горем человеков.
От гати снова чужая тропа. Если тропа не своя, даже недоумок на нее не ступит.
Бригадир нашел такое место, что верхом можно переползти. Подумал, и не решился воспользоваться - не понравилось. Вроде бы и ствол завалился сам, нависал на ту сторону удобно, подпираясь верхушкой в другое дерево, и сук имелся, по которому можно спуститься. Но слишком уж удобный переход, а не любил Бригадир подобных излишеств. Еще раз прислушался к себе. Не нравится - и все тут!
Решил идти дальше, но тут неумный Локся окончательно взбунтовался: если дальше идти, то получится, что едва ли не назад, и дело к вечеру! Полез. Над тропинкой задержался - посмотрел направо и налево, оглянулся, отрицательно покачал головой. На той стороне стал сходить по суку, и тут, непонятно с чего, вдруг поехала нога, взмахнул руками... Пытался ухватиться, и вроде удалось, но руки отчего-то не удержали. Исчез в траве полностью, будто и не было ничего.
Бригадир развязал вывертка и обрисовал перспективы. Либо ползет сам, либо рублем в лоб из поганого ружья.
- Попробуй только чего-нибудь отчебучить!
Выверток все-таки подвел. Как так случилось? Вроде и привязаны были сапоги накрепко, но один сполз и упал на тропу, и ничего поделать было нельзя. Жиденькая, едва заметная глазу волна прошла по тропе, прошелестели листья в ту и другую сторону. Ой, как хреново!
- Ты это нарочно, что ли, паскуда? - зашептал Бригадир.
Хорониться теперь не имело смысла, только и времени оставалось, пока волна-сторож до хозяев дойдет. Пока еще соберутся... - успокаивал себя Бригадир, пихая вывертка. На развилке остановил, перелез через него, нарочно придавливая побольней. Перегнулся, внимательно осмотрел то место, где у Чмыхало соскользнула нога. Прижал мизинец, повозил по стволу поднес понюхал широко ноздрями, повел головой. Обмазана скользючкой. Причем, не местной, не природной, а химической магазинной. Свои что ли охотятся? Не знаешь что хуже... Стал вязать веревки, чтобы спуститься в сторонке.
Последний локсик - пиши теперь объяснительную! Они хоть и дешевые, не под строгую отчетность, но в конторе объясняться придется, новых могут не выделить. Задержался, заглянул в яму... Увидел то, что примерно и ожидал, и решил, что сегодня обедать не будет.
Вывороток смотрел в яму с жадностью, словно впитывал.
4.
На всякий день ночь приходит, и этого не миновать - спасайся костром, жилищем или незаметностью.
Обустроился, как умел. В месте, что не любит гнездиться нечисть, с костерком, в который, кроме правильного дерева, подбрасывал крошки ладана. Маленький костерок плевал искорками в сторону Бригадира. Горел он странновато - пламя опасливо косилось на вывертка, выпускало язычки, будто пыталось привлечь внимание, наябедничать.
Выверток усмехался, и пламя опасливо ежилось. Хмурил брови - шарахалось, как живое, желающее бежать. Бригадир наблюдал, как выверток, глядя на потуги огня, принялся дразниться: свернул губы трубочкой - будто собрался дунуть, и пламя испуганно расстелилось и стало подбираться к сапогам Бригадира.
- Что ж за сволочь такая на мою голову, - пробормотал Бригадир. - Что за заказ дурной! Тут умотался - ног не чуешь, а этот - живчик! Все бы ему веселиться, душа копеечная. Всех локсиков моих положили - бархатные были люди, добрейшие - слеза прошибает, как вспомнишь. А этот - ну, ни на грамм сочувствия!
Выверток буркнул, как сплюнул.
- Бормочешь, нелюдь? Расплодилось вас... Не будь такой дорогостоящий, - мечтательно затуманил глаза Бригадир. - Эх!
И снова выверток отозвался невнятно.
- А по-человечески все равно не можешь, - подытожил Бригадир. - Даже для леса ты ублюдок.
Тут лес зашумел, зачавкал, словно поперхнулся смыслом, не мог пережевать сказанное, и будто сам выложил - четко и внятно:
- Кто тут ублюдок - ещё подумать надо...
