Виталий ИСАЧЕНКО (Ильич)
ПИЦЦА
(пародия на русскую народную сказку «КОЛОБОК»)
Жили-были старик со старухою. Всяко-разно существовали: когда жировали, а когда и недоедали, случалось и – несолоно хлебали. Экономически нестабильной слыла семейка, хотя и пенсией обоих боженька не обидел. А беда сия истекала из того, что планировала семейный бюджет лишь старуха, а дед систематически ее потуги к финансовому благополучию сводил на нет. Традиционно: чрезмерным курением заморских сигарет, тусовками в ночных клубах, флиртом с девицами облегченного поведения и иными постыдными нехорошестями... За экономическую распущенность и прозван был старый Дефолтом.
И вот однажды поутру, когда до пенсии еще целые сутки, а в голове после вчерашнего будто сталепрокатный стан, простонал жалобно дед:
– Испеки-и-ка мне-е, мила-ашка, колобо-ок.
– Да из чего печь-то? – взроптала старуха, – Муки нет, сметану сам вчерась своим дружкам-рокерам скормил, яица в казино снес...
– Э-э-эх-х(!) – сокрушенно вздохнул Дефолт, – Го-оре лу-уковое... А ты, любовь моя, по амбару помети да по сусекам поскреби... Авось да й на одиночный колобок да наберется.
– Был бы амбар да с сусеками.., – всхлипнув, вымолвила старуха, – Совсем тебя, старый, из разума вышибло!.. Какие могут быть амбары в городской девятиэтажке?!
– Ну не в амбаре.., так в другом месте поскреби(!) – взмолился разбитый похмельем Дефолт.
– У себя в портках скреби! – сплюнув в пустую кастрюлю, вспылила старуха. И-и-и, подхватив с лавки балалайку, отправилась к автовокзалу попрошайничать.
Бредет горюшком маемая да долю свою беспонтовую проклинает... И случись ей прошествовать мимо помойки депутатского общежития, на коей шустрила стайка элитных бомжей... И осенило старуху, и встала она как вкопанная... И ринулась к мусорным бакам, и присоединилась к сортировщикам бытовых отходов!..
И брела вскоре старая обратно с так и не пригодившейся балалайкой на плече и продуктовой корзиной в свободной от инструмента руке. Чего только не было в том съестном наборе... Ди-ивно(!) ушлая пожилушка затарилась.
Испекла бабка, желая всех благ «слугам народным»... Испекла-а-а... И не какой-нибудь примити-ивный колобок, а зна-атную(!) пиццу во весь противень. И грибо-ов с помидориками в нее напиха-ала, и колбасы-ы всякой вычурной набу-ухала, и яичек перепелиных нараскалывала, и сыра заморского накрошила, и жидкими приправами из цветастых бутыльков да флаконов сдобрила, и чудными травами-муравами из красивящих баночек обсыпала, и... Пальчики оближешь да пообгрызаешь (если не знатье, что продукты-то из мусорного бака)... А кто о сем поведает?.. Старуха?.. Да она что, дура, чтобы о том трезвонить?!.. Под пы-ыткою мучительной секрет внезапного изобилия не выдала б... Кре-е-епкое соображение в подобных случаях имела... С измальства ни об едином грибном месте посторонним ни гугу...
Положила старая новоиспеченную пиццу на подоконник, и давай ждать, пока та простынет, и... когда куда-то усвиставший дед объявится...
Ждала-ждала... да й задремала. А пицце тем часом надоело на подоконнике скучать... Свесилась она, дабы дворовый пейзаж пообозревать... Любопытствовала, любопытствовала да й... Заскользила промасленным днищем по оконному карнизу и с третьего этажа на асфальтовую цокольную отмостку шлепнулась. Благо, что не черствая, а то бы вплоть до вдребезги! Оклемалась беглянка, поохав, и поползла-а-а себе путешествовать. Лишь отклеившийся при ударе ломтик гусиной печенки на месте падения остался. Обернулась на него пицца... да й возвращаться не стала. Вскоре тем кусочком пробегавшая в библиотеку мышка-норушка полакомилась...
Ползет пицца по газону, а на пути кролик-бродяга, выщипывающий этот самый газон. Увидал он пиццу, расплылся в улыбке и задал ей пусть и бестактный, но вполне естесственный вопрос:
– Пицца, пицца, а не дозволишь ли мне тебя съесть?
– А подхвостка, лох лопоухий, после меня не зафонтанит?! – по-взрослому огрызнулась аппетитным ароматом благоухающая странница.
– Ну тогда дозволь хоть разок откусить. Чего тебе-е – жа-а-алко-о? – заканючил одолеваемый едальной похотью, – Не убу-удет.
– Каждый встречный по разу откусит, и в итоге – ноль целых, ноль десятых процента! – уразумила длинноухого пицца, – Давай я тебе, блошиное пастбище, лучше песенку спою!
– Ну спой, – уступил домогатель. И, основательно прокашлявшись, запела пицца на удивление мелодичным сопрано:
Я пицца, пицца, пи-и-ицца –
Смазливая деви-и-ица!
Моя мука-а не из амба-а-ара,
Я буханкам-то не па-а-ара!
Я – княжна Деликате-е-ес-са-а –
Мукобе-елая принце-есса!..
Я от стару-ухи уползла-а...
Я злющей стервой прослыла-а!
Ухвачу-у(!) как: шмяк да бряк...
И хана: ты – крол – мертвя-як!
Посторони-ись, гаде-еныш!
И та-а-ак(!) стремительно прошмыгнула пицца мимо лопоухого, что тот и глазом не успел моргнуть до ее абсолютного исчезновения из его поля зрения...
Ползет пицца по велодорожке, веселую мелодию напевает да фактом своего существования наслаждается... И тут, откуда ни возьмись, навстречу волк – сержант полиции на велосипеде с моторчиком... Тормознул серый с визгом шин по бетону, выхватил пистолет и заорал с подобающей в случаях задержания матерной примесью:
– Стоя-ять!!! ..... тебя и твою маму ..... именем закона!!
– От мне и неприя-ятного аппетита.., – опешила пицца. Однако, собравшись с духом ка-ак заблаже-ет в ответ: – Ах ты, мусор отмороженный!! А-ах ты, оборотень в пого-онах!!! Да я только что с прокуро-орского стола-а!! Да там только и не хвата-ает во-олка под чесночной подли-ивою!! За тобою, изгой, отправлена!! Твой начальник райотдела там давно-о-о уж в баке с объедками в роли пищевого отхода костями-обглодышами щеголяет!! А ну-у-у!! Слезай с велосипеда и айда к прокурору на закла-ание!!!
– Т-ты... эт-т... чег-го? – чуть ли не напрочь лишился дара речи сержант-велосипедист.
– Поди понадкусывать меня вздумал?! – с издевкой во взгляде осведомилась пицца.
– Д-да вы чт-то? – проворчал потупивший взор так называемый лесной санитар, – Ка-ак этакое могло вам на у-ум взбрести?
– А мо-ожет тебе еще и докуме-ентики предъяви-ить?! – дабы морально дожать, пошла ва-банк бесшабашная выпечка.
– Не на-адо-о! – взмолился сержант.
– А может тебе мои поползновения по велосипедной дорожке кажутся противозако-онными?!
– Не-е-ет, – прозвучало в ответ.
– А может для тебя-я пе-есенку спеть?!
– Мо-ожно-о, – робко промямлил волк.
– Ну слушай, кандидат в прокурорский шашлык, – с примесью миролюбивой интонации сказала пицца. Сказала и, высморкавшись, прокашлявшись, мелодично запела:
Я пицца, пицца, пи-и-ицца –
Смазливая деви-и-ица!
Моя мука-а не из амба-а-ара,
Я буханкам-то не па-а-ара!
Я – княжна Деликате-е-ес-са-а –
Мукобе-елая принце-есса!..
Я от стару-ухи уползла-а,
Облапошила крола-а-а...
С тебя ж, понтовский самодур,
Спущу семь шкур!..
Спущу пятна-а-адцать шку-ур!!
Когда морально пришибленный волк-полицейский все-таки приподнял свой робкий взор, дерзкой выпечки уж и след простыл...
Ползла триумфирующая пицца, ползла... И не заметила как, протиснувшись меж решеточных прутьев, оказалась у бурых медвежьих косолапостей. Огляделась странница и... обмерла! И было отчего: завела ее извилистая бродяжья стезя аж в зоопарк... Да не в клетку к какому-нибудь безобидному монопитающемуся муравьеду, а к самому-у(!) Михайле Потапычу... Жу-уть(!) обуяла еще совсем недавно приструнившую серого блюстителя правопорядка. Жу-уть(!) вкупе с сильнейшим приступом оцепенения...
