Я возвращалась домой. Почти бегом. Тянула за руку Мотьку, семенившего за мной мелкими перебежками. Со стороны это, наверное, выглядело не очень красиво. Странно, что я вдруг подумала об этом. Всем наплевать, что происходит в моей жизни, почему бы и мне не наплевать на осуждающие взгляды прохожих? Но я, притормозив, остановилась. Мотька с разгону врезался в меня и удивленно посмотрел, задрав вверх голову.
- Знаешь, - улыбнулась я, - пойдем нормально, не спеша… Погода замечательная: тепло, сухо… И будь, что будет!
Мотька кивнул мне, и мы, не торопясь, пошли дальше, подбрасывая носками башмаков шуршавшие под ногами опавшие листья.
И вот наш подъезд… Лифт, лестничный пролет… На полу ручка входной двери. Значит, она опять куда-то рвалась, оставшись в пустой квартире. Ни удивления, ни иных эмоций. Я подняла ручку, ключом отперла замок, вставила в отверстие толстый карандаш, который теперь всегда носила с собой, повернула его, убрав фиксатор, и распахнула дверь.
Пока возилась, пристраивая ручки с обеих сторон на место, Мотька быстро разделся и побежал в гостиную, но у раскрытой настежь двери в ее комнату остановился.
- Бабушка! - услышала я его удивленный возглас. - Что ты делаешь?!
- Сам что ли не видишь? Ассорти…
Справившись, наконец, с ручками, я захлопнула дверь и подошла к Мотьке.
Она сидела на полу, поджав по-турецки ноги, перед большим медным тазом, в котором я летом варю варенье. Вокруг стояли банки с этим самым вареньем, содержимое из многих уже было вывалено в таз. Она улыбалась, усердно размешивая большой деревянной ложкой месиво, красиво названное ей ассорти.
- Уже достаточно, думаю… - не зная, какова будет реакция на мои слова, попыталась улыбнуться в ответ.
- Но я хорошо придумала, да? Ассорти же вкуснее.
- Конечно. Я уберу оставшиеся банки? Ну… Чтобы было с чем сравнить. Хорошо?
- Да, убирай. Хватит на сегодня.
Я сунула Мотьке пару банок с вареньем, подобрала остальные, оставшиеся не тронутыми, и поспешила на кухню.
Вечернее происшествие было скорее комичным. Но уборки все равно было достаточно. Сначала она - привести в божеский вид. Я помогла ей подняться с пола и повела в ванную.
Брызги от варенья были везде: на одежде, на руках, на ногах, на лице и даже в волосах. Что ж… Мыть так мыть. Процедура, ставшая привычной, доведенная до автоматизма. Десять минут. И вот она чистенькая сидит на стуле, а я сушу ей феном волосы: длинные без единого седого волоска. Очень красивые волосы, как и она сама. Даже теперь ей ни за что не дать ее возраста – ошибка будет как минимум лет на десять в минус. Такая генетическая особенность. Кстати, единственное, что я унаследовала, а красоту она приберегла для Наташки. И где она теперь, ее Наташка?
Пять лет назад, чуть больше пяти, в моем доме раздался телефонный звонок.
- Привет.
- Привет, - неуверенно откликнулась я.
- Это Наташа, твоя сестра. Не узнала?
Вопрос, надо полагать, был чисто риторический. Последний раз я видела ее в семилетнем возрасте, когда она пищала тоненьким детским голоском, а теперь из трубки звучал красивый грудной голос.
- Наташа?.. Что-то случилось?
- В самую точку. Мама заболела. Хочет тебя видеть.
- Что-то серьезное?
- А фиг его знает… Приедешь?
- Да, конечно. Когда удобнее?
- В любой день. Приемные часы для посетителей… Погоди минутку, сейчас у отца уточню. С четырех до семи, - после небольшой паузы продолжила она.
- Приемные часы?.. Она в больнице?
- Ну да, записывай адрес…
Этот разговор состоялся в начале мая, а в конце августа Наташка заявилась ко мне домой.
Ни слова не произнеся в качестве приветствия, она прошла в гостиную и плюхнулась в кресло.
