Убить бандеру

Шурочку переиграл немецкий снайпер. Почти шесть часов она пролежала без единого движения. Ей казалось, что глаза уже не разбирают картинку впереди. Начало сводить ноги. Это означало, что надо прекращать в этот день охоту. Никуда фриц не денется, как и несколько десятков других, с которыми приходилось тягаться с тех пор, как она на фронте. Вот уже год она воюет.  И судя по наградам, совсем не плохо. Она уже приготовилась быстро скатиться с небольшой высотки, на которой оборудовала снайперское гнездо, когда прямо перед собой увидела вспышку  и ощутила удар в левое плечо. Скорее интуитивно, чем осознано, ей удалось  тоже сделать выстрел, но уверенности в попадании не было. После этого она потеряла сознание от резкой боли и очнулась уже в МСБ. Пуля раздробила  левую лопатку. Костный осколок оказался в сердечной сумке. Раненую быстро эвакуировали в тыл, где сделали  ещё одну серьёзную операцию и после четырех месяцев лечения списали из армии вчистую. Шел январь сорок четвертого года. Председатель медицинской комиссии женщина - майор сказала         
-У тебя педагогическое образование, детей учи, это  важнее стрельбы. Без тебя фашистов добьют.  На спине слева на всю жизнь остался безобразный рубец. Шурочка уехала  к родителям в небольшой сибирский городок и стала преподавать в семилетке химию, биологию и свой предмет - географию. Учителей не хватало. Физику, русский и литературу, историю преподавала пожилая  блокадница, ленинградка Василиса Николаевна. Она жила при школе с рахитичным  внуком-сиротой, четырёхлетним Вовкой.  Учеников  же было напротив много. В основном дети работников ДОКа. Дерево необходимо было воюющей стране не меньше снарядов. Работали в три смены. Директор ДОКа Дударев Николай  Данилович с первого дня обратил на синеглазую худенькую девушку внимание. Шурочке в это время было  двадцать пять лет. Николаю Даниловичу сорок. Тем не менее, через несколько дней после первого знакомства, он вечером пришел в дом её родителей,  посадил Шурочку и её мать с отцом рядком за стол и сообщил без обиняков
-Человек я занятой. Ухаживать  мне, Шура, за тобой некогда. Ты мне так понравилась, что я даже работать с полной отдачей не могу. Словом предлагаю идти за меня замуж. Могу обещать одно. Буду верным и преданным мужем. Разница в возрасте пускай  не смущает. Я мужик крепкий и из породы долгожителей. У меня и дед, и бабка ещё живы. Сейчас ничего не говорите, подумайте денёк, а завтра я вечерком приду за ответом. После его ухода Шурочкин отец, свернув цигарку и присев возле печки на низенькую табуретку, сказал, немного подумав и глядя на пламя
-А что, Шурка, иди за него. Мужиками, да ещё такими, разбрасываться не дело. Нынче все на фронте. Людей  там положили страсть сколько. Мать добавила
- Видно понравилась ты ему. Сама гляди. Он ведь начальник и говорят строгий. Самой Шурочке Николай Данилович  понравился. Её смущало только одно – наличие безобразного рубца после ранения  на спине. Поэтому она ответила матери с горечью
- Понравилась! Он ещё моей спины не видал. Увидит, так сразу, как старуха отшепчет.
- Ну и ладно - решил отец- я ему завтра скажу,  так, мол, и так. Пусть сам решает. На завтра, когда Николай Данилович вечером пришел к ним за ответом, Шурочкин батюшка немного напряженный и побледневший сообщил
- Мы, конечно, не против такого купца, да только ведь товарец у нас того, немного побит на войне. Дочка, поди сюда. Шурочка специально одетая для такого случая в открытое летнее платье вошла в комнату и показала спину. Николай Данилович встал и рукой едва заметно провел по рубцу
- Чем это тебя так?
-Пулей, потом две операции делали.
- Не болит - спросил он  и мягко улыбнулся.
