Виталий ИСАЧЕНКО (Ильич)
ЭЛЕФАНТЫ ЛЕЖА НЕ ЖИВУТ
(сказка для взрослых)
Тундра, вечер, осень календарная. Городок не ахти каковский. Так себе – поселеньице. Мелочевка... Райцентр Мерзлый... С пригородами: Мерзликино, Мерзулино и Мерзавцево... В последнем из троицы десятилетиями напролет проживал военизированный коллектив места не столь отдаленного, зарегистрированного в реестре пеницитарной системы под шифром П/Я 33-43... Ага... И соблюдали обитатели Мерзавцево порядок в вышеозначенном заведении, ограничивая осу-ужденному за незаконопослушность контингенту свободу передвижения, волеизъявления; пресекая употребление спиртосодержащих жидкостей, наркотических бякостей; сподвигая табуны вину искупающих на трудовые свершения на разнообра-а-азных поприщах, в том числе и таких, как: ручное вязание ячеистой мешкотары, шитье кирзовых сапог и брезентовых рукавиц, лепка из импортной голубой глины незатейливых свистулек, а также – распиловка на реечки завозимой из лесистых краев древесины...
Но однажды на высоком «Верху» (на са-амой(!) макушке) было принято так называемое судьбоносное решение! И часть узников была передислоцирована на поворот вспять некоторых рек, вследствие природного уродства текущих в неправильном направлении. Другая часть так называемых сидельцев была направлена на перетаскивание в бескрайние степи горного массива, образовавшегося в неудачном месте. Третья же часть невольников была отконвоирована на Камчатку – для смешивания (назло агрессивно настроенным американским империалистам!) вод Охотского и Берингова морей и затыкания кратеров дремлющих вулканов. Сливки же контингента (законники, блатные, ссученные и прочие специфические льготники) остались по прежнему адресу отбывания наказания – Немало-Важнецкий национальный округ, окраина г. Мерзлого, П/Я 33-43. В качестве орудий труда для них с Большой Земли было экстренно завезено громадье тазов, ведер, бидонов и бидончиков, леечек, подцветочных ваз и кувшинов. По двенадцать часов в сутки они (за исключением имунных к ручному труду воровских авторитетов), используя сей посудный арсенал, переливали (из-за дефицита водных ресурсов) обыкновенную атмосферу. Из пустого в порожнее перезатаривали... Экономический эффект от сей деятельности был более чем сомнительным, однако... Руководство Министерства лишения свободы считало подобные производства долгосрочно перспективными. Посему новаторский опыт колонии 33-43 широко и помпезно освещался как в бумажных, так и в электронных средствах массовой информации.
Спустя годы некие больши-и-ие(!) и мудрые дяди из верхнего конца вертикали власти, без галстуков посовещавшись в сауне с элитными гетерами, порешили кардинально реформировать экономическую составляющую Заполярья. И вскоре на территории П/Я 33-43 появились ангары-теплицы с банановыми, ананасовыми, манговыми и даже кокосовыми саженцами.
С расширением производства возводились все новые и новые энергоблоки разнообразных суперэлектростанций, дабы в тропических мини-оазисах было круглогодично светло и жарко. Самые привилегированные ЗэКа устремились из зябких бараков, где переливалось из пустого в порожнее, в знойные рассадники чужеземной флоры, в коих с матерными песнями, шутками да прибаутками наслаждались курортным климатом!.. Переливщики же смрадной атмосферы, бряцая в ветхих бараках по двенадцать часов в сутки порожними сосудами, неистово завидовали безмятежно загорающим под пальмами...
Это было до того... До описываемых ниже событий, мостик к коим – следующая (пустопорожняя) строка...
Итак... Тундра, вечер, осень календарная. Колючий снегопад и ветер северный, до срыва кровель неумеренный... Околица пригородного Мерзавцево. Улочка узенькая, неопрятная и кривляющаяся, официально именуемая бульваром Светлобудущных реформ, неформально же обзываемая Вертихвосткой... Вот по ней-то, освещенной скудно и беспорядочно, опрометью несется розовый парнишка-слоненок. Ножонки-столбики скользят по гололеду, утомленный до состояния тряпичности хоботок задувается ветра буйством на левое плечико; ушки трепещут подобно простынкам, вывешенным в бурю на постпостирушечную просушку; ротик распахнут до тако-о-й(!) степени, что, кажется, пневмония малышу гарантирована... Где-то позади, перекрывая собачий лай, надсадно воет автополицейская сирена... Безо всяких сомнений, погоня!