На какое-то время Бригадир застыл, затем едва ли не расплылся от счастья.
- Можем, значит! - удовлетворенно сказал Бригадир. - И пятки прижигать не надо? За говорящего премия! Ты говори-говори... - подбодрил он, почти не веря.
И выверток, словно войсковой капеллан, понес 'пургу про святость'. Бригадир давно свой мир видел как дальтоник - в одну краску, а тут вдруг так расцветило.
- Охренеть, - сбросил наваждение Бригадир. - Нелюдь проповеди читает! Только, когда к заказчику приведу, об этом молчи. За такое словоблядство не накинут... По нормальному разговаривать умеешь? По-бригадирски?
- Давай-давай, - сказал выверток. - Мели Емеля - твой банк! Отрыжка цивилизации!
- Во-во, это по-нашему! - обрадовался Бригадир и отрикошетил: - Пустозвон лесной! Помойка зеленая!
- Грибная каторга!
- Мозгляк! Вылизывай мозги!
- Сам давно на мозгомойке был?
- А хоть бы и промытые, но это ты связан, и я тебя веду, - стал заводиться Бригадир, ввязываясь в бессмысленный спор. - Вывороченные твои мозги отдельно путешествуют, так и не догнали, а все потому что - выверток! Вы вывертки, нам рассказывали, - все, как один, выблевыши второй биологической. Вас закордонники сварганили на наши головы!
- Я ж говорю - промытые. Не так все было! - своим пискучим древесным голосом запротестовал выверток, и без всякой связи добавил: - Был бы умным - отпустил!
- Нелюдь отпустить?! Век контракта не видать! Кто бы услыхал только! Бригадира нелюдь уговаривает - нелюдь отпустить!
- Сам нелюдь!
- Урод!
- Сам урод!
- Э, так не пойдет! - рассердился Бригадир. - Это не по правилам. Повторять нельзя.
- 'От тюрьмы, от сумы и от мутации не зарекайся - сегодня жить, а завтра нежить...' - припомнил выверток старую человечью поговорку. - Развязал бы руки - чешется!
- Ага, а ты намудруешь. Мудрак! Перетерпи уж, мутило военное.
- Довоенные мы, - повторил выверток. - Это во второй биологической нас копировать пытались - оттуда вся путаница. Сами всяких уродов наплодили, не успеваешь отбиваться. Ты хоть знаешь, с чего войны начались?
- А на кой мне это знать, если знаю, чем закончились? Или мое знание что-то выправит? - вконец разозлился Бригадир. - Переиграют их заново? Урод ты неправильный!
- Я-то как раз самый правильный.
- Значит, правильный? Урод правильный? Мутация нелюди?
- Рассказывать долго.
- Ну и не рассказывай!
Замолчали, насупились, каждый задумался о своем.
Войны заглохли как-то сами собой. Последняя тлела-тлела, да и перестала теплиться. Жизнь мирная. Стрижено ли, брито ли, от природы лысо - все одно голо. Хоть Смотрящий тебя обобрал, на городской оброк выстриг, хоть менты-подлюки на заметку взяли, и теперь им лень ходить куда-то еще - бреют наголо за 'защиту' - все подчистую метут. Хоть сам ты, от природы и непутевости собственной, такой неудачник, что едва не светишься. Таких издали видать. Голыши, да голышки - и дети от них такие же будут. Пока не достанет кому-то характера - а доколе?! В семье не без урода... А вот уроды - другая категория, из них иногда люди вырастают.
С кем 'про жизнь' говорить, как не с этим?
- Вот, к примеру, этим твоим 'мудрам' - каждый может научиться? - взялся подбивать клинья Бригадир. - А регулировать усилие можешь или всегда так получается? Зачем до скелета раздевать? Усердствовать зачем? Неэкономично. Достаточно, чтобы только голова распалась, или кожа сползла. Как ты там это делаешь?
Довольно удачно изобразил мудру - ту, что видел в выселках, и тыкнул ею в сторону вывертка - Бригадир обладал сильной, иногда злостной, памятью.
- Одного пальца не хватает, - сказал выверток.
