Заблуждения праведников. Сюжет Второй: Любовь.

Винтовой спуск каменной лестницы, уходящий глубоко под землю, огласили дикие вопли, по степени отчаянья и покинутости мало сравнимые с человеческими.
Падре Антоний вышел из коридора, ведущего к камерам допросов.
Молодой человек, которого сейчас, видимо, подвергли пыткам, истошно вопил у него за спиной. Святой отец перекрестился и прошептал про себя молитву. Он вздохнул и, с чувством исполненного долга начал подниматься по лестнице наверх, на встречу сквозящему из-за решёток воздуху.
-Папа, папа!- донёсся до него знакомый прозрачный голос, слетевший с верхних этажей крепости.
-Жане!- священник поднял голову и посмотрел вверх на дочь. Она стояла несколькими ступенями выше – семнадцатилетняя девушка в скромных монашеских одеждах, с красивыми мягкими чертами лица и пронзительными синими глазами.
-Отец Бенедикт сказал, что я могу найти тебя здесь!..- неожиданно девушка потупила взгляд, опустив глаза на перила лестницы,- Помнишь, ты обещал показать мне ведьму?..
-О, дочка!- умильно произнёс Антоний и поднялся к ней,- Вовсе не обязательно было идти сюда. Ты же знаешь – не стоит тебе спускаться в подземелье.
-Но ведьма…- прошептала Жане,- Я знаю, отец, что мой интерес может показаться тебе грешным, но мне бы… хотелось попробовать поговорить с ней!.. Вера моя крепка, и ни в чьей власти не будет пошатнуть её.
Старый священник улыбнулся и нежным жестом дотронулся до плеча дочери.
-Тогда я покажу тебе. Может, что-нибудь и выйдет.
Он вёл её по одному из сотен путанных коридоров в крепости, бывшей и тюрьмой, и богадельней. Крепость, выбитая и достроенная на отвесной скале, уходящей в гущу леса своим основанием и царапающей небо острыми стенами чёрных башней. Сотни мрачных коридоров и закоулков, влажных плесневеющих камер, помещений, пропитанных факельным гаревом – гротескный мир запутанных человеческих душ, откуда, казалось бы, не было выхода никому: ни виновным, ни праведникам.
-Здесь…- тихо прошептал падре Антоний,- В самом конце коридора… Я буду гордиться тобой, если твоё рвение и в самом деле принесёт плоды!..
-Конечно, папа,- девушка приподняла свечу, загородив её рукой,- Я постараюсь.
Отец благословил дочь и растворился в темноте под навесной аркой. Жане осталась одна. Просторный тюремный отсек вёл к нескольким камерам и оканчивался решёткой, за которой было отделено небольшое помещение с одиноким высоким окном, источающим сейчас голубой ночной свет. В светлом прямоугольнике, неровно ложащемся на пол темницы, выступали неровности камней, и была разбросана солома. Девушка сделала пару шагов к темнице – ей показалось, что она пуста. Она подошла ещё ближе, остановившись в метре от решётки.
-Здравствуйте…- тихо произнесла она в темноту камеры,- Я пришла исповедовать Вас…
В глубине темнице послышался шорох соломы. Жане подняла подсвечник, чтобы осветить невидимую ей заключённую – из темноты проявился согнувшийся у стены камеры неявный силуэт.
-Уберите свет…- прошептал женский голос из темноты, и Жане тут же опустила свечу.
-Я могу загасить её…
-Да, будьте добры.
Жане подобрала с пола щепочку и прижала к тлеющему в горячем воске фитильку. Тёплый оранжевый свет погас, и девушка осталась в темноте, прорезанной голубым светом окна.
-А скажите…- донеслось до Жане робко и недовольно,- Меня казнят уже завтра?
Голос этот бы с хрипотцой, но одновременно мягкий, задумчивый.
-Нет…- Жане подошла ближе к решётке,- Насколько я знаю, у Вас есть ещё четыре дня…
-Хорошо.
Воцарилось молчание. Девушка не знала, что можно сказать человеку, обречённому на смерть.
-А правда, что Вы… ведьма? В смысле – как это?- прошептала Жане, боясь, что её могут услышать.
Из-за решётки послышался слабый смешок.
-Я ведьма ровно настолько, насколько нечестивы священники, ведущие здесь допросы…
Жане закусила губу.
-Но Вы ведь…- попробовала вступится девушка,- Вы сделали что-то богонеугодное, грешное, раз находитесь здесь!
-Да, так же говорили и они… Я согласилась. А почему бы и нет, чёрт возьми? Лучше сгореть целой и невредимой, чем с вывернутыми сухожилиями ног и рук или иглами, забитыми под ногти… Ваш брат сметлив на разные извращения.
Девушка испугалась – об этой стороне здешний жизни ей не говорили ни учителя-богословы, ни наставники, ни сёстры.
-Неужели…- вырвалось у неё с горечью,- Я не знала…
-А что с ведьмами и колдунами ещё делать?..- прошептало из-за решётки,- Мы искали заступничества у чего-то более действенного, чем эта ваша церковь, теперь вот – получай! Церковь пытается напоследок показать, что и она чего-то смыслит в Божьей каре… Праведники, чёрт вас подери…
-Не ругайтесь, прошу Вас…
-«Не ругайтесь!»- передразнило из-за решётки грустным голосом,- А что это… Эх, хотя ладно, что теперь выпендриваться-то…
-Вы можете рассказать мне, что Вас беспокоит, о чём Вы сожалеете,- предложила Жане.
-А ты что, самая умная? Меня казнят через четыре дня, или у тебя там очередь? Стой, не отходи, хочу посмотреть на тебя…
В камере раздалось шуршание, треск, но по-прежнему не было ничего видно. Прошла минута, молчание затягивалось…
-Ты…- раздалось испуганно и удивлённо из темноты,- Ты похожа… Как тебя зовут?
-Жане Мария Паскаль…- робко проговорила девушка.
-Ты очень похожа на мою сестру…- взволнованно говорил голос,- Чёрт возьми!.. Ты такая молодая… Неужели ты тоже пытаешь людей?..
-Никого я не пытаю!..- со слезами на глазах возмущённо крикнула юная монашка.
-Хм… Это хорошо – видно ты и впрямь не врёшь. Может, мы с тобой и поладим… Знаешь, у тебя вся жизнь впереди – обещай мне, что выберешься из этого старого монашеского зада и посмотришь белый свет…
-Не говори так!..
-Как хочешь, могу и не говорить… Просто ты-то и не знаешь, наверное, как там – снаружи. А я знаю. Я прямиком оттуда.
Сердце Жане сильно и тревожно забилось, как от ожидания чего-то – чего-то далёкого, не хорошего и не плохого, того, что…
-Мне снилось,- помедлив, прошептала Жане в зачарованной мечтательности,- Я смотрела за решётки башен и видела леса… и небо… Я видела полёты птиц. Наверное, оно такое, да?
-Нет…- голос проронил ноту тепла и освобождённости,- Леса, бескрайние леса… а за ними реки! И  поля графств, и снова леса, пропитанные летом солнечными лучами, а зимой белые от снега, будто молоко разлили… Хочешь, расскажу?- голос ведьмы был стремителен и взволнован.
-Да, да, конечно!..- прошептала Жане, обрадовавшись грустной тоской по миру.
Целый час заключённая за решётку ведьма рассказывала молодой монашке о белом свете, из которого она пришла, и голос её летел подобно вольной птице, касаясь крыльями поверхностей озёр и рек, кружил над далёкими пашнями и подмечал такие маленькие и значительные детали, от которых хотелось плакать – настолько они были прекрасны и просты. Жане взялась за решётку и присела на колени к камере, уже ничуть не смущаясь, что не видит свою собеседницу – голос говорил ей намного больше, он показывал её даже больше того, о чём она мечтала во время молитвенных служб и тогда, когда оставалась наедине с собственным сердцем.
-Мне хотелось бы знать… почему Вас заперли здесь? Чем Вы провинились?- наконец спросила она, предчувствуя несправедливость.