– Ма-амочка-а! – поскользнувшись, вопит слоненок.
– Сдава-айся!!! – злобно клокочет вдали мегафон, – Все равно пойма-аем!! Тогда не обижа-айся, скотиненок борзо-ой!! За уши над парашей подвесим!!!
– О-ой! – суетливо обретая потерянное равновесие, вскрикивает беглец и тут же наддает ходу.
И как он ни спешит, но матовые от снегопада ленты бараков, домов и домишек проплывают мучительно медленно. И ему от этого становится дурно, и тут же закрадывается предательская мысль: «А может сдаться?!»...
У самой околицы вдруг что-то толстенное и удависто-цепкое туго обвивает заднюю ножку! И становится ясно, что сию петлю разорвать непосильно! «Мамо-очка-а-а!» – выгребаясь тремя свободными ногами из плена, верещит несчастный слоненок. Ан тщетно: петля уверенно затягивает его в черный проем меж двумя нежилыми домишками-трупиками. И тут совсем рядышком басит хрипловато-сдавленный голос: «Не брыка-айся, малец. Я без зла. Не чужой я.» Слоненок каким-то ему неведомым чувством ощущает, что рядом не враг, что ему можно довериться, что он в состоянии помочь, что он повстречался на беглецком пути во спасение от погони!.. И, внезапно обмякнув, изможденный малыш валится наземь. Тут же петельная хватка ослабевает и сходит на нет.
– Вставай, вставай(!) – слышен взволнованный шепот неизвестного встречного, – Время не ждет(!) Скорее за мной(!)
– Не могу-у, – еле молвит слоненок, – Полежу-у, а потом и...
– За мно-о-ой(!!!) – твердогласно речет незнакомец, – Ты кто: слон или вялый ленивец(?!) Собери все последние силы и бего-о-ом, постреленок, за мной(!)
И напряг малец волю и мышцы, и вскочил, и узрел незнакомца. То был слон(!): взрослый, бледный, сердитый, бивней парою вооруженный... Развернувшись, понесся он вскачь. И за ним припустил малолетка, и пурга укрывала следы...
Ямы, кочки, помоек потеки, кучи мусора, битый кирпич... тупики, закоулки, сараи, хлам, штакетник, хибары, железо... Все смешалось, уродуя путь...
Со скрипом распахнув хоботом огромную воротину мелкоокончатой бетонной махины, спаситель, посторонившись, кивком головы приглашает вовнутрь...
Запыхавшийся слоненок, оказавшись в темном-претемном помещении, останавливается как вкопанный, опасаясь сделать и шаг в кромешную неизвестность.
– Постой, не спеши, отдышись, – запахивая воротную створку, остепеняет хозяин убежища.
– Где мы, дяденька? – молвит слоненок.
– Не бойся, малец. Все уже позади, – судя по звуку шаркающих шагов, слон направляется куда-то вправо. Раздается щелчок, и под высоченным плитобетонным потолком тускосветно загорается троица пыльных электролампочек.
Слоненок медленно обводит ошарашенным взглядом открывшееся зрелище – штабеля, горы, россыпи разнокалиберной посуды: от еще СССР-овского производства стандартных чайников и самоваров до современных (на любые цвет и форму!) водокипятильников, от кастрюлек-ветеранок до электроннонавороченных мультиварок, от сковородок-чугуняк до их антипригарно покрытых аналогов, от...
– Что это(?!), дядя, – спрашивает изумленный парнишка.
– Посуда, – буднично отвечает отдышавшийся после стремительного бега мужчина, – Мы с тобою в заброшенном складе, называемом в шутку двуногими посудною лавкою.
– А что ты делаешь здесь? – следует новый вопрос.
