У бабки Микулихи, что жила в Зарёванной Пади, пропала корова. Майкой звали.
Надысь выгнала её хозяйка на улицу да и пустила, как обычно, добывать себе пропитания. Сама-то бабка старая уже была, хворая, ноги еле волочила. Только что и могла – уточкой дохромать до калитки, шлепнуть Майку по крутой бочине да перекрестить в путь-дорожку: пасись, милая…
А ведь раньше у них в деревне в каждом дворе было по корове. А то и по две. Даже пастух имелся, выборный, Колей звали. Так о прошлом годе помер от тоски и безработицы. И теперь на всю деревню – одна Майка. Да и деревни-то, почитай, нету, осталось с десяток обиталых дворов, а остальные обезлюдели и ушли под землю. Даже дачники сюда не шибко рвались: дорога больше овраг напоминает, землица скудная, суглинистая, и к тому же электричество бывает не каждый день – всё, говорят, какие-то форсы-мажоры на линии бесчинствуют. А кто такие? Их и не видал никто…
Потому и корова в деревня – благодарение божье. Бабке-то много ль надо? А остальное молоко она по соседям раздавала, и они ей за это сено на зиму косили. Покосов кругом – не меряно. Колхозишко-то у них еще лет двадцать тому, как крякнул. «Светлый путь» назывался. Да и ладно, светлый ему путь туда.
А потерю справлять надо. Самой-то Микулихе дальше околицы не дошкандыбать, поэтому она и попросила соседей подсобить с поисками Майки. Справных мужиков на деревне осталось только двое: косой Васёк да хромой Митроха. Вот их она и позвала на подсобу.
- Ну что ж, - послушав причитания Микулихи, сказал басовитый Митроха. – Дело святое, будем искать. Только ты нам, старая, кутуль собери: пожрать там чего, запить… Мож`а, не один день уйдет на поиски, так что раструдись. Правильно говорю, Васёк?
Молоденький, с первым пушком на подбородке Васёк солидно кивнул головой и добавил:
- Ты нам жидкого поболе положь. Жарко сейчас, Спас медовый на дворе, пить всё время хочется. Да и веревку подлиньше дай.
- А верёвку-то зачем? – испугалась Микулиха.
- А вдруг твоя Майка где-нибудь в болоте застряла? Тащить будем. Святое дело!..
* * *
Собрала Микулиха мужичкам кутуль. Понасовала туда всё, что у нее было из съестного и питного, проводила до калитки, и когда Митроха спросил, куда обычно Майка ходила пастись, показала самое верное направление: на запад, к Усольцеву Логу. И мужики пошли.
Правда, уже за околицей Васьк`а вдруг охватила неодолимая жажда, и он предложил Митрохе сделать привал и подзаправиться. Митроха согласился дёрнуть по «дюймовочке». Хромому, ему было трудно поспевать за проворным Васьком, и потому любой передых он только приветствовал. Следущие плановые остановки назывались «сороковочка» и «полтинничек», а после «соточки» в хороший бинокль можно было бы увидеть и сам Усольцев Лог. Если б был бинокль….
Утром встали свеженькие, как бабкины огурчики. Снова зарядились «дюймовочкой» и бодрым маршем к обеду домахали до Лога. Но в сам Лог решили не спускаться: мало ли что? У одного – нога не ходит, у другого – глаз не видит. Да и Майка, хоть и корова, а тоже, чать, не дура распоследняя, чтобы свои копыта в этих буераках ломать. Но для верности всё же постояли на краю оврага, послушали. Даже что-то послышалось… Но после «полтинничка» странные звуки вмиг исчезли, и мир снова вернул себе голоса гармонии и порядка.
Лог, опять же для верности, взяли «в клещи»: Митроха шел левым флангом, а Васёк – правым. Наконец, часа через три состоялась «встреча на Эльбе» - с братанием, поцелуями взасос и банкетом, затянувшимся до поздней ночи.
Утром, заправившись и сполоснувшись в ржавой канавке, двинули тем же направлением: на запад. Неожиданно наткнулись на какую-то воинскую часть. Васёк, легкий на ногу и на язык, в расподробностях расписал дежурному лейтенанту все приметы коровы: пестрая, один рог сломан, на вымени – четыре соска, зовут Майка… Просил подсобить с поисками кормилицы.
- Какая еще корова, мужики, какая Майка? – изумился лейтенант. – Мы тут танк найти не можем! Прапорщик Подшивалов уехал на нем три дня назад за продуктами в город, с полным боекомплектом! А вы – про какую-то корову…
- А ведь он прав! – сказал Митроха, когда они отошли от КПП на расстояние выстрела и устроились на дозаправку. – Лезем к боевому офицеру с какой-то коровой! А если завтра война?..
* * *
Пришлось выпить за победу, потом - за мир во всем мире. Закончили, кажется, тостом за Гаагскую конвенцию… Митроха был мужиком грамотным, начитанным. Правда, газеты в их Зарёванную Падь попадали с полугодичным опозданием, но всё равно он был в курсе последних событий. А за них грех не выпить.