-А ты не знаешь? Хорошо. Попробую рассказать, чтобы ты тоже возненавидела меня и захотела сжечь… Я родом из Ирландии, это сказочные острова далеко к северу от вашей страны – их береговые утёсы до сих пор остаются в моём сердце. Там было здорово, но когда бабушка умерла, я взяла сестру и тайком уплыла на одном из торговых кораблей – в Европу, где нас мог приютить хоть кто-то. Моя бабушка была настоящей ведуньей, её боялись во всей деревне, боялись и уважали, не то что нас – мы оказались никому не нужными изгоями… Мы надеялась стать подмастерьями у местных ремесленников, но не прошло и недели, как хозяйка дома, в подвале которого мы снимали комнату, продала нас в рабство графу Монаспе – это был ужасный, бесившийся с жиру человек. Он избивал своих слуг и издевался над жителями деревень. Мы попробовали сбежать, но на нас спустили собак – я не знаю, жива ли осталась сестра, удалось ли ей убежать достаточно далеко… Меня поймали. Хозяин в ту же ночь грязно изнасиловал меня, а потом продержал в сыром подвале замка неделю, без еды и в холоде. Я поклялась, что отомщу ему – за себя и сестру, за всех изнасилованных служанок и убитых сельчан. Как только я вышла на белый свет, я начала собирать травы и предметы для своего возмездия… В Ирландии все хотя бы чуть-чуть умеют колдовать, привораживать, призывать удачу, а я была внучкой настоящей колдуньи – и я горжусь этим: она ни раз спасала урожай деревни от града и засух… Я навела на хозяина порчу и, как по совпадению, через три дня, в день, когда он устраивал торжество в честь удачной охоты, в замок ударила молния – этот старый рассадник насилия выгорел дотла, и все, все мерзкие богачи, наполнявшие его, сгорели как клопы…
Ведьма за решёткой замолчала, и было слышно её сбивчивое тихое дыхание.
-Ты ведь думаешь, это не совпадение? Ты теперь, наверное, тоже считаешь, что мне место в Геенне?
-Нет…- робко и возмущённо произнесла Жане,- Я так не считаю… Хотя… я должна так считать… Послушай, мне кажется, я понимаю, почему ты так поступила. Но это всё равно был огромный грех…
-А как же!..- усмехнулся голос за решёткой,- Это был самый замечательный грех после того, что с нами было в том замке. Я ничуть не жалею – в ту ночь освободились те, кто был обречён на страдания этого алчного мерзавца…
-Я должна требовать от тебя раскаяния… Мне очень хочется продолжить говорить с тобою, ты приятна мне, но я боюсь…
-Чего?
-Я боюсь…- прошептала Жане,- я боюсь за тебя. Я боюсь, что Бог не простит тебя, не пустит в Рай…
За решёткой послышалось шуршание – совсем близко.
-Не бойся – мне помирать через четыре дня… Договорюсь с Ним как-нибудь!..
Жане улыбнулась, и слеза скатилась из её правого глаза.
-Мне пора уходить,- приглушённо попросила девушка,- А мне хотелось бы говорить ещё…
Вдруг прямо перед ней из темноты появилось лицо, испугавшее монашку неожиданном откровением – перед ней была молодая девушка, чуть старше самой Жане, с кудрявыми остриженными волосами, большими голубовато-зелёными глазами, смотрящими дико и смело, красивым изгибом губ и мелкими усталыми морщинками в их уголках. Ведьма тоже чуть удивилась и качнулась в сторону, но глаз не отвела. Это была молодая девчонка, и в груди у Жане что-то будто оборвалось, и тут же стало тепло и грустно – они были похожи с ней, как две капли воды – полные противоположности с чем-то до боли родственным.
-Так ты…
-Тсс…- прошептала ведьма,- Тебе пора идти. Ночь уже.
Медленное движение внутрь камеры. Лицо заключённой исчезло. Монашка помедлила, отходя от этого открытия.
-Пока…- наконец прошептала Жане и подобрала подсвечник с пола.
-Ты придёшь завтра?
-Да. Постараюсь… Ты мне…- Жане не посмела сказать больше и слова, и поспешно выбежала из тюремного коридора, пытаясь успокоить взволнованное сердце.
Жане Мария Паскаль не обманула – она приходила к заключённой каждый вечер в течение четырёх дней. Вначале радостная, что, наконец, нашла родственную душу, с которой можно говорить обо всём на свете, размышлять, быть искренней: весёлой, грустной, сердитой, узнавать о жизни то, что