-Теперь уже не болит- ответила она смущенно.
-Эх -  с тяжелым вздохом произнес жених - не надо стесняться этого. Это нам мужикам должно быть стыдно, что под пули своих женщин подставляем. Я ведь сам с первого дня войны на фронт стремился - сказал  Николай  Данилович, - но отказали. Он с досадой стукнул по столу ладонью.
-Номенклатура крайкома и точка. Не рыпайся. Там воюй куда направили. Нас двое братьев младший Георгий певец - бас. Тоже хотел на фронт, не пустили. Ладно. Будем считать- в нашей семье хоть один фронтовик, да будет. Так что давай, Шура, собирайся, домой пойдем.
- Прямо сейчас? - испугалась Шурочкина мать. 
- А чего тянуть то, мамаша. На днях съездим в район, распишемся. Мать только покачала головой, но возражать побоялась. Так для Шурочки началась семейная жизнь. Дом Николая Даниловича  оказался  вагончиком. Из таких домиков состоял целый поселок. В них по две семьи в каждом  жили рабочие.  Обогревалось это временное жильё печкой типа буржуйки только раза в два  больше. На ней же готовили еду. Стенки  вагончиков были дополнительно для утепления обшиты досками, но утром всё промерзало основательно. Вода в ведре покрывалась ледком. В городе у Николая Даниловича было прекрасное жильё. Трехкомнатная большая квартира располагалась в так называемом городке НКВД. Правда мебель в ней, да и вся утварь была казенная. Все имело свой номер, свою бирку. За два года они ночевали в этой квартире несколько раз, когда Николая Даниловича вызывали Красноярск. На работу Шурочка ездила на доковском грузовичке. В конце 1944 у Василисы обнаружился туберкулез лёгких. Её  положили в диспансер. Шурочке пришлось взять её внука Вовку к себе. Николай Данилович был не против.  Малыша после блокадного голода Василисе удалось откормить, только ножки у него так и остались рахитичными и слегка  напоминали букву х.  Зато аппетит  был великолепный. Мальчишка, словно наверстывал упущенное. От еды никогда не отказывался. Шурочка легко нашла к нему подход.  Рассказывала, или читала  всякую свободную минуту сказки, до которых он был очень охоч. Вечерами, когда глаза у Вовки закрывались, она вглядывалась в его личико и её вместе с нежностью наполняла тревога. Она понимала, ребёнка предстоит вернуть бабушке, а она к нему не на шутку привязалась. Однако весной сорок пятого года Василиса скончалась. Шурочка с Николаем  Даниловичем быстро  Вовку усыновили. В день объявления о капитуляции Германии, за праздничным столом, Николай Данилович, глядя на жену и сына счастливыми глазами, удовлетворенно сказал
- Ну вот,  теперь у нас полная семья и в войне мы победили, теперь станет полегши. Будем учиться жить соответственно. Счастливо жить. И правда, им было хорошо  втроём. Через год  Николая  Даниловича вызвали в Москву и назначили на новую работу во Львов. Он должен был организовать добычу и обработку древесины в  Западной Украине. Предупредили, конечно, что будет не просто. Националисты, недобитые бандеровцы ещё пошаливают, но и обнадежили, что с этим скоро будет покончено раз и навсегда. Работа в этом плане ведется серьёзная.
Дома решили, что Николай  Данилович уедет один, а как мало-мальски устроится,  вызовет семью.  Так и поступили, но прошло несколько месяцев, а он звать Шурочку с Вовкой не торопился. В письмах писал, что пока в бытовом отношении неважно и с выездом необходимо подождать. Дело шло к осени, похолодало и в один прекрасный день Шурочка, послав мужу упреждающую телеграмму, выехала с Вовкой  поездом во Львов. Николай  Данилович встретил их на вокзале.
Разумеется, он был рад их видеть. Водитель Дима на служебном «Опеле» привез их в шикарную квартиру в центре города. Шурочка прямо спросила почему он до сих пор их не вызывал к себе?
