оркестры, сама поднимается на трибуны и делает оттуда ручкой. Народу это тоже нравилось, но ещё больше ему нравилось, что, миновав трибуны, можно было разбегаться по домам. В таких демонстрациях я участвовал школьником, укрепляя родную власть. Повзрослев, решил, что она достаточно возмужала и окрепла, и перестал вышагивать в колоннах. Но пришло время и столица начала демонстрировать против власти. Это было ново и интересно. И народ дружно выходил поглазеть, что же из этого выйдет. А продвигаясь к сердцу нашей Родины, которое день и ночь бьётся за стенами средневековой крепости, демонстранты на полпути от Садового неизменно встречали еще одно организованное сборище. Это была очередь в тот самый «Макдоналдс». Очередь отличается от демонстрации тем, что люди не шагают, а стоят. Стоят молча, мысленно матеря всех и вся. Очереди были знамением и знаменем советского времени. Каждый человек пребывал сразу, как минимум, в десятке – на анкету в партию, на квартиру, машину, садовый участок, продуктовый набор, путёвку в дом отдыха, на «Джоконду»... Однако в магазинах очередей ни за чёрной, ни за красной икрой не было. Очереди были образом жизни. А начальнички, понимая страсть народа, придумывали всё новые для них поводы. Леонид Брежнев по этой части был очень изобретателен. Но сменивший его Михаил Горбачёв подошёл к делу творчески. Понимаете, на что я намекаю. В «петлях Горбачёва» народ в духе гласности вслух материл последними словами «Мишку с пятном». С другой стороны, очереди за водкой сыграли огромную роль в развитии и совершенствовании априори присущего нашему народу чувства коллективизма. В этих стояниях люди по случайным репликам находили единомышленников. Отсюда истоки всех политических партий. Однако, как и следовало ожидать, вслед за водкой исчезла и закуска, а потом и всё остальное. Очереди в обычных магазинах стали таять.
  И поэтому открытие «Макдоналдса» стало блестящим ходом. Это была всем очередям очередь, собиравшая участников многочасового стояния со всей страны. Вот с ней-то и пересекались надвигающиеся на Кремль демонстранты. Мне трудно оценить идейность, стоявших в очереди в первый московский «Макдоналдс». Но в сущности, обе временные людские общности (идущие и стоящие) хотели одного и того же. Одни – другой страны, вторые – другой еды. Вражды не было. Из колонн кричали: «Идёмте с нами. Американских котлет на всех не хватит!» Из очереди отвечали: «А перекусить!» Сдав самых голодных поклонникам «Биг-Маков» и приняв в свои ряды социально активных стояльцев, шествие выходило на Манеж. Там начинался митинг. Митинг – это почти то же, что и очередь. Только люди располагаются не один за другим, а стремятся занять всё пространство. Митинг – это почти то же, что и демонстрация. Только кричит кто-нибудь один с так называемой «трибуны». Его хорошо видно, но, как правило, плохо слышно. Это никого не смущает. Ведь всё написано на плакатах. И когда на трибуне поднимают одни из них, митинг дружно аплодирует.
  Вот такие воспоминания связаны у меня с первым московским «Макдоналдсом», в который я так никогда и не зашёл. И только сейчас прочёл, что он когда-то был самым большим в мире.
  А со вторым московским «Макдоналдсом», я чуть было не оскоромился. Открыли его летом 1993 года. Также на Тверской, у Центрального телеграфа. К этому времени демонстранты уже добились своего. Манеж переорал КПСС, и страна стала другой. Правда, во взаимном оре оппозиция и власть перестарались. Вместо СССР мы жили в независимой России, которая политические ещё не устоялась, но решила помочь народу с другой едой.
  Ничто в тот славный день не предвещало… Я отдал два часа строительству капитализма с человеческим лицом. Наладил кондиционер, включил телевизор и, развалившись в кресле, дымил, к сожалению, не первой и даже не третьей за день, сигаретой.
Неожиданно заглянул коллега.
– Пойдём, – грит, – по бокалу шампанского выпьем.
– Да вроде ещё рано, – отвечаю.
– Самое время, – уговаривает. – У меня две аккредитации на открытие нового «Макдоналдса». Одному скучно.
– Да я, – говорю, – ни разу эти «Биг-Маки» не ел.
– Вот и попробуешь, – резонит. – Не в очереди же стоять.
  Притащились. Протиснулись сквозь огромную толпу зевак и тех, кто пришёл ради бесплатного угощения. Прошли оцепление. А они речи говорят и говорят. Потом вывеску под оркестр стали привинчивать. А она упала и разбилась. Приволокли запасную. А время-то идёт
– Жара, – говорю коллеге. – Я, пожалуй, слиняю.
– Я б тоже ушёл, – отвечает. – Но мы ж зарегистрировались. Неудобно, если никого от нашей конторы не будет. Бейджик приколи, чтоб милиционер тебе дорогу освободил.
  Постовой раздвинул загородку, а толпа расступилась и даже немного мне поаплодировала, как человеку, презревшему западные ценности. «Всё-таки есть, есть в нас чувство национальной гордости», – подумалось.
  Дома я полез в портфель за сигаретами и обнаружил пакет, который вручили при регистрации на церемонии.
  Высыпал содержимое в кресло. Сверху оказалась тряпочка.
  «Тряпочка в хозяйстве пригодится», – решил. Перебрал рекламные проспекты, бросил их к старым газетам, и пошёл варить кофе. Когда вернулся с напитком, тряпочка оказалась маечкой, в которой дочка решила прогуляться с собакой. Жене понравился пакет. Кто завладел блокнотом и авторучкой, я выяснять не стал. Этого добра в доме было навалом. Но и я остался с прибылью. Зажёг сигарету от новой зажигалки с эмблемой «Макдоналдса» и открыл конверт, на который тоже никто не позарился. Там лежала красивая карточка. На русском, английском и прочих языках она уверяла, что предъявитель сего имеет право на бесплатный «Биг-Мак» в любом ресторане в любой точке земного шара. Я бросил забавный сувенир в ящик письменного стола и забыл про «Макдоналдс».
  И вот теперь, читая сводки с ресторанного фронта, вспомнил давнюю историю.
  И подумалось, когда в Москве последний McDonald`s попадёт под зоркое око Роспотребнадзора, я свяжусь с администрацией и… Нет, сам соберусь с силами, отстою прощальную, такую родную и такую советскую очередь и как почётный гость под аплодисменты персонала съем свой первый и последний «Биг-Мак».