утвердительный ответ, спросил, как её найти и уже очень скоро беседовал с Галиной Силич, которая, как оказалось, вместе со своим мужем Александром Фроловым (свою девичью фамилию она так и не поменяла), ещё одним моим однокурсником, по распределению приехала на работу в Рощинскую экспедицию. Саши дома не было, - он ещё не вернулся с полевых работ с вольфрамового месторождения «Восток», и Галя одна занималась воспитанием их первенца.
Примечательно, что когда на праздновании десятилетнего юбилея окончания МГУ ровно через девять лет после этой встречи в Рощино я напомнил о ней Гале Силич, также вместе с мужем приехавшей на юбилей, она никак не могла припомнить факта этой встречи. Вот поэтому, наверное, женщины редко пишут мемуары, - им нечего бывает вспомнить, не в обиду будь всем им это сказано.
...Мягко приземлившись в аэропорту Рощино и выгрузившись, мы были обрадованы, что через какие-то полчаса в Дальнереченск отправляется полупустой «Ан-2». Когда мы только добирались сюда в начале нашей экспедиции, то до Дальнереченска от Владивостока ехали на поезде, а потом несколько часов тряслись в пыльном автобусе. Теперь же всё у нас устраивалось в полном соответствии с космическим веком, - не на ракете, но всё равно по воздуху.
Билеты мы взяли сразу до Владика и теперь, дождавшись попутного борта, в Дальнереченске оставалось только зарегистрироваться. Не успели мы размять свои усталые от сидения в вертолёте мышцы, как уже снова оказались в воздухе. Через полчаса полёта к нам подошёл один из пилотов и сказал, что они сообщили по рации, что везут двух пассажиров до Владивостока и в пункте пересадки обещали «тормознуть» для нас транзитный борт. Ну, разве не приятно услышать, что для тебя держат целый самолёт?
Едва мы сели в Имане, - это старое название Дальнереченска, ещё используемое старожилами наравне с новым, - нам сообщили, чтобы мы поторопились, ведь «Як-40», совершающий рейс по маршруту Хабаровск-Дальнереченск-Владивосток, задерживается исключительно из-за нас.
Нас заставили ещё взвесить свой груз и доплатить за лишний вес, - ведь камни везли, - и вот, наконец, прямо в болотных сапогах и штормовках мы поднялись на борт самолёта и сели в мягкие кресла. Сразу после этого трап поднялся и уже спустя несколько минут мы летели в бархатной ночи в сторону столицы Приморья.
В аэропорту Владивостока взяли такси и менее, чем через час, со свежей рыбой и почти не использованным спиртом я уже ввалился в свою комнату в общаге на улице Кирова, 64. Весь путь от Янтарного до дома занял у меня около шести часов (у Сергея ещё меньше – он жил на тринадцатом километре, в Академгородке, и высадился раньше), что, несомненно, можно было внести в несуществующую ещё Приморскую книгу рекордов (типа Гиннеса).
Другой раз у меня было приятное общение с авиаработниками в аэропорту посёлка Пластун, который стоит в устье реки Джигитовки, впадающей в Японское море километрах в пятистах к северу от Владивостока, куда нам – мне и лаборанту кафедры петрографии геофака МГУ Юрию Егорову и надо было долететь. Выезжали мы с ним в первых числах июля после работы в геолого-съёмочной партии Приморского геологического управления. С тяжёлыми рюкзаками выбирались из базового лагеря сначала пешком, а потом на попутном жёлтом лесовозе "Камацу". Совсем немного не доезжая до поворота на аэродром, мы увидели садящийся «Як-40».
Надеясь на него успеть, побежали вниз по дороге к аэродрому, а там оказалось не меньше полутора километров. Когда мы финишировали, то не застали в аэропорту никого, - прилетевшие пассажиры на машине проехали навстречу. Самолёта тоже не было, - он как-то незаметно для нас улетел. Зашли в пустынное деревянное здание, где был единственный человек, оказавшийся диспетчером. Выяснилось, что он видел нас бегущими с громадными рюкзаками, предположил, что мы геологи, поэтому зауважал, а когда узнал, что нам нужно во Владивосток, попросил немного подождать, и мы потом слышали, как он разговаривал с командирами пролетающих где-то в вышине самолётов и просил их совершить посадку, чтобы забрать двоих геологов. К большому нашему сожалению, все борты были загружены до предела, сообщение о чём мы сами слышали по рации.
Пропустив так два или три «кукрузника», диспетчер сказал, что улететь сегодня не получится, но завтра он нас обязательно отправит на рейсовом «Яке», хотя билетов на него давно нет. Пока что он предложил отвезти нас в Пластун, где мы сможем переночевать в местной гостиничке. Так мы и сделали, а наутро как и было обещано, смотрели, как далеко внизу проплывает береговая полоса Японского моря.
Потом проблемы с вылетом у нас с Юрой возникли во Владивостоке. Мы там не могли задерживаться более, чем на три-четыре дня - в Москве меня ждали билеты до Симферополя, - а когда я пришёл в здание «Трансагентства» на Посьетской, в кассе сообщили, что билетов нет на ближайшие две недели. Приунывший, я вышел на ступеньки, постоял немного и тут мне пришла в голову простая и гениальная мысль. Я тут же вернулся к кассе и спросил, на какое число есть билеты до Ленинграда. Мне сказали, что могу взять требуемое на когда угодно, хоть на завтра.
Я так и сделал, - взял билеты до Ленинграда, а потом сразу пошёл на телеграф и отправил в бухгалтерию геофака МГУ телеграмму следующего содержания: «В связи с отсутствием билетов в Москву прошу разрешить возвращение отряда через Ленинград. Ботряков».