– От спецназа, дружок, хоронюсь я. Как и ты, я беглец из неволи.
– Почему здесь? Нет места получше?
– А мне лучше, пострел, и не надо... Ну кому из ищеек двуногих взбредед в мозг, разрыхленный этилом, искать в лавке посудной слона?.. Как хоть звать тебя(?), юный бродяга.
– Сорок пять, семь, четыре, шестнадцать.
– Привык накрепко к номеру зонному?! – хмурит в складки слон лоб высоченный, – Как тебя нарекли папа с мамою? Как тебя называют свои?
– Индонез я, – бормочет слоненок, – Так меня элефанты зовут.
– Ну а я – урожденный Бенгальо. Пожмем хоботы, Инд, в знак знакомства... Ого-го! Ты, парнишка, не сла-абый(!)
– А откуда здесь уйма посуды? – опуская хобот, интересуется Индонез.
– То, парень, до-олгая история, – задумчиво всматриваясь в потолок, отвечает Бенгальо, – Когда-то (до нас) в этих северных загонах содержались двуногие узники...
– А кто их охранял и мытарил? – на Бенгальо устремляется искрящийся любопытством взгляд Индонеза.
– Как «кто»? – недоумевает рассказчик, – Двуногие.
– Ох и брехун ты, дядечка, – озорно частословит слоненок, – Двуногие охраняют и мытарят только живо-о-отных: слоно-ов, кенгуру-у и страусов, коро-ов, порося-яток, ове-ечек. А чтоб измываться над другими двуногими... Не быва-а-ает!
– Не кричи(!) – осекает Бенгальо, – Много б ты понимал... Хотя... Выражаешься складно... И какой тебе, отрок, годок?
– Уж двенадцать.
– Смышлен не по возрасту(!) Зе-ело(!) похвально... Но повадки двуногих тебе не вестимы, как вижу... Они ж хищники(!) Их рацион мясоедный. Не беда, коли знали бы меру (как пантеры, львы, тигры, гиены)... Но они губят живность и из интереса, в том числе соплеменников – тварей двуногих. И томят, и пытают себе же подобных, и свинцом прошивают, и взрывами губят, получая от смерти чужой наслажденье, ощущая себя не рабами – раджами. В душах мно-огих-премногих двуногих лицемерие, злоба и чванство сокрыты...
Что сказать о посуде? Она для переливания из пустого в порожнее воздушных объемов... Занимались тем до нашего здесь появления стада узников. Для чего?.. Не дорос я мышленьем до сути... Не по мне раскрывать смысл мудреных деяний...
Когда ж вожаки двуногих посчитали исчерпавшим себя иль ошибочным процесс перелива, свезли в этот заброшенный склад весь громаднейший запас посудного инвентаря, где, как видишь, он й по сей день... Лавкой посудною в шутку сей склад называют.
Перечень дел, творимых в нашей зоне за долгие годы, довольно-таки не короток: и прокладка участка «Мерзлый – Чуть-Тепленький» самой длинной на планете пластилинодорожной магистрали «Реформаторск – Откатинск – Пустота»; и строительство из пенопласта бутафорских городов счастья, дабы проезжающие мимо либо пролетающие над... верховные вожаки не гневались, а по головенкам меньших вожачков гладили да конфетки сосательные им во рты засовывали; и вырезывание из бивней мамонтов статуэточек строго направленной гомосоциальной тематики...
– Бенгальо, – прерывает внимательный слушатель, – А кто такие мамонты?
– Как и мы, те же самые элефанты, но только лохматые-прелохматые.
– А им разве не больно(?!), когда из их бивней статуэточки выделывают, – поеживаясь, произносит слоненок.
– Когда их уже нет, им не больно.
– А почему их нет?
– Вымерли.
– Все?
– До единого.
– И отчего же?
– От смены климата. Виной тому глобальное похолодание, вследствие чего иссякла буйная кормовая база. Да и, думаю, многие от бессилья начали ложиться на снег, вот и позамерзали... Сам же знаешь, что мы, элефанты, живем только стоя(!) Даже спим на ногах. А они... Оказались в