-Если у тебя тут женщина, мы немедленно вернёмся назад. Николай Данилович возмутился 
- Ты меня не первый день знаешь. Я тебе не хлыщ безответственный. Тут время от времени постреливают. Галиция хоть русскими основана, но не  Россия и даже не Украина. Вот и вся причина. Видишь, что таскать приходится. Под его пиджаком на поясе оказался пистолет. Через три недели Шурочка убедилась в справедливости его слов. В ноябрьские торжества их обстреляли в Галицком районе, где на улице Ивана Франко в столовой проходил торжественный ужин. Когда раздались выстрелы, Шурочка схватила Вовку в охапку и спряталась за пивную бочку. Всё произошло на заднем дворе столовой, народ уже расходился по домам. Парадная дверь оказалась закрытой.  Как позже выяснилось, её специально заблокировали.  Было уже темно. Одинокий фонарь освещал двор. Народ поспешно вернулся в помещение столовой. Только на расстоянии двух метров от  черного хода остался лежать солдат, который был прикомандирован для охраны, рядом с ним уже образовалась кровавая лужица. Николай Данилович и ещё несколько человек из-за пивных бочек, стоящих во дворе, открыли стрельбу из пистолетов. Опытным глазом снайпера Шурочка огляделась кругом и  поняла, что палят они в божий свет, как в копеечку. Им отвечали с двух точек на крыше четырехэтажного дома, который  находился метрах в ста. Она крикнула мужу, чтобы стреляли в фонарь. Не сразу, но стрелки поняли, что надо делать. Кто-то из них, наконец,  попал в него и стало  темно. Шурочка немедленно перебежала к мужу, сунула ему сына, затем подхватила винтовку, лежащую рядом с убитым солдатом,  и с ней вернулась обратно на свою позицию. Сквозь прорезь прицела она вгляделась в  два едва заметных силуэта на крыше.
- Только бы оружие было пристреляно - произнесла про себя мысленно, как мольбу и спустила курок, после этого передернула затвор и сделала второй выстрел. Всмотрелась. На крыше никого  не было. В ночной тишине после некоторого молчания раздался возглас
-Вот это да!  Всё что ли? Потом кто-то засмеялся. Кто-то пробежал к двери и скрылся за ней. Больше никто не стрелял. Оборонявшиеся со двора перешли  в помещение. Приехали военные. Шурочка объяснила откуда стреляли. Кроме неё этого, как оказалось, никто не понял. С крыши сняли два трупа. В одном из них Николай Данилович опознал своего водителя Дмитрия Рымчука. Домой вернулись глубокой ночью. Уложили Вовку, а сами долго сидели на кухне. Обсуждали случившееся. Потрясло то, что Рымчук служил в армии. Прошёл всю войну. Как он оказался среди врагов, было не понятно. Шурочке показалось,  что  она вернулась на фронт,  хотя скорее было наоборот, война догнала её здесь в Галиции.
Вовку определили в первый класс, а Шурочке предложили работу в той же школе. Она стала преподавать географию. Жизнь начала приобретать более четкие очертания. Николай Данилович пропадал на работе до поздней ночи. У Шурочки тоже было много дел. Частенько они виделись только утром. Отношения с коллегами  учителями на первый взгляд были нормальные. Хоть Шурочка порой ощущала некоторый холодок при общении. Двое из учителей работали и в оккупации. Причем рассказывали, что бандеровцы этого не приветствовали. Считали сотрудничеством с немцами.
-Могли и пристрелить – как-то  пожаловалась учительница немецкого Ядвига Негода. Дело было в учительской и завхоз Валерия Федоровна, присутствующая при этом, когда осталась с Шурочкой наедине тихо сказала
-Слушай их больше, они наговорят.
-Что же их не проверяли, когда пришли наши?
-Проверяли. Бывшего директора посадили, а этих двух выпустили. Им, конечно, видней, но эту овчарку немецкую я бы,  ни за что не выпустила. Однажды Шурочка застала днем Николая Даниловича с  незнакомым