останется у кого-то еще.
Я только коснулся шпагой-рукой маски, чтобы отрезать ее от куклы, как... она и домик исчезли, отовсюду стало темно, гулко зашагали и засопели пугающие тени в паутине и чьи-то жуткие голоса заскрежетали: раз все вокруг - кукольный домик, то все, что ходит по домику и примеряется к нему, можно разрушить.
Меня бросило в холодный пот от того,что я слышал и отчего меня осеняли догадки: я тут как... кукла, она ничего не почувствует, ей все равно, что ее лицо останется у мрака и теней.
Но это ведь, пусть и путанно-никогда, но не станет правдой, это же кричало и тревожно стучало в дверь рассудка мое сознание, и я наотмашь поднимаю руку с вкрепленной в нее шпагой вверх, в смутной надеже на...
Свет... какое, действительно, счастье, что я его нашел: маленький,тоненький, чуть пробившийся сквозь от, пронзенной моей шпагой,страшновато-надвигающейся шеренги темноты - он рассеял ее, доказал благовейно,что товарищи мои незаменимые, по-своемумилые и даже забавные, люди; а корабль родное, священное пристанище; это все непростительно покидать!
Он тихонько и спасительно осторожно забирал с моего лица капельки грусти,наряд будто осыпая ярким, волшебным порошком, что когда-то притянет, пусть крошечный, но мир с конкурентами-торговцами, укрепит дружбу с товарищами и найдет по-настоящему, красивую и добрую даму, отыщет что-то, что куда ценнее маскииз лунного камня – согласие и вечное тепло от самого неповторимого и ценного!
С, греющим странный город о трех макушках, солнцем меня искренне-радостно встречали товарищи, старательно и скромно предложив, для утешения, пусть и банальные, но найденные для меня янтарь и монеты; с трепетом возвращаясь сомною на корабль (а после - аккуратно натирающие мне шпагу-руку и с энтузиазмом помогая мне во всех, почти капитанских, заботах, усердно устраивая разные забавы, чтобы и мне, и всем было хорошо).
И... я тихонько им улыбаюсь, с готовностью направляя свой корабль к новым далям, украдкой наблюдая по ночам на нем, совершенно дивный, блеск... лунной шпаги...желания...