- Нет времени на реверансы, поэтому сразу о деле, - решительным тоном начала она. – Мать скоро выписывают из больницы. Мы с отцом не сможем за ней ухаживать. Надеюсь, это ты понимаешь?
- Нет.
- Не перебивай, договорю, потом твои реплики, - недовольно поморщилась она. - Ты все равно сидишь дома с ребенком, и мы решили, что для тебя это не станет проблемой.
- Кто это мы?
- Мы с отцом. Это единственный приемлемый вариант.
- Погоди… Как это вы решили за меня? И потом… Разве не лучше ей будет в своей семье, чем у чужих людей?
- Каких чужих? Ты же дочь…
- Да, номинально. Фактически - мы чужие люди. Если ты забыла, то напомню – она оставила меня, когда мне не было и двух лет… Сколько раз она видела меня после? Не знаешь? Пять раз, если не считать последние посещения мной больницы, где ни она, ни я не знали, о чем говорить!
- Ерунда! Не время вспоминать прежние обиды.
- Это не ерунда, Наташа. Честно говоря, у меня и язык с трудом поворачивается называть ее мамой: привычки нет.
- Ой, только не надо лирики! У тебя это, у другого – другое… У всех свои заморочки. Короче, я тебя поставила в известность, чтобы потом не удивлялась.
Она встала, одернула коротенькую юбочку и направилась в прихожую.
- Погоди, мы же не договорили…
- Извини, я тороплюсь, - не останавливаясь, бросила она мне через плечо.
- Я же не отказываюсь помочь, но пойми, Наташа…
Ответом мне был громкий хлопок входной двери.
Больше ни она, ни ее отец в больнице не появлялись, и на связь не выходили. Таким образом, они просто не оставили мне выбора.
Пока мои домочадцы восседали за столом, поедая ужин, я, попробовав предварительно месиво из варенья и сочтя его вполне съедобным, раскладывала сей продукт по чистым банкам.
Мотька быстро справился с едой и убежал играть. А она с брезгливым выражением на лице, ковыряла вилкой котлету. Что бы ни было приготовлено мной на завтрак, обед или ужин, все подвергалось критике. Угодить ей было невозможно, к этому я тоже привыкла.
- А что это ты делаешь?
Разумеется, она уже забыла, что сама сотворила это кулинарное чудо.
- Раскладываю по банкам варенье.
- Варенье? А мне дашь?
- Доешь котлету, а потом будет чай с вареньем. Ты же любишь чай с вареньем, да?
Она с удивлением уставилась на меня.
- Я не ем варенье… Это наша бабушка любит варенье. Вечно ты все путаешь! Ничего запомнить не можешь! И где Петя и Павлик?
Петя и Павлик… Ха-ха… Она помнила братьев, а они, похоже, уже похоронили ее, вычеркнув из своей жизни.
- У себя дома. Доедай же, пожалуйста.
- Эту дрянь невозможно есть! Свиньям и то лучше готовят…
Она с грохотом отодвинула от себя тарелку.
- Не ешь, если не хочешь… Чай будешь?
- А где Петя и Павлик?
- Дома.
- Дома?.. А мама с папой скоро придут?
- Не знаю. Ты чай будешь?
- Как же я устала от твоих глупых вопросов. Конечно, я буду чай. А что ты в банки кладешь?
Чувствуя, что начинаю заводиться, я несколько раз глубоко втянула в себя воздух и улыбнулась.
- Варенье. Хочешь, я положу тебе к чаю?
- Конечно. Я люблю варенье.
Приходилось ли вам когда-нибудь общаться с людьми, потерявшими память, а вместе с ней и связь с окружающим миром? Думаю, немногие ответят утвердительно. Им объяснять ничего не нужно. А счастливчики, кому Фортуна не преподнесла подобного сюрприза, не поймут, сколько ни объясняй. Поэтому просто поверьте на слово – это очень тяжелое испытание. Даже в случае травматической амнезии, когда велика вероятность, что память вернется. А если надежды нет? Если запущенный в организме процесс необратим? Если день за днем сознание человека угасает, а вы не в силах ничего изменить? И прибавьте к этой безнадежности, что тяжело психологически, физические нагрузки по уходу за больным, утратившим многие элементарные навыки и чувство времени.