- Сколько у тебя?
- На левой - шесть.
- А... - крякнул и поскучнел Бригадир.
Беседовать 'про жизнь' расхотелось, теперь вроде бы и не с чего.
Мысль не отпускала.
- А на ногах сколько? Ногами не пробовал складывать?
Выверток промолчал. Про ноги он очень расстраивался, что раньше не додумался. Но больше всего за то, что не помнил - сколько там пальцев.
- А у тебя?
- Все равно не хватает, - огорчался Бригадир.
Невезуха. Кругом невезуха. Какой-то непутевый контракт. И чего так сложилось?
Тут выверток возьми, да и спроси про мечты. Чем они у Бригадира от мечтаний локсек отличаются? Бригадир рассердился - нашел кого ровнять! У локсек мечты простые - нажраться вкусно и в такую волю, чтобы блевать от всей души, а у него мечты бригадирские, нерядовые - смотрящим стать, право заиметь всякую дверь пинком распахивать, в хрычевне - первый стол и уважение...
- Ну и в чем разница?
Разозлился. Хотел пинка дать, но отчего-то не дал. Расстроился. Есть с чего расстраиваться. Всегда понимал, чему радоваться стоит, а сейчас не понимал. Взялся лес слушать.
В сумраке выла то ли собака, то ли человек. Есть в ночных звуках что-то чарующее! Вурлак воет. Он, когда воет, не поет - жалуется. На что - понятно. Неженатик. Малосемейный налог. У них собственные инспектора и смотрилы. Выводит в песне своей, что сосут его насухо. Врет, небось... Но до чего пронзительно, красиво, до чего жалостливо! В такую вот ночь, тихую, лунную, слушать, как они подвывают - сердце кровью обливается! Такого и натощак не стерпишь, так и хочется с себя последнее сцедить.
Бригадир очаровался и окончательно очумел, уже не замечал, как выверток освободил руку, сгрыз бинты, пальцы потянулись в его сторону и сложились в кукиш...
5.
Когда сидишь в болоте, исходишь страхом, первыми на лакомство приходят курощупики, именно они начинают обсасывать с пальцев ног, вторую нутряную слюну из себя выжимая. Перед этим (под первую слюну) обувь объедят начисто, одежду спустят, и только тогда, не спеша, смакуя... Бригадиру показалось, что уже начали: сосут разом мизинцы и большие пальцы ног.
- Ох, лихо мне!
Это даже не он (он-то шепнул еле-еле), это душа громогласно возопила.
- Чего, орешь-то?
- Лихо мне!
- В третий раз зовешь, а ничего не просишь? - удивился выверток. - Ни жизни, ни смерти?
Как сидел на четвереньках, так и перекинулся через голову - ловко, высоко, тут же одной рукой ухватил вершинье тонкой березки, заломил в сторону Бригадира и опять рядом - смотрит жадно, подсовывая под ладонь ветвь. Бригадир хватанул, но ветвь рассыпалась трухой - прелая оказалась. Выверток зашелся мелким стариковским смехом. Ни лицом, ни телом на себя не похожий - розовый, гладкий.
Тут Бригадир и сообразил, что выверток кормится с горестей. Не только людей наизнанку выворачивать умеет, но и неприятности городить - с них питаться! Вот те на! Нарвался-таки на универсала, мать его ей-ти! Болото болотом, а вспотел, покрылся испариной. Гулькнуло что-то крупное вдалеке, шевельнулось - учуяло страх бригадирский.
- Не кусают?
Выверток смотрел участливо.
- Как тебе? - зудел нетерпением, топтался в приседе, ломал голову на стороны и, уже не скрываясь, смотрел жадно.
- Хорошее болото - теплое! - сказал Бригадир.
- Что сказал?
- Уютнее, чем снаружи.
Выверток не поверил, сунул палец в жижу.
- Мне много лучше утонуть и быть съеденным, чем к кредиторам. Вот у тех намучаешься, еще за локсек придется отвечать, да прежних долгов за мной...
- А что, в городе, таких как ты, сильно мучают?
- Не то слово - там не жизнь - мука сплошная! Только здесь у вас в лесу и