Утро оказалось не шибко добрым. Видно, Гаагская конвенция всё же была лишней. Держась исключительно на чувстве долга и друг за друга, мужики поднялись и продолжили поиски коровы в прежнем направлении. Неожиданно луга и покосы кончились, и они оказались в городе. Названия города они не знали и определили статус чисто по наличию асфальта, людей и машин. Машин было – как муравьев в муравейнике, а людей – как навозных мух в сортире.
- Не-е, - сказал Васёк, обсмотрев городской кагал. – Майка сюда б не пошла ни за какие коврижки! Здесь тебя в пять секунд выдоят и последний рог обломают. Давай, Митрофаныч, взад вертаться! Не нравится мне здесь.
- Погодь, - остановил его Митроха. – Ещё не всё потеряно! Давай хоть спросим людей… Мож`а, кто видал нашу красавицу? А уйти всегда успеем.
И верно: к ним тут же подскочил какой-то вертлявый хлыщок в зеленом спинджаке и с белой бутоньеркой в нагрудном кармашке:
- Жжилаете записаться?
- Чевой-т он? – спросил Васёк у грамотного Митрохи.
- В партию записывают, - зевнул тот.
- В бурду или в очко?
- В оба сразу. Скорее – в очко. У тебя деньги есть?
- Деньги – не вопрос! – встрял хлыщок. – Наша партия пользуется огромной поддержкой населения! Новых членов мы поощряем и материально – в разумных пределах, конечно.
- А корову найти сможете? – спросил наивный Васёк. – Майкой зовут. У неё ещё один рог обломан, четыре соска…
- Мы всё можем! – сказал хлыщок. – На какую сумму вы рассчитываете?
Васёк обомлел.
- Ну, пока по тысчонке… У нас лимонад кончился. Да и курево на исходе…
- Не вопрос! Документы имеются?
Документы имелись только у правильного Митрохи. Его и занесли в партию, дали подписать какие-то бумаги и тут же назначили лидером деревенского отделения партии. Пока – на общественных началах.
- Как, говорите, называется ваш населенный пункт?
- Зарёванная Падь.
- Это из-за коровы, что ли?
- И из-за коровы тоже. Деревня-то без молока осталась! Микулиха как упала, так все глаза проревела… Не дай бог, окочурится, старая, тогда и мы все вымрем….
- Не допустим! – взвизгнул хлыщок. – Назначим её на первое время секретарем отделения нашей партии! С огромными полномочиями!
- Да ей бы корову… - опять не к месту ляпнул Васёк.
- Будет! Всё будет, коллеги! – заверил хлыщок. – И корова будет, и бык… Добро пожаловать в наши ряды!..
* * *
Тут же с визгом подлетел черный «Мерседес». Наших ходоков с почётом усадили в машину. Через полчаса их завели в огромное стеклянное здание. На лифте подняли чёрт знает куда. В большом кабинете посетителей ждал Сам. Председатель.
Говорливый Васёк - с молчаливого согласия Митрохи - доложил партийную обстановку в Зарёванной Пади. Особо упирал на бедственное положение секретаря местной ячейки Микулихи. И при этом гнул пальцы: крыша на доме дырявая; забор завалился; калитка держится на последнем гвозде; сарай сгнил до такой степени, что им даже печку не растопить; огород зарос бурьяном и чертополохом, и там хозяйничают соседские свиньи и куры. Секретарь же постоянно занят партийным строительством, и у неё нет времени даже на починку клозета.
Ответом на эту тираду был сановный кивок, после чего Митроху с Васьком вывели под ручки на улицу и пустили восвояси. На полученный партийный транш они отоварились в ближайшем ларьке, так что обратный путь пешедралом не показался им ни долгим, ни трудным.
Возвращаться, сказать, им было стыдно. Но ещё теплилась надежда, что Майка сама нашла дорогу домой и теперь стоит в своём стойле и жуёт свеженькое сенцо, которое они, Васёк и Митроха, успели заготовить для своей кормилицы.
И верно: за время их отсутствия в деревне произошли разительные перемены. Дом Микулихи оказался обнесен высоченным бетонным забором. Вместо гнилой калитки красовались новенькие железные ворота. Перед ними – о, чудо! – было положено 2 квадратных метра никогда не виданного здесь асфальта. Поверх забора сверкали стеклянными глазьями видеокамеры наружного наблюдения. На стене дома, обшитого крымским кипарисом, висела спутниковая тарелка. Во дворе брехали сторожевые доберман-пинчеры. И охранник запустил их в дом только после того, как Митроха показал ему удостоверение члена партии. Какой – он прочитать не успел.
Сама Микулиха лежала на огромной кровати под балдахином с иконкой в руках. Вверху, под потолком, теплилась розовым лампадка.
- Ты чего, старая? – опешил Митроха. – Помирать, что ли, собралась? А как же наша партийная ячейка? Жизнь тока-тока начала налаживаться…
- Да вот, приспела моя смертушка, Митрофаныч. Ты уж извини… Нашли вы Майку-то? Неужель не нашли? А мне-то, грешнице, перед смертью так шибко молочка испить захотелось… Ну, хоть глоточек… а?..