Такой человек вошел в мою жизнь, постепенно превратив ее во что-то вязкое и беспросветное… Лишь движущиеся по циферблату часов стрелки говорили мне о том, что время все же не остановилось. И одиночество… Не вдруг, но очень скоро один за другим исчезли все друзья-приятели. Телефон замолчал наглухо, превратившись в предмет интерьера. Муж?.. Тень, призрак... Появлялся лишь к полуночи и исчезал поутру. Только Мотька - мой маленький веселый звоночек – единственная отдушина и радость; он всегда был рядом. Если бы не он, я, наверное, сошла бы с ума.
- Что-то я утомилась. Пойду, прилягу.
Я проводила взглядом довольно высокую стройную фигуру, в очередной раз, удивившись, что болезнь нисколько не отразилась на ее внешности, вымыла наскоро руки и последовала за ней, зная, что самостоятельно она свою комнату не найдет.
Она уже была в гостиной, озираясь по сторонам и не понимая, где находится. Взяв за руку, я повела ее обратно.
- А что это за мальчик? Откуда он взялся?
- Это Матвей, мой сын и твой внук.
Весело рассмеявшись, она погрозила мне пальцем.
- Ой, ну и шуточки у тебя…
В ее комнате все еще стоял запах варенья вперемежку с ароматом духов, которыми она без всякой меры - из-за проблем с обонянием - опрыскивала свою одежду. Удивительное дело, но не способная самостоятельно ни одеться, ни раздеться, ни причесаться, она каждое утро не меньше часа просиживала за туалетным столиком, нанося на лицо макияж, всегда аккуратно без чрезмерности, я бы даже сказала, с большим вкусом.
Врачи на мои вопросы лишь пожимали плечами. У них на все был один ответ: процесс протекания болезни всегда индивидуален. Ничего они не знали. Они даже не могли объяснить, почему болезнь, считавшаяся старческой, иногда вдруг поражает людей в куда более раннем возрасте. Гипотезы, предположения… Накопление информации, статистика…
- А который час? Мама с папой скоро вернутся?
- Нет. Они вернутся очень поздно, - не желая уже ничего объяснять и растолковывать, подыграла я. - Так что ложись и спокойно засыпай.
Переодев и уложив ее в кровать, я выключила свет и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Запихнув в себя без всякого аппетита остывший ужин, я закончила раскладывание по банкам ассорти, вымыла посуду и пошла к Мотьке.
- Малыш, уже поздно.
- Ну, мам… Совсем же не поздно, еще полчасика…
- Нет, поздно. Убирай игрушки и топай в ванную.
- Какая ты…
- Какая? – улыбнулась я.
- Вредная.
- Не вредней тебя. Топай, говорю.
Мотька, недовольно пыхтя и что-то тихо бормоча себе под нос, стал собирать раскиданные по полу игрушки.
- Убрал.
- Умный мальчик, славный мальчик… Мамина радость, - тиская и щекоча, я тихонько подталкивала его по направлению к ванной.
- Иду, иду, не толкайся, - повизгивая от щекотки, он вырвался и побежал в коридор.
В соседней комнате, перегороженной поперек книжными стеллажами, служившей таким образом спальнями и нам с мужем, и сыну, я, приготовив ему постель, выключила верхний свет, зажгла торшер и устроилась в кресле.
Слишком быстрое возвращение Матвея навевало некоторые сомнения о тщательности вечерней водной процедуры, но, смалодушничав, я не стала ни о чем расспрашивать. Мое малодушие было расценено, видимо, как благодушие, поэтому быстренько переодевшись в пижаму, Мотька чмокнул меня в щеку и забрался на кровать под одеяло.
Меньше, чем через полчаса, он уже мирно сопел во сне. Заложив закладку, я захлопнула книжку о приключениях Незнайки и, поставила ее на полку.
Небольшая передышка перед ночным бдением.
Я прилегла на диван в гостиной и тут же заснула. Через полтора часа
Просто для понимания. Ага? 