Из Ленинграда в Москву мы с Юрой благополучно приехали на поезде, впервые полюбовавшись на знаменитые белые ночи и посетив не менее известный Петергоф с его великолепными фонтанами.
Когда я сдавал в бухгалтерии авансовый отчёт, главбух не удержалась от того, чтобы не подвести меня к гигантской карте Советского Союза, висящей на стене кабинета и показать мне, где Владивосток, Ленинград и Москва. Это она сделала для того, чтобы упрекнуть меня в чрезмерной растрате государственных средств. Вынужден был ей напомнить, что из Владивостока посылал соответствующую телеграмму. Она покопалась в своих бумагах, разыскала нужное, после чего все претензии бухгалтера ко мне испарились в воздухе кабинета, как утренний туман.
…Самым неудачным для себя я вынужден считать рейс из Бугульмы в Москву в декабре семьдесят шестого. Поезд между этими пунктами идёт без малого сутки, а я из-за постоянных переносов на два-три часа в итоге потратил на этот путь целых полтора. Особенно тяжело было коротать время по ночам, - здание аэропорта обогревалось плохо, поэтому, несмотря на большое количество мест на мягких диванах, уснуть мне никак не удавалось, покуда я не догадался затащить кресло в одну из встроенных в стену телефонных будок, - они был достаточно просторны для этого. Ногам было тесновато, но своим дыханием мне быстро удалось согреть внутреннее пространство, и я довольно сносно поспал.
Зато пару лет спустя задержка рейса оказалась мне на руку. Было это во Владивостоке. Мой рейс в Москву уходил очень неудобно – в семь двадцать утра. Чтобы попасть в аэропорт к этому времени, нужно было или ехать с вечера, или часам к пяти появиться в Трансагентстве на Посьетской, - это недалеко от Морского и железнодорожного вокзалов. Там проводили регистрацию пассажиров, сажали в автобус и везли прямо к трапу самолёта. Поскольку я проживал в академическом общежитии на Кирова на окраине города, то и оттуда было добираться не совсем удобно, если бы не вариант заночевать у товарища, Жени Бочарникова, который снимал квартиру в Тупике Шевченко, - оттуда было рукой подать до Посьетской, не больше двадцати минут хода. Я так и не узнал, в честь «Кобзаря» он был назван, или его однофамильца, прославившегося на приморской земле, взрастившей много малороссов, когда-то очень давно переселившихся на противоположную сторону Российской империи.
Вечером мы с Женей хорошо посидели, повспоминали былое, а утром, разомкнув глаза, на специально поставленном для меня будильнике я с ужасом увидел текущее время – семь двадцать. Если самолёт отправлен по расписанию, его колёса в этот момент должны были отрываться от взлётной полосы аэродрома. А я ещё даже не умылся! То ли я не слышал звонка, то ли будильник вообще не звонил, сие так и осталось для меня невыясненным.
Положение усугублялось тем, что за опоздание полагался двадцатипятипроцентный штраф, а денег у меня было в обрез. Решил довериться судьбе и уже на трамвае поехал на Посьетскую. В агентстве мне сказали, что нужно сдавать билет и получать свои три четверти стоимости билета. «Ну уж нет!», - сначала подумал, а потом и вслух произнёс я, сел в первый же автобус до аэропорта и через час уже входил в его здание, где на табло увидел радостное для меня сообщение, что мой рейс задерживается на четыре часа, которых мне так не хватало. Едва успел зарегистрироваться, неправдиво ответив на вопрос, где был всё это время, как объявили посадку, и вместе со всеми я зашёл в свой самолёт, всё-таки дождавшийся меня.
Запоминающимся для меня было возвращение из экспедиции на Кунашир, которой в этой книге посвящён целый рассказ (см. «Курильские страдания»). После того, как в порту Корсаков на Сахалине мы распростились с Володей Сывороткиным и его попутчиками, на несколько дней я заехал к своей дальневосточной родне, единственной на всём протяжении от Урала до Курил. Ещё в Долинске я попытался, было, взять билет хотя бы до Хабаровска, но в кассе сказали, что их нет на ближайшие десять дней, - шла лососёвая путина, и со всего Советского Союза, существовать которому оставалось каких-то два месяца, на Сахалин слетелись любители красной рыбки и икры того же цвета. Я немного приуныл, потому что, хоть и знал, что безвыходных положений не бывает, но всегда ведь существовала вероятность, что поиски выхода могут быть сопряжены с большими растратами времени и средств.
Родственники отвезли меня в аэропорт, зайдя в который я натурально упал духом: он был до отказа забит отъезжающим людом. Билетов в кассах, разумеется, не было и не предвиделось, и тогда я решил применить апробированную тактику. Попросил родственников свозить меня в город, где в «Трансагентстве», тоже переполненном жаждавшим отъезда народом (поэтому мне пришлось достать свои красные корочки ведущего научного сотрудника научно-исследовательского института и, размахивая ими, - спецслужба, дескать, - прорваться в служебную кассу), я взял билет до Хабаровска дней на двенадцать вперёд, - на сколько, уже не имело значения, поскольку улететь с этим билетом я намеревался уже сегодня и ни днём позже.
На Сахалин из Хабаровска, по крайней мере, тремя неделями раньше я летел именно так, - подошёл к стойке регистрации и, когда кончились пассажиры, а места ещё оставались, сунул свой билет, отправления по которому должен был ждать ещё пару недель, и благополучно проник на нужный мне рейс, чтобы расслабиться в мягком кресле, да аэрофлотовскую курочку пожевать. Случилось это, правда, не на ближайшем рейсе, а на втором, или третьем, но промежуток между ними не превышал одного часа.
С купленным впрок билетом, как с индульгенцией на отпущение грехов, я стал чувствовать себя гораздо увереннее, и меня уже не пугала толпа добытчиков