– От мне и на-а(!) – радостно прорычал косолапый узник зоопарка, – Считай, пицца сама в пасть приползла. И невеликая пища, а все равно добыча!
– Не ку-ушай меня, дяденька медве-едь! – взмолилась впросак попавшая.
– Ух(!) – отпрянул царь сибирских лесов, – Она еще и говоря-ящая(!)
– Да я еще и пою-ющая, – елейно пролепетала пицца, – А хочешь, я тебе веселенькую песенку исполню?
– Как Алла Пугачева? – облизнулся медведь.
– Да что там Алла Пугачева? Тоже мне звезда. Отстой. У нее же ни слуха, ни голоса, – затараторила пицца, – Ты меня-я(!), дядя Миша, послушай. Век мой вокал из твоих симпатичных ушей не выветрится!..
– Ну дава-ай – исполня-яй(!) – согласился медведь, – А я тебе на отщепе от пня саккомпанирую(!) – на сих словах хозяин щепетильной ситуации попятился, уселся на торчащий в потолок островерхим сколом пень и, наложив на «музыкальный инструмент» обе лапы, в предвкушении встречи с прекрасным вдохновенно закатил глазки под надбровные дуги... Пицца же, совладав в конце концов с волнением за сохранность своей жизни, пару раз чихнула и, грациозно завибрировав выступающими из ее тела солидными полупомидорными округлостями, запела на с лихвой повышенных тонах:
Я пицца, пицца, пи-и-ицца –
Смазливая деви-и-ица!
Моя мука-а не из амба-а-ара,
Я буханкам-то не па-а-ара!
Я – княжна Деликате-е-ес-са-а –
Мукобе-елая принце-есса!..
Я от стару-ухи уползла-а,
Облапошила крола-а-а,
Волк доведен до изможде-е-ения...
Ты – медведь – не исключе-е-ение.
Прощай, глупый мелома-ан.
Не взыщи за балага-ан...
Медведь-то щепами тренькает да башкою самозабвенно виртуозит, а пицца... А нет ее! Тютю... Ускользнула безвозвратно во имя самосохранения...
Ползет неуловимая по брусчатке да на свою изворотливость не нарадуется...
Решив позагорать, взобралась на скамью привокзальную, расстелилась и... задрема-ала. Словно...
– От те на-а-а, – вдруг услыхала дребезжащий старческий голосок, – Полотенчико цветастое кто-то на лавке позабыл. Унесу-ка своей старухе... А вдруг да й еще-е(!) уважительней ко мне от гостинца сделается.
– Ой! – почувствовав на своей бочине тискающую десницу, встрепенулась пицца.
– А полотенчико-то говорящее(!) – опешил старик, – Да и на ощупь не тряпичное. Что за чудеса в решете?!
– Да брось ты, Дефолт, эту портянку, – прозвучал прокуренный мужицкий бас, – Нужна она твоей старухе как мертвому припарки.
– И никакая я не портянка, – присмотревшись к подошедшим, обиделась пицца.
– А кто ж ты? – поинтересовался обладатель баса – простецкой одежонки пожилой коротышка, пропитым лицом сигнализирующий о своем желании подправить алкоголем им же расшатанное самочувствие.
– А кто ж ты? – продублировал забулдыгу молодцеватого вида старикан с серебристым пирсинговым колечком меж ноздрей, кой (как поняла «не портянка») чудно звался Дефолтом. Это он, вцепившись в пиццу, пытался скрутить ее в рулон.
– Отпусти-и-и! – провизжала терзаемая, – Всю начи-инку поотрыва-а-аешь!
– Дак кто ж ты? – повторил свой вопрос Дефолт.
– Я пи-и-ицца! – призналась выпечка.
– Ежель не обманывает, ее можно есть, – констатировал басистый пропойца.
– Я тебя сейчас съем, – раскатывая пленницу обратно из рулонной позы, Дефолт капнул на нее слюной, – Эт когда-а-а еще бабка испекет мне колобок... А кушать хочется незамедлительно, – и не подозревал старик, произнося сии словеса, что пицца – плод кулинарных потуг его старухи.
– А я эту помоечную портянку жрать не буду, – пробасил приятель Дефолта, – Мне без опохмелки и вкусный-то кусок в горло не полезет.
– А я тебе есть ее и не предлагаю,
