Слепец остановился на обед, пошарил рукой за козлами и достал небольшой мешок. В нём и было-то: бурдюк чистой воды, кринка свежего молока, десяток варёных яиц и две булки хлеба. Он ел осторожно, боясь разлить молоко или обронить яйцо. Но всё обошлось. Когда Нирак закончил с трапезой и хотел уже снова тронуться в путь, он услышал шорох из телеги — это проснулся Горбун.
— Ты есть хочешь? — спросил Нирак, снова опуская руку за козлы.
— Нет, — хрипло отозвался Горбун. — Мне бы воды.
— Сейчас... Мешок найду, — слепец продолжал шарить рукой.
— Ты трогай, я сам уж, — донеслось с телеги. — Ехать-то долго?
— Завтра к вечеру на месте будем, — ответил Нирак, погоняя Князя. — А сегодня придётся в лесу переночевать. Там есть укромная полянка.
— В лесу так в лесу, — хмыкнул Горбун. Похоже, он нашёл мешок, и слепец слышал, как жадно он сделал несколько глотков. — Ничего в этом страшного нет.
— А я всегда боюсь, что наткнусь на разбойников, — усмехнулся Нирак. — Но думаю, ночью к тебе ни один разбойник и близко не подойдёт.
Горбун только рассмеялся. У него был хрипловатый смех, который отчего-то казался даже добродушным. Если только не видеть, как при этом искажалось его и без того уродливое лицо. И Нирак не видел. Потому, наверное, смех Горбуна даже казался ему заразительным.
Вечером, когда солнце клонилось к закату, они, и правда, свернули в сторону от дороги и выехали на полянку. Её окружал густой лес, по которому мог бы пробраться только зверь, и то не крупный. Попасть сюда можно было только тем путём, которым они и пришли. И которого Горбун не заметил бы, если бы Князь сам не вышел на него. Нирак принялся за свой ужин с большим аппетитом. Он предложил старому другу разделить трапезу, но тот отказался, заметив, что у него в последнее время очень изменились вкусы. Вместо еды он загремел кандалами куда-то в сторону и бродил где-то по краю полянки. Горбун искал подходящее дерево для того, чтобы приковать себя, но не успел — восход луны так и застал его стоящим перед деревом с цепью в руках.
Горбуна скрючило, и он повалился на траву. Было слышно, как болезненный хрип перерастает в рык, а стенания — в вой. Нирак сжался, удерживая Князя, который отчего-то заволновался. Наконец, послышалось тяжёлое дыхание оборотня и его шаги — Серебряный Волк подходил ближе.
— Ну-ну, — он успокаивающе погладил шею Князя, и тот, фыркнув, успокоился. — Устал ведь. Поспал бы.
Конь помотал головой и подогнул ноги, устраиваясь. Нирак прежде замечал, что Князь здесь лишь дремлет стоя, а теперь отметил, что он улёгся на землю и даже пофыркивает. А Волк тем временем вернулся к телеге и что-то достал. И только теперь слепец понял, что за запах ему мерещился всю дорогу — запах свежего сырого мяса, которое Горбун принялся с причмокиванием и тихим рыком есть.
— Что это с Князем? — спросил Нирак, когда Волк завершил трапезу.
— Просто чувствует себя в безопасности, — отозвался Горбун. — Он как бы уверен, что я смогу его защитить, если что.
— Странно, что он в тебе хищника не видит, — слепца почти передёрнуло, когда он подумал о том, что его старый друг ест теперь сырое мясо.
— Слушай, вот не надо, — чуть раздражённо заговорил Волк. — Ты ведь ешь мясо? Куриц там, говядину, свинину. Яйца, опять же. Так какая разница, сырое оно или жареное?
— Ну... — задумчиво протянул Нирак.
— Кроме как на вкус — никакой, — оборвал его размышления Горбун. — Мне всё также привозят мясо с рынка, только мне его сырым теперь лучше есть.
— Я как-то слышал, что оборотни иногда сходят с ума и едят людей, — тихо прошептал Нирак. Сейчас в нём говорил глубинный страх перед хищником и колдовством.
— А ещё люди иногда убивают людей, — парировал Горбун. — Причём просто так, не для еды. Так что уймись, ладно? Я всё тот же Горбун, просто обросший густой серебряной шерстью и ставший выше раза в два. И только-то.
— Я... ну... Ты понимаешь... — начал оправдываться слепец, но Волк прервал его.
— Я понимаю. Это нормально, ты ведь нечасто оборотней близко видел. Привыкнешь, и страх уйдёт, — он усмехнулся. — Подумай, Князь вон совсем не боится.
Слепец широко зевнул, и Горбун обещал ему, что разбудит после рассвета. Сам он ложиться даже и не собирался: полдня он проспал, да и в волчьей шкуре спать совсем не хотелось. Потому Волк устроился под деревом, чуть в стороне от спящих Князя и Нирака, поднял палку и стал ковырять её когтем, вырезая небольшую фигурку себя самого.
И Князя, и Нирака разбудил утром болезненный вопль Горбуна. Он хрипел и катался по земле, разгоняя предрассветный туман. Солнце торопливо выбиралось на небосвод, Волк же снова обращался Горбуном. Заметив, что и так всех разбудил, он молча прошёл к телеге, достал из своего мешка бурдюк воды, сделал несколько жадных глотков и упал спать.
Часть 5
Горбун проснулся от того, что телега остановилась. Он неохотно приподнялся, намереваясь спросить у Нирака, что происходит. Однако ответ стоял прямо перед ним в виде высокого мужчины с длинными седыми волосами, но сравнительно молодым лицом. Стретерен, а был это именно он, о чём вопил дивный резной посох с навершием из горного хрусталя, рассматривал Горбуна с задумчивым видом, склонив голову набок.
— О как, — наконец выдал он. — Интересный у тебя друг, Нирак. Проходите в дом, выпьем чаю.
Колдуны разительно отличались от ведьм. Если ведьмы в силу особенностей своей магии выглядели как половозрелые девицы и лицом столетних старух, то колдуны обретали образ благообразных старцев с лицом довольно молодым. Так уж была устроена магия — она по-разному влияла на того, кто ей пользуется.
Стретерен был не молод. И даже уже не стар. Даже когда бабушка Нирака была молодой, колдун уже был таким как сейчас. А с тех пор прошло немало времени. Дом у него был маленький и тесный, вмещавший всего две комнаты. Одну можно было принять за обычную комнату в деревенском доме: лежак, стол со стульями вокруг и хлипенький шкаф, прижавшийся к сундуку. Атмосферу обычности портили развешанные под потолком травки, между которыми так плотно была сплетена паутина, что самого потолка даже не было видно. Стол был покрыт вопиюще дорогим шёлком, в центре его стоял мутный, треснутый хрустальный шар. В углу приплясывало помело, а в красном углу, куда обычно вешали предметы поклонения, стоял здоровенный котёл. Вторая комната представляла собой магическую кухню, вход в которую колдун предусмотрительно прикрыл шторой.
Гостей Стретерен усадил за стол и строго-настрого запретил что-либо трогать. Даже кота, который тёрся о ноги и норовил влезть на колени. Сам он с глуповато счастливой улыбкой обнял мешки с чаем, привезённые Нираком, и, пританцовывая, скрылся в кухне. Оттуда уже через мгновение донеслась какая-то песня, которую колдун то ли напевал, то ли насвистывал. Вернулся он с исполинским чайником и тремя чашками, разительно отличавшимися друг от друга.
— Ты, значит, собираешь проклятия? — улыбчиво поинтересовался чародей у Горбуна.
— То есть? — не понял тот.
— И горб, и глаз, и оборотничество... Как же это вышло?
— Косой и гобратый я с детства, — пробурчал Горбун. — Сколько помню себя. А оборотнем случайно стал...
— Вот как, — улыбнулся Стретерен. — Ну, два-то проклятия легко снять, а вот волчью кровь вывести сложнее...
— А я и не горю желанием от неё избавиться, — хмуро заметил оборотень.
— Ха-ха! — рассмеялся колдун. — Ну, тогда всё просто: нужен тебе поцелуй девицы не старше тридцати лет от роду и не моложе шестнадцати, совершённый на закате под чтение одного стиха, — он подавил смешок. — Читать полагается чародею.
— Да какая ж девица согласится меня поцеловать? — обречённо ответствовал Горбун.
— А я говорил что-то про согласие? — озадаченно переспросил Стретерен. — Выкради девицу, привези сюда, поцелуй да увези обратно. Делов-то.
Ещё через мгновение чародей расхохотался. Заливистый смех его сотрясал пучки травы под потолкам с такой силой, что оттуда сыпалась пыль вперемешку с паучками. Причиной столь оглушительного гогота стали вытянутые лица Нирака и Горбуна, взиравших на него так, будто он предлагал им учиться летать, прыгая с башни. Впрочем, Горбун, крепко задумавшись, пришёл к выводу, что если совершить подобный акт сумасшествия ночью, то девица и сопротивляться не станет. А потом её можно сунуть в мешок, чтоб не билась в истерике при виде его дневного облика.
— Для тебя я тоже кое-что придумал, — просмеявшись наконец, проговорил колдун. — Хочешь попробовать?
— Д-да, — признал Нирак, всё ещё переваривая идею о похищении девицы.
— Тогда надо начинать приготовления, — ещё больше оживился чародей. — Вы как раз успеете смотаться за девицей. И мне, и вам недели хватит.
Перед тем как чародей отпустил сирых и убогих своих гостей, он с особым пристрастием расспросил Горбуна о том, каково быть оборотнем. Горбун отвечал коротко, провоцируя новые и новые лавины вопросов, ответы на которые Стретерен старательно записывал. Но как только вопросы закончились, чародей ловко вытолкал гостей за дверь, и они, за неимением выбора, поехали обратно.
По пути Нирака озарило: ведь и правда была в Легстаге девушка нужного возраста, которой такое приключение не повредило бы. Слепец высказался в том ключе, что Тарии подобное событие могло бы здорово вправить мозги. Горбун в свою очередь отметил, что через неделю как раз будет безлунная ночь, и он не начнёт обращаться в закатных лучах. В итоге, оба решили, что Стретерен редкий проныра и всё просчитал.
На ночлег они встали на той же полянке, что и прошлой ночью. Нирак и Князь спокойно уснули под бдительным присмотром оборотня, который, в общем-то, и не требовался. Но Серебряный Волк всё равно не сомкнул глаз до рассвета, погружённый в раздумья, что будет делать, когда проклятие с него будет снято.
Часть 6
Тария влюбилась. Конечно, ей было невдомёк, что появившийся в Легстаге молодой человек — всего лишь кукла, отправленная в город шутки ради ведьмой, что заколдовала Кайру, и дочь Гритаса искренне желала быть с ним. Чувство распирало её изнутри, и девушке не терпелось поделиться им с кем-нибудь. Но сестёр она находила глупыми для подобных бесед, а мать тут же начала бы допытываться, что да как. О том, чтобы рассказать подругам, которых у Тарии, к слову, было не так много, не могло быть и речи — так уж устроены женщины, особенно молодые и незамужние, что непременно попытаются влезть в чужие отношения. Потому выбор девушки пал на согбенную старушенцию, которую притащил в дом отец. Гритас, посовещавшись с женой, отрядил бедной женщине комнату как раз по соседству со старшей дочерью на первом этаже дома, чтобы старухе не нужно было ковылять по лестнице вверх и вниз. И вот, вечером, когда все отужинали в комнате при кухне и разошлись по спальням, Тария пробралась в комнату Кайры и устроилась на краешке кровати.
— Влюблялись ли Вы,